Студенты - Юрий Трифонов

По дороге на вокзал Вадим, волнуясь, думал о встрече с Олей. Но ее не было на перроне. Андрей стоял в группе незнакомых студентов, тоже делегатов; он был в кожаном коротковатом — верно, в отцовском — пальто и в сапогах.

— Отчего так поздно, Вадим? Эх ты! — Он обнял Вадима и расстроенно покачал головой. — Все пиво без тебя выпили. Тут Петр был, Рая, Максим, Нина — только ушли… Через десять минут отправление.

Андрей вздохнул и неожиданно сказал, понизив голос:

— Ты знаешь — что-то я волнуюсь…

— С чего вдруг?

— Вот, страшновато стало… Понимаешь, хочется отличиться. И не только перед ленинградцами, но и перед москвичами из других вузов. А я вдруг уверенность потерял. Так ли все у меня хорошо, все ли правильно?.. Три ночи подряд Самгина перечитывал.

— Все будет в порядке, Андрюша, — сказал Вадим, улыбнувшись. — Да ты и сам знаешь, что все будет в порядке.

— Не знаю… — Андрей вздохнул, поднял очки на лоб и потер пальцами глаза. — Там и обсуждения будут. Диспуты. А разговаривать, сам знаешь, какой я мастер. Обязательно собьюсь, напутаю… Слушай, а как ты думаешь: почему Горький избрал героем своей эпопеи именно образ такого человека, как Клим Самгин?

Вадим ответил что-то, и начался спор. Они отошли от группы делегатов и двинулись по перрону к голове поезда. Неожиданно и без всякой связи Вадим спросил:

— А почему Оля не пришла на вокзал?

— Оля? — переспросил Андрей рассеянно. — Она здесь. Побежала в киоск мыло покупать; я так собирался, что мыло забыл взять. Что-то долго ее нет… — Андрей взглянул на часы и продолжал: — А по-твоему, случайно Горький избрал форму бессюжетного романа? И даже не романа — ведь это называется повестью…

Вадим, споривший до этого вяло, заговорил вдруг с подъемом:

— Горький ничего не избирал! Какой сюжет в жизни? Он взял саму жизнь, ничего не придумывая, не прибавляя…

— Андрюшка!

Оля бежала к ним по перрону, по-мальчишески размахивая руками.

— Здравствуйте, Вадим! — поздоровалась она, подбежав и глядя на Вадима радостно.

— Где ты бегала? — спросил Андрей строго.

— На площадь бегала! Горе-путешественник!.. Я еще не уверена, не забудешь ли ты мыться каждый день.

— Ну хорошо, без глупых шуток… Давай, пожалуйста, сюда. — Андрей, хмурясь, положил мыло в карман пальто. — Елка, а теперь немедленно езжай домой, а то опоздаешь на двенадцатичасовой автобус.

— Домой? — спросила Оля, вмиг перестав улыбаться. — А я хочу до отхода…

— Мало ли что ты хочешь! Следующий автобус идет без четверти час, нечего тебе одной ночью по шоссе гулять. Сейчас же отправляйся!

Оля молчала, потупясь.

— А я все равно останусь… — сказала она тихо. Вдруг лицо ее просияло. — Я у тети Наташи буду ночевать! Как раз надо ее навестить, я ее полгода не видела.

Пожав плечами, Андрей пробормотал:

— Сама говорила, что никогда больше не останешься у тети Наташи, потому что она всю ночь спать не дает своими разговорами. Странный прилив родственных чувств…

— Идемте к вагону, сейчас отправление! — сказал Вадим громко и потянул Андрея за руку.

Перед самым отходом поезда Андрей спохватился, что не сказал Вадиму главного.

— Третьего дня я был у Кузнецова. Он собирается проводить дискуссию — «Образ советского молодого человека». Помнишь, намечали? Он хочет, чтобы и наши студенты приняли участие. Интересно, должно быть…

— Я помню, — сказал Вадим, — кажется, это еще Палавин предложил?

— Да-да. А что Сережка сейчас делает, не знаешь?

— Не знаю. Хочет уезжать…

— Дурак, — сказал Андрей коротко. — Вот малодушие! А он, наверно, думает, что если он уедет в тайгу учителем-недоучкой, то совершит подвиг самопожертвования.

Последние слова Андрей говорил, уже стоя на подножке. Поезд бесшумно, точно стараясь уйти незамеченным, двинулся вдоль перрона. Провожающие пошли рядом нестройной толпой, глядя в открытый тамбур и в окна, натыкаясь друг на друга и крича каждый свое:

— Береги горло, Женя!..

— Лиговка, пять! Пять!..

— Яну привет!..

— Не забудь про цикламен!..

Этот возглас относился к Андрею. Когда поезд ушел и дружная толпа провожающих как-то сразу рассыпалась, Вадим спросил у Оли, что это — цикламен.

— Это альпийская фиалка, очень красивая. У меня в Ленинграде подруга живет, и у нее есть этот цикламен. Я просила Андрея привезти семена. Все равно забудет!

Оля безнадежно махнула рукой. Они вышли на площадь перед вокзалом, и в этот поздний час полную суетливой жизни, залитую светом. Бойко торговали ночные ларьки, лоточники с мороженым и папиросами, продавщицы цветов. Легковые такси, все одинаково дымчато-серого цвета, с шахматным бордюром по кузову, стояли у тротуара длинным парадным строем. Одни поминутно отъезжали, другие подкатывали, двигаясь в толпе людей нерешительно, словно на ощупь…

Оля, обычно такая оживленная и разговорчивая, отчего-то притихла. Она шла в некотором отдалении от Вадима. «Все-таки она совсем девочка, — подумал он вдруг. — Боится, что возьму ее под руку».

— Где живет ваша тетя Наташа?

— В центре. Я поеду на метро до Охотного.

— Может быть, немного пройти пешком?

— Пешком? Ну пойдемте… Только здесь скользко. Возьмите меня под руку.

Он взял ее под руку. Оля оживилась и начала рассказывать о своем техникуме, о предстоящих экзаменах. Весной она кончает. Ей хотелось бы работать в опытном лесничестве, вроде того, где она была на практике. Уезжать из Москвы? Да, жалко, конечно… Вот и Андрей окончит, тоже уедет, и отец останется совсем один.

— Но ведь это не на всю жизнь, правда? — сказала Оля горячо. — Я обязательно вернусь в Москву, но я вернусь с диссертацией, я вернусь заслуженным человеком. А у вас есть какая-нибудь мечта?

— Есть, — ответил Вадим, помедлив.

— Какая же?

— Я хотел бы встретиться с вами, когда вы вернетесь в Москву заслуженным человеком.

— Нет, вы шутите, — сказала Оля, засмеявшись, — а я спрашиваю серьезно.

— Я не шучу.

— А если я никогда не вернусь?

— Тогда… ну, тогда я приеду к вам. Ведь там, где вы будете работать, тоже будут дети и их надо учить…

— Какие же дети в лесу? — сказала Оля тихо. — Это же лес…

Оля замолчала, отвернувшись от него и глядя в сторону на бегущие по улице машины. Вадим сказал глуховато, словно что-то доказывая:

— Если в лесу живут люди, значит, и там есть дети. Ведь у вас тоже будут дети. И их надо учить. Так что…

— Моих детей? — спросила Оля удивленно и вдруг расхохоталась так звонко, что на нее оглянулись прохожие. — Вы думаете, у меня будет столько детей, что для них откроют школу в лесу? Ой, Вадим… Знаете что! — Она вдруг перестала смеяться. — Я бы хотела, чтоб вы приехали ко мне. Да, только не когда-то там через сто лет, когда у меня будет дюжина детей, а на днях. Мне будет скучно на этой неделе… Знаете, привезите свою научную работу о прозе Пушкина и Лермонтова и почитайте. Андрюшка говорил, что у вас очень интересная. Вы кончили?

— Нет еще.

— Ну ничего, сколько есть. Не думайте, что я уж такой профан в литературе. Андрей всегда со мной советуется.

— Вы скучаете без Андрея? — спросил Вадим.

— Да. Мы с ним в общем очень дружны. Серьезно, Вадим, приезжайте! И папа тоже спрашивал: почему это Вадим больше не приезжает? А то ведь… — Оля запнулась и добавила тише: — Мы, наверно, встретимся с вами только на вокзале, когда Андрюшка вернется.

— Он вернется дней через десять, — сказал Вадим.

— Видите, как долго…

— Почему долго?

— Почему? Потому что… — Она вдруг повернула к нему лицо, и в глазах ее смеялись и пылали отражения фонарей. — Потому что я хочу, чтобы вы приехали ко мне в лес. Когда-нибудь… когда у меня будет много, много детей и придется открывать для них школу.

Они стояли на остановке, и уже подходил, бесшумно покачиваясь, троллейбус, по-ночному светлый, пустой и словно отчего-то грустный. Они вошли, разбудив дремавшего кондуктора, и в троллейбусе не сказали друг другу ни слова. Но как только они сошли в центре, Вадим спросил, крепко взяв Олю за руку:

— Это правда?

— Я пошутила, — сказала она. — Сегодня ведь первое апреля. Идемте — вон дом тети Наташи!

И она побежала по тротуару, не вырывая своей руки и увлекая Вадима за собой. В огромном, гулком вестибюле со спящим лифтом они прощались.

— Ваша шутка недействительна, — сказал Вадим, глядя на часы. — Сейчас ноль часов пятьдесят минут. Уже второе апреля.

— Ой, что вы! — воскликнула Оля испуганно. — Так поздно! Я побегу…

— Нет, стоп, — и он взял ее другую руку. — Значит, ваша шутка недействительна?