Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - Аарон Бек

Государственные лидеры опираются на собственные представления о том, как работает человеческий разум, чтобы понять точку зрения противника или союзника, но они, очевидно, часто не могут найти актуальную и надежную информацию[275]. Несмотря на серьезные усилия, порой приходят к ошибочным выводам, твердо придерживаясь своей точки зрения. Подобные фатальные ошибки могут ставить мир на грань войны.

История изобилует примерами неправильного понимания мыслей другой стороны, обычно носящего характер «исполнения желаний». Так, незадолго до начала Первой мировой войны руководители Германии и Австрии думали, что руководители России не решатся на объявление мобилизации и войну с Австрией, чтобы остановить нападение последней на Сербию. Они надеялись также на то, что Россия с сочувствием отнесется к переживаниям австрийцев, связанных с убийством их кронпринца. Австрия также посчитала (и это было ошибкой), что Россия воздержится от прямого военного столкновения – точно так же, как было в 1906 году, когда Австро-Венгерская империя аннексировала Боснию. Еще позднее руководители Германии пришли к ошибочному выводу о том, что Британия не будет в достаточной мере обеспокоена вопросом неприкосновенности Бельгии и не вступит в войну, если немецкие войска вторгнутся в эту маленькую страну.

Точно так же руководители Германии и Австрии не смогли правильно предугадать настрой американского общественного мнения против них, порожденный развязанной ими ничем не ограниченной подводной войной, в особенности потоплением роскошного пассажирского корабля «Луизиана». Во время мюнхенской встречи, состоявшейся достаточно задолго до начала Второй мировой войны, премьер-министр Невилл Чемберлен посчитал, что правильно понял мысли Гитлера, решив, что тот стремится к миру. А во время Корейской войны генерал Дуглас Макартур, уверенный в своем знании «восточного менталитета», решил, что Китай не задействует свои войска и не атакует американские силы, когда они двигались по направлению к китайской границе[276].

Хотя государственные деятели пытаются принимать рациональные решения на тему «за и против» при развязывании войн, ошибочные представления вполне вероятны. Недостаток информации о намерении врага использовать военную силу и ее мощи может усугубляться верой лидеров в то, что навязывает собственная пропаганда. Ошибочные представления о ходе мыслей по ту сторону – критический фактор при принятии неправильных решений. Хотя руководители государств могут иметь представление о точке зрения тех, кто им противостоит, часто бывает трудно отличить искренность от лукавства. Тактика блефа и ответного блефа, дезинформация, хитрость могут маскировать истинные намерения. Гитлер очень успешно это проделал в отношении своих агрессивных устремлений в Мюнхене. С другой стороны, накануне Первой мировой войны лидеры европейских держав явно преувеличивали враждебные намерения своих противников[277].

Когда государственные руководители находятся под серьезным давлением, в обстановке сильного стресса, они с большей вероятностью ошибочно оценят своих противников[278]. Оказавшись в тупике и пытаясь разрешить конфликт, они склонны ждать от врага самого худшего. Изначально относясь к намерениям Англии с подозрением, кайзер Вильгельм неправильно интерпретировал попытку лорда Грея выступить посредником между центральными державами и Россией как хитрый ход с целью заманить его в ловушку[279]. В отличие от негативной предвзятости при интерпретации взглядов и намерений противника, государственные лидеры часто демонстрируют неоправданно-оптимистическую «пристрастность со знаком плюс» при оценке возможностей своей страны, когда решают, что война неизбежна. Подобная необъективность и тенденциозность в мышлении вылились для Франции в катастрофическую ошибку при оценке вероятности победы, когда принималось решение развязать Франко-прусскую войну. В обеих мировых войнах Германия не ожидала вступления Соединенных Штатов в схватку, что резко снижало ее шансы на победы.

Сравнительно недавно, когда аргентинская армия получила приказ атаковать Фолклендские/Мальвинские острова, ее генералы были необоснованно убеждены, что Британия будет не слишком сильно озабочена защитой этих островов. Они просчитались в оценке вероятности британской интервенции, а их последователи были в высшей степени уверены, что войска уничтожат англичан. Когда российские войска в 1996 году вторглись в Чечню, военное руководство переоценило свою силу и недооценило силу сопротивления.

Выглядит так, что, когда правительственные и военные лидеры мобилизуют силы для атаки, их восприятие противников искажается из-за излишнего оптимизма и пристрастности. Исследуя международные кризисы, Снайдер и Дизинг обнаружили, что в среднем 60 % сигналов, поступающих от противников, оказываются неправильно интерпретированными или искаженными в процессе их передачи[280].

Личные реакции лидеров стран на свои дипломатические успехи и неудачи могут играть важную роль при принятии ими решений о начале войны. Дипломатический триумф или провал поднимает либо опускает самооценку. Часто их личная радость или горе формируют настроения всей нации и распространяются по стране. Стремление членов политической элиты к власти и подъему собственного престижа часто искажает их понимание того, в чем состоят высшие интересы группы или государства. Субъективные моменты в их анализе издержек, выгод и рисков, связанных с войной, могут перевешивать заботу о жизнях тех, кто за ними следует.

Когда государственный руководитель видит шаблонный образ врага, он абстрагируется от данных о намерениях последнего – или игнорирует их, что влияет на выбор между миром и войной. Такой шаблон способствует искажению информации о противнике и радикально сокращает количество вариантов, возможных для принятия решений. Образы Врага и убеждения, связанные с ним и имеющиеся у национальных лидеров, являются результатом учета исторических особенностей, баланса сил, текущих экономических и политических конфликтов, а также личностных отношений между лидерами. Все эти факторы сходятся воедино, образуя своего рода окончательный общий путь к принятию военно-политического решения. Результатом всего этого – убеждений и интерпретаций, реалистичных или искаженных, рациональных или иррациональных – может стать война.

Мобилизация общественного мнения на войну

Учитывая, что создать условия для начала войны могут столкновения национальных интересов, целей и коллективных представлений о себе, как у лидеров государств формируются окончательные убеждения о том, что они имеют дело с Врагом, и поэтому они инициируют войну? Как они мобилизуют готовность населения приносить необходимые жертвы? Решение руководителей начать войну может быть основано на оценке сути сложных политических вопросов и проблем, сравнении относительных военных возможностей, а также суждениях о целях, взглядах и намерениях противника. В любом случае они должны апеллировать к народу в поиске широкой поддержки, основанной на чувствах национальной гордости и возмущения, негодования по поводу зловредной сущности Врага. Для получения поддержки продвигаемой повестки дня руководители могут внедрять в общественное сознание искаженный образ своей нации как жертвы насилия со стороны иностранных государств. Граждане при этом будут реагировать точно так же, как они реагировали бы на оскорбление другого индивидуума или как если бы сочли себя его жертвой: у них возникнет чувство, что необходимо наказать обидчика. Стремление к мести – практически рефлекторная реакция на грубое унижение: потерю лица или имущества, угрозу личной