Давай займемся любовью - Анатолий Тосс

– У нее был операционный день, – начал выкладывать я информацию. – Вернее, не день, а утро. А теперь она в лаборатории, сейчас спустится.

– В какой лаборатории? – не понял Ромик.

– В научной лаборатории, – наставительно пояснил я. – Она не какой-нибудь там просто хирург, а ученый хирург. Видел буковки после фамилии? – Я указал на вывеску на двери.

– И у тебя с ней было? – предположил мой проницательный товарищ.

– Еще как, – нескромно подтвердил я.

– Ну, ты даешь. – Он покачал головой. – Ты же у Тани последнюю неделю провел. Когда ты успеваешь?

– Халтурить меньше надо, – зашлепал я пухлыми своими губами. – Хотя тебе в любом случае нельзя. Ты на семью ориентирован, у тебя обязательства, – не без ехидства напомнил я Ромику.

– Скотина, – откровенно отозвался он обо мне, но без злобы отозвался.

Тут неожиданно отворилась дверь Милиного кабинета, и из него вышла деликатная медсестра. Теперь она была полностью прибрана для поездки домой – длинное пальто с меховым воротником, шапочка, зимние сапоги. Она еще раз внимательно осмотрела меня, потом, бросив быстрый взгляд на Ромика, снова осмотрела меня, будто я сильно сердечный больной и мне нужно срочное медсестринское вмешательство.

– Людмила Борисовна сказала, что сейчас спустится. Минут через пять, – доложила она, и я понял, что они снова созванивались, обменивались агентурными данными. – Мне пора идти, я кабинет пока запру, я вы здесь посидите, подождите.

– Конечно, конечно, – забеспокоился я вслед за медсестрой. – Мы обязательно дождемся, вы не волнуйтесь. – Хотя похоже было, что она все равно волнуется.

Потом она простучала каблуками зимних, тяжелых сапог по линолеуму и исчезла.

– Еще пять минут? – удивился я. – Пять минут уже прошли, это уже десять получается.

– Она прихорашивается небось, готовится к встрече. Вот ты уже подкрашен, тебе готовиться не надо, а у них это целый ритуал, – предположил Ромик, и оказалось, что он осведомлен о женских ритуалах лучше, чем я. Вот что значит долгая, бесперебойная подруга, с которой сроднился за годы.

Ну, а вскоре каблучки по коридору застучали снова, но уже иным стуком – легким, энергичным, в нем самом чувствовались напор и решительность. Мила шла по пустому, длинному коридору, полы докторского халата разметались, бедра покачивались от нетерпеливого, быстрого шага. От ее небольшой фигуры во все стороны по коридору разлеталась уверенность, а еще обещание – вот она сейчас подоспеет, и все недуги, болячки тут же заживут, затянутся и перестанут тревожить.

– Ты не врешь, что у тебя с ней было? – еще больше зауважал меня Ромик.

– Да пошел ты… – отозвался я иносказательно, сам, словно загипнотизированный, провожая взглядом приближающуюся женщину в сексапильной медицинской униформе. Вернее, не «провожая взглядом», а «встречая взглядом».

Милочка подлетела, притормозив уже на самой финишной прямой, взглянула на меня, сморщила наполовину прикрытый челкой лобик, пробежала взглядом по Ромику, мол, не ошиблась ли, не перепутала? Выяснилось, что не ошиблась, – взгляд снова остановился на мне.

– Что случилось? – Голос не успел отделаться от резкости, от командных, доминантных ноток. Более того, в нем проступило недовольство и даже, я не мог поверить, раздражение. – Что за новые сюрпризы? Где тебя так разукрасили?

Я развел руками, рассказывать всю историю не имело смысла еще и потому, что со стороны история выглядела сомнительной. Подраться с преподавателем, который к тому же еще подрабатывал на «контору», – нет, не прозвучало бы это здесь, в солидном медицинском учреждении, убедительно.

– Ты случаем не с психическими отклонениями? – Раздражение в голосе нарастало. Я и не подозревал, что Милочка умеет так легко раздражаться, не подозревал, что на меня умеет. – Я ведь до конца не знаю. Прошлый раз со сломанным ребром явился, сейчас с разбитым лицом! Алкаши, бродяги на улице лучше выглядят. Ты вообще нормальный? Ты сам-то знаешь, на кого похож?

Я подумал, что до конца не знаю, лишь приблизительно. С того момента, как я смотрел на себя в зеркало, прошло часа полтора, за это время лицо должно было распухнуть до еще большей неузнаваемости.

– Вот ты, Мил, по коридору шла, а мы с Ромиком смотрели на тебя и думали, что ты ангел. Что ты придешь и сразу успокоишь, вылечишь, спасешь. Как ангелу и полагается. А оказывается, что ты обыкновенная бичи баба. Знаешь, от английского слова «bitch». Только я лицом поплохел, так ты сразу с претензией, с обидой. А как же клятва Гиппократа? Я уже не говорю про женскую чуткость и про недавнее нежное отношение ко мне.

Не знаю, что она разобрала из моей сбивчивой, косноязычной речи, но, видимо, что-то разобрала, голос тотчас сбавил напор. Она подошла вплотную, профессионально, по-врачебному осторожно дотронулась рукой до подбородка, повернула лицо влево-вправо, под разными углами, осмотрела поврежденную поверхность. В прикосновении чувствовалась забота, может быть, докторская, но возможно, что и женская.

– Кто это тебя так разукрасил? – спросила она снова, но уже без агрессии, без раздражения.

– Да это длинная история, она сейчас не имеет значения, – пожал я плечами. – Важен результат.

– Результат я вижу, – кивнула Милочка, продолжая осматривать меня в скудном электрическом свете коридора.

– Да нет, – отмахнулся я единственной здоровой рукой. – Результат в том, что пришлось подставиться ради вот этого придурка. – Я кивнул на Ромика, который послушно мотнул головой, безоговорочно соглашаясь с «придурком». – Там на него наехали. Ну и надо было, чтобы кого-то сильно побили. У нас было собрание, комсомольское, вот меня и выбрали. Делегировали, так сказать.

– Перестань паясничать, – перебила меня врач. – Что произошло? – повернулась она к Ромику. – Ты-то хоть можешь объяснить членораздельно? – Сейчас, когда она обратилась к нему, в ее голосе снова появились волевые, доминантные нотки.

«Странно, – успел мимоходом подумать я, – а в постели она совсем не стремится к доминантности. Даже наоборот».

– Он правильно в основном сказал, – заступился за меня Ромик серьезным, без намека на легкомыслие голосом. – Он за меня подставился. Другого выхода не было, на нас в институте наехали, вернее, на меня. И Толик решил, что единственный выход – это спровоцировать того человека. Ну, чтобы он его избил, а потом мы на него в суд подали. Нет, правда, сложно в двух словах объяснить… – Ромик сбился, замялся.

– Ничего не поняла, – попыталась обмануть нас Людмила Борисовна, потому что наверняка была женщиной сообразительной. – А почему именно тебе надо было подставляться? – Она выделила интонацией слово «тебе». – У тебя же ребро сломано. Тебе вообще двигаться запрещено, а ты в драку. Что у тебя за потребности такие?

Если честно, мне ее допрос стал надоедать. Конечно, как-то объяснить мои повреждения было необходимо, но ведь как-то мы объяснили.

– Слушай, – сказал я, тоже добавив в голос резкости. – Так получилось, понятно? Спонтанно. Там думать некогда было. Да и драки никакой не было. Он по мне вдарил два-три раза, на том дело и закончилось. Теперь мне заключение медицинское нужно для милиции, адвоката и прочее. Ты можешь заключение сделать? Или кто-то у вас в клинике? Если нет, я в травмпункт могу поехать.

Она сразу осеклась, все же добавила, пожурила для порядка:

– Тебе же нельзя было. Ребро могло сместиться. Могло вообще легкое проткнуть. Надо же соображать хоть немного.

Я ничего не ответил, промолчал, но вместо меня ответил Ромик:

– Правда, все настолько быстро произошло, никто даже подумать не успел. Кроме Толика, конечно. Главное, похоже, действительно другого выхода не было.

– Ладно, – смилостивилась наконец доктор Гессина, – сейчас все сделаем. Пойдем в кабинет. – И Ромику: – Вы, молодой человек, можете ехать домой, спасибо, что сопроводили.

– Мне же его домой еще надо довезти. Я на машине… – попытался было возразить Ромик, но бдительный эскулап его прервала:

– Не волнуйтесь, я сама довезу. – И тут же мне: – Пойдем в кабинет, осмотрю тебя.

Я взглянул на Ромика, он на меня, я попытался было приподнять брови, но ничего приподнять не получилось. Поэтому пришлось интерпретировать словами.

– Слышал, что доктор прописал? Ты домой, я на осмотр. Не боись, старик, я в надежных руках.

– Да-да, – на ходу подтвердила Мила и стала отпирать своим собственным докторским ключом дверь собственного докторского кабинета.

А вот у Ромика поднять брови вполне получилось, и интерпретировать его мимику даже не требовалось. «Ну, ты даешь», – красноречиво восклицала мимика, и в ней читались и уважение к побитому товарищу, и даже подспудная зависть.

В кабинете освещение оказалось значительно лучше, чем в коридоре. Даже нашлась специальная мощная лампа с направленным светом, так что моя боевая раскраска предстала перед сердечным доктором в полном, сильно припухшем убранстве.