Драмы. Стихотворения - Генрик Ибсен

Фру Стокман. А перед своей семьей, Томас? Перед нами, домашними? По-твоему, ты выполнишь этим свой долг перед теми, о ком должен заботиться?

Петра. Ах, да не думай ты вечно и прежде всего о нас, мама!

Фру Стокман. Тебе легко говорить; ты в случае чего сама постоишь за себя… Вспомни о мальчиках, Томас, да подумай немножко и о самом себе… и обо мне…

Доктор Стокман. Право, ты совсем спятила, Катрине! Да если бы я, как жалкий трус, согнул шею перед Петером и его проклятой шайкой, была бы у меня после этого хоть одна счастливая минута в жизни?

Фру Стокман. Уж не знаю, но боже сохрани от такого счастья, какое ждет нас всех, если ты останешься без куска хлеба, без верного дохода. Мне кажется, довольно уж мы натерпелись в былое время, вспомни об этом, Томас. Подумай, чем это все грозит.

Доктор Стокман (с трудом сдерживая свое волнение и сжимая кулаки). И эти канцелярские батраки могут довести честного человека до такого положения! Разве это не ужас, Катрине?

Фру Стокман. Да, просто грешно так поступать с тобой; что правда, то правда. Но, господи боже, мало ли на свете неправды, с которой приходится мириться!.. Вот мальчики, Томас, взгляни на них! Что с ними будет! Нет, нет, не может быть, чтобы у тебя хватило духу…

Входят Эйлиф и Мортен с учебниками и тетрадками.

Доктор Стокман. Мальчики!.. (Вдруг овладев собой, твердо и решительно.) Хоть бы весь мир провалился, я не склоню шеи под ярмо. (Направляется в свою комнату.)

Фру Стокман (следуя за ним). Томас… чего же ты хочешь?..

Доктор Стокман (в дверях). Я хочу иметь право смело глядеть в глаза моим мальчикам, когда они вырастут свободными людьми. (Уходит к себе.)

Фру Стокман (заливаясь слезами). Господи, спаси нас, сохрани и помилуй!

Петра. Молодчина отец! Он не сдастся.

Мальчики с недоумением смотрят на всех, Петра делает им знак молчать.

Действие третье

Контора редакции «Народного вестника». Налево в глубине входная дверь. Направо в той же задней стене вторая дверь со стеклами, через которые видна типография. В правой стене тоже дверь. Посреди комнаты большой стол, заваленный бумагами, газетами, книгами, около него несколько кресел. Впереди, налево, окно, возле него конторка с высоким табуретом. У стола несколько кресел. По стенам стулья. Комната имеет мрачный, неприветливый вид, обстановка старая, кресла грязные и ободранные. В типографии несколько наборщиков за работой, подальше виден ручной пресс в ходу.

Редактор Ховстад сидит за конторкой и пишет. Немного спустя справа входит Биллинг, держа в руках рукопись доктора Стокмана.

Биллинг. Ну, скажу я!..

Ховстад (продолжая писать). Вы прочли?

Биллинг (положив рукопись на конторку). Н-да, прочел.

Ховстад. Что, ловко доктор бреет?

Биллинг. Бреет? Да он, убей меня бог, разит наповал! Что ни слово, то прямо, скажу я, удар топора!

Ховстад. Ну, этих господ с одного раза не свалишь.

Биллинг. Оно так. Тогда мы начнем наносить удар за ударом, пока не свалим этот оплот власть имущих. Право, когда я читал статью, мне показалось, что я вижу приближение революции…

Ховстад (оборачиваясь). Тсс… не услыхал бы Аслаксен.

Биллинг (понижая голос). Аслаксен — мокрая курица, трусишка; разве это мужчина? Но на этот раз вы, надеюсь, поставите на своем? А? Ведь проведете статью доктора?

Ховстад. Если только фогт не сдастся добром…

Биллинг. Вот была бы досада, черт побери!

Ховстад. Ну, что бы там ни вышло, мы все-таки извлечем пользу из этого дела. Не сдастся фогт на предложение доктора — все мелкие обыватели сядут ему на шею… весь союз домохозяев и прочие. А сдастся — так разойдется с целой кучей крупных акционеров курорта, которые до сих пор были надежнейшей его опорой…

Биллинг. Да, да, им ведь придется раскошелиться; чертовски много денег понадобится!..

Ховстад. Да уж это хоть побожиться. А тогда заколдованный круг будет разорван, вот увидите, и мы изо дня в день будем вдалбливать публике, что фогт несведущ в том-то и в том-то и что все ответственные должности в городе, все управление общественными делами должно перейти в руки свободомыслящих людей.

Биллинг. Что верно, то верно, убей меня бог! Я вижу — мы накануне революции!

Стук во входную дверь в глубине налево.

Ховстад. Тсс! (Громко.) Войдите!

Входит доктор Стокман. Ховстад идет ему навстречу.

А, да это доктор! Ну?..

Доктор Стокман. Печатайте, господин Ховстад.

Ховстад. Кончилось-таки этим?

Биллинг. Ура!

Доктор Стокман. Печатайте, говорю. Конечно, этим кончилось. Сами того захотели. Теперь закипит война в городе, господин Биллинг.

Биллинг. Не на живот, а на смерть, надеюсь, господин доктор!

Доктор Стокман. Доклад мой — лишь начало. У меня в голове еще четыре-пять статей. Где тут у вас Аслаксен?

Биллинг (кричит в типографию). Аслаксен, зайдите-ка сюда на минуточку!

Ховстад. Еще четыре-пять статей, говорите? Все о том же?

Доктор Стокман. Н-нет, куда, милый мой! Совсем о других предметах. Но исходными пунктами остаются водопровод и клоака. Одно тянет за собой другое, понимаете? Словно когда начинаешь ломать старое строение, точь-в-точь.

Биллинг. Вот, убей меня бог, верно. Никак не остановиться, пока не снесешь долой всю рухлядь.

Аслаксен (входя из типографии). Долой? Не собирается же доктор снести долой водолечебницу?

Ховстад. И не думает. Успокойтесь!

Доктор Стокман. Нет, дело идет совсем о другом!.. Ну, так что же вы скажете о моей статье, господин Ховстад?

Ховстад. По-моему, изложено мастерски.

Доктор Стокман. Не правда ли?.. Ну, очень рад, очень рад.

Ховстад. Так все просто, ясно, вразумительно, не нужно быть и специалистом, чтобы понять, в чем дело. Смею сказать, все просвещенные люди будут на вашей стороне.

Аслаксен. И рассудительные, полагаю?

Биллинг. И рассудительные и безрассудные! Я думаю, почти весь город.

Аслаксен. Ну, так, верно, можно ее напечатать.

Доктор Стокман. Полагаю!

Ховстад. Завтра же утром пускаем ее.

Доктор Стокман. Да, черт побери, нельзя терять ни единого дня. Слушайте, господин Аслаксен, вот о чем я хотел вас попросить: вы уж займитесь рукописью сами.

Аслаксен. Займусь, займусь.

Доктор Стокман. Берегите пуще глаза. И чтобы ни единой опечатки. Там каждое слово важно. А я еще заверну, авось успею немножко проглядеть корректуру… Да, просто выразить не могу, как я жажду видеть свой доклад в печати… как он полетит в свет…

Биллинг. Вылетит, как молния!

Доктор Стокман.… На суд всех здравомыслящих сограждан. О, вы представить себе не можете, чему я подвергся сегодня. Мне грозили и тем и сем, хотели лишить меня самых моих неотъемлемых, ясных, как день, человеческих прав!..

Биллинг. Что? Ваших человеческих прав?

Доктор Стокман. Хотели унизить меня, сделать из меня подлеца, требовали, чтобы я поставил личные выгоды выше самых своих кровных, священнейших убеждений…

Биллинг. Это уж чересчур, убей меня бог!

Ховстад. Ну, от этих господ можно всего ожидать.

Доктор Стокман. Да нет, не на таковского напали. Увидят черным по белому… Теперь я брошу якорь в «Народном вестнике» и каждый божий день буду осыпать их своими статьями-гранатами.

Аслаксен. Послушайте, однако…

Биллинг. Ура! Война так война!

Доктор Стокман. Я их пригну к земле, раздавлю, снесу их укрепления на глазах у всех здравомыслящих людей. Вот что я сделаю!

Аслаксен. Но, пожалуйста, соблюдайте умеренность, господин доктор, стреляйте, да в меру.

Биллинг. Нет, нет! Не скупитесь на динамит!

Доктор Стокман (невозмутимо продолжает). Теперь дело не только в водопроводе да клоаке, видите ли. Нет, надо очистить, дезинфицировать всю нашу общественную жизнь…

Биллинг. Вот оно, всеразрешающее слово!