Высшая ценность - Александр Лоскутов

— То есть ты не хочешь нести ответственность?

— Конечно! А кто бы хотел? Ты? Она?.. Тот, кто утверждает, что ему по нраву нести ответственность за весь этот безумный мир, — либо сумасшедший, либо Бог. И ни тому, ни другому я бы ее не доверял.

— Но послушай…

— Нет, это ты послушай, Алексей, — неожиданно резко перебил меня бывший инквизитор. — Открою тебе страшный секрет: все, что ты слышал по этому поводу от меня, Матери Ефросиний и Еременко — не более чем слова. А рядом с Богом любые слова теряют свой смысл. Важны только души — частички Господа. Важны только чувства — частички души. Смотри в себя, пробуй разобраться в том, что ты чувствуешь. И пойми: я не смогу тебе помочь ничем.

Ну что тут можно было сказать? Не держать же мне его силой.

— Вернешься в город?

— Конечно. Куда ж еще?

— А как?

Хмырь расплылся в шаловливой улыбке. Ну прямо как мальчишка, затевающий очередную каверзу:

— Так же, как и всегда, — через ворота.

Через ворота? Хм… Интересно. Как можно проникнуть внутрь периметра незамеченным прямо через ворота. Я такого способа не знаю…

Спросить?

Нет. Не хочу знать.

— Может быть, тебя проводить? Хотя бы до периметра. А то мало ли…

Я все еще сомневался. Хмырь же только усмехнулся:

— Ты лучше свою подружку проводи. Романтическая прогулка по мертвым улицам — что может быть лучше для влюбленных?

Я устало вздохнул:

— Слушай, может, уже хватит. Она мне не подружка. И любовь здесь ни при чем.

Бывший инквизитор послушно кивнул.

— Да-да. Конечно. Ни при чем. И я не вижу ее в твоих взглядах и не вижу в ее. Конечно же, ни при чем. — Он вдруг дернул меня за рукав и, подтянув поближе, зашептал прямо в ухо: — Одного прошу: постарайся ради нее не погубить весь наш бренный мир… Ну ладно, удачи вам!

Иван Симонов, бывший верховный инквизитор Екатеринбургской епархии, а ныне — опасный еретик, разыскиваемый церковью по многим обвинениям, легонько хлопнул меня по плечу. Осторожно, будто опасаясь обжечься, провел пальцами по руке Ирины. По-церковному широко и размашисто перекрестил нас обоих. И легким прогулочным шагом, не вязавшимся с напряженно стиснутым в руке пистолетом, вышел со двора. Я смотрел ему вслед, но он так и не обернулся.

Когда пробирающаяся мимо пустых домов и брошенных автомобилей коренастая человеческая фигурка скрылась за углом, я шумно выдохнул. Повернулся к Ирине… И врезался взглядом в холодную синеву смотрящего из ее глаз льда.

Миллионы тонких и острых как бритва лезвий вонзились в мою душу. Иглы синего льда терзали меня изнутри. Это было больно. Но я терпел. Теряя клочки шкуры и оставляя на холодных клинках мертвого льда темные капли своей крови, я упрямо шел вперед.

И постепенно далеко-далеко впереди я увидел свет. Слабую, беззащитную искорку тепла, изнемогающую под гнетом бесконечных тонн мертвого льда. Я шел к ней. Каждый шаг отдавался немыслимой болью в изрезанном беспощадным холодом теле. А огонек, казалось, вовсе не становился ближе…

И я не выдержал. Мигнул, прерывая контакт. Тяжело дыша, привалился к успокаивающе прохладной стене дома. Прямо под лопатку мне впилась ржавая перекрученная железка, когда-то, видимо, служившая держателем водосточной трубы. Но я даже не обратил на нее внимания.

Я рассматривал свои заметно дрожащие руки. На них не было ни глубоких царапин, ни хирургически ровных кровоточащих разрезов. Только загорелая неповрежденная кожа, усеянная редкой сеточкой старых шрамов. От предпринятого мной путешествия через страну синего льда на теле не осталось ни малейших следов. И только душа, изрезанная и избитая, все еще трепетала от боли, вызванной прикосновением к затопившему глаза Ирины божественному началу…

До потонувшего в бездне льда огонька я так и не дотянулся. Но, может быть, это и к лучшему. Чего стоит эта любовь, когда жить ей осталось от силы сутки? Пусть лучше она спит там, под панцирем синего льда, и не мучает ее и меня своей невозможностью.

Вздохнув, я поднял глаза. Ирина, чуть склонив голову набок, печально смотрела на меня. На ее губах застыла тонкая ироничная полуулыбка. И увидев ее, я готов был поклясться: она знала. Она все знала. Но, будучи мессией— посредником между божественной силой и людьми, — приняв свою судьбу, не собиралась ей противиться. Она была готова сделать все, что от нее потребует Бог. И умереть, ценой своей жизни изменяя лик этого мира.

Я же в свою очередь готов был умереть сам, но не дать умереть ей. И мне наплевать, слышишь, ты там, с нимбом и на облаке, мне наплевать, сколь сильно я при этом поломаю твои планы!

Через силу улыбнувшись, я протянул руку. И с трудом подавил дрожь, когда теплые мягкие пальцы легли в мою заскорузлую от рукояти меча ладонь.

— Пойдем, Ира. Поищем себе местечко для ночлега.

Ночь…

Брошенные дома слепо пялятся на меня темными провалами окон. Пустынные улицы хранят высокомерное молчание. Бесформенными тенями застыли в неверном лунном свете оставшиеся без хозяев автомобили. Бессчетными искорками горят позади огни далекого города.

Я знаю, что они там, хотя и не оборачиваюсь.

Мне знакомы эти места. Знакомы вплоть до последнего покосившегося столба, до последней трещины в асфальте. Несчетное количество раз я уже бывал здесь, уходя и возвращаясь, преследуя и убегая. Убивая и умирая…

Мне хорошо известен этот район. И я знаю, куда идти.

Я иду один. Но в то же время чувствую, что рядом есть кто-то еще. Невидимый, неслышимый, неощутимый кто-то, чья суть есть Сила, беззвучно ступает рядом со мной по растрескавшемуся грязному асфальту.

Мертвую тишину ночи пронзает заунывный вой оборотня. Я слышу в нем одновременно голод и боль, нетерпение и страдание, вожделение и страх. И усмехаюсь, тихо и спокойно, потому что знаю: оборотень не посмеет напасть на меня. Нет нужды тянуться за мечом или лихорадочно передергивать затвор пистолета. Сегодня драки не будет.

Потому что сегодня рядом со мной идет Сила.

Я неторопливо иду по ночному городу, пересекая мертвые проспекты, оставляя позади-тихие улицы и сворачивая в темные переулочки. Мне некуда торопиться. До рассвета еще есть время. Я успею.

Медленно-медленно ползет к горизонту луна. Медленно-медленно гаснут звезды, и светлеет ночное небо. Власть тьмы уходит. Скоро вновь наступит день — время света и жизни. Но пока… Пока меня окружают сумерки— причудливое переплетение света и тьмы, тонкая грань между двумя мирами, ниточка таинственного нечто, ставшая временным пристанищем постоянно колеблющегося на грани добра и зла человека.

Сумерки. Время, не принадлежащее ни Раю, ни Аду. Время, когда свет и тьма ступают по земле рука об руку…