Ночной Дозор - Сергей Лукьяненко

— Света…

— Ты прав, — отрезала она. — Но и я чуть-чуть права. Только не в том, что распустилась перед ребятами, конечно. Они как умеют, так и веселятся. Как умеют, так и сражаются. У нас сегодня выходной, и нельзя его портить остальным. Договорились?

И я снова почувствовал стену. Невидимую стену, которая всегда будет стоять между мной и Гесером, между мной и чинами из высшего руководства.

Ту стену, что время возводит между нами. Сегодня я своими руками уложил в ней несколько рядов холодных хрустальных кирпичей.

— Прости меня. Света, — прошептал я. — Прости.

— Забудем, — очень твердо сказала она. — Давай забудем. Пока еще можем забывать.

Мы наконец-то огляделись.

— Кабинет? — предположила Света.

Книжные шкафы из мореного дуба, тома под темным стеклом. Здоровенный письменный стол, на нем компьютер.

— Да.

— Тигренок ведь живет одна?

— Не знаю. — Я покачал головой. — У нас не принято расспрашивать.

— Похоже, что одна. Во всяком случае, сейчас. — Светлана достала платочек, стала осторожно промакивать слезы. — Хороший у нее дом. Пойдем, всем ведь не по себе.

Я покачал головой:

— Да они наверняка почувствовали, что мы не ругаемся.

— Нет, не могли. Тут барьеры между всеми комнатами, не прощупать.

Посмотрев сквозь сумрак, и я заметил скрытое в стенах мерцание.

— Теперь вижу. Ты с каждым днем становишься сильнее.

Светлана улыбнулась, чуть напряженно, но с гордостью. Сказала:

— Странно. Зачем строить барьеры, если живешь один?

— А зачем их ставить, когда ты не один? — спросил я. Вполголоса, чтобы не требовалось ответа. И Светлана не стала отвечать.

Мы вышли из кабинета обратно в гостиную.

Обстановка была не совсем кладбищенская, но близкая к тому.

То ли Семен, то ли Илья постарались — в комнате царила пахнущая болотом сырость. Игнат, стоя в обнимку с Леной, тоскливо взирал на окружающих. Он предпочитал веселье, во всех его проявлениях, любые ссоры и напряги были ему как ножом по сердцу. Картежники молча смотрели на одну единственную карту, лежащую на столе, под их взглядами та дергалась, извивалась, меняла масть и достоинство. Надувшаяся Юля о чем-то тихо расспрашивала Ольгу.

— Нальете выпить? — спросила Света, держа меня за руку. — Не знаете, что для истеричек лучшее лекарство — пятьдесят граммов коньяка?

Тигренок, с несчастным видом стоявшая у окна, торопливо пошла к бару. Она что, нашу ссору на свой счет записала?

Мы со Светой взяли по рюмке коньяка, демонстративно чокнулись и поцеловались. Я поймал взгляд Ольги: не обрадованный, не опечаленный, а заинтересованный. И чуть-чуть ревнивый. Причем ревность эта никак не связана была с поцелуем.

Мне вдруг стало нехорошо.

Как будто я вышел из лабиринта, где брел долгие дни и месяцы. Вышел, чтобы увидеть вход в следующие катакомбы.

Глава 2

Я смог поговорить с Ольгой наедине лишь через два часа. Веселье, каким бы натужным оно ни казалось Светлане, уже переместилось по двор. Семен хозяйничал у мангала, выдавая желающим шашлыки, — которые готовились со скоростью, однозначно намекающей на использование магии. Рядом, в тенечке, стояли два ящика сухого вина.

Ольга о чем-то дружелюбно болтала с Ильей, у обоих в руках было по шампуру шашлыка и по стакану с вином. Идиллию прерывать было жалко, но…

— Оля, надо поговорить, — сказал я, подходя к ним. Светлана была полностью увлечена спором с Тигренком — девушки с жаром обсуждали традиционный новогодний карнавал Дозора, перескочив на него с жаркой погоды по какой-то прихотливой женской логике. Самый подходящий момент.

— Извини, Илья. — Волшебница развела руками. — Мы еще обсудим, хорошо? Мне очень интересен твой взгляд на причины развала Союза. Хоть ты и не прав.

Маг торжествующе улыбнулся и отошел.

— Спрашивай, Антон, — тем же тоном предложила Ольга.

— Знаешь, о чем спрошу?

— Догадываюсь.

Я оглянулся. Рядом никого не было. Еще длился тот недолгий миг дачного пикника, когда хочется есть, хочется пить, и нет тяжести ни в желудке, ни в голове.

— Что ждет Светлану?

— Будущее читать трудно. А будущее великих магов и волшебниц…

— Не виляй, партнерша, — я заглянул ей в глаза. — Не надо. Ведь мы все-таки были вместе? Работали в паре? Еще когда ты была наказана и лишена всего, даже этого тела. И наказана справедливо.

У Ольги от лица отхлынула кровь.

— Что ты знаешь о моей вине?

— Все.

— Откуда?

— Я же все-таки работаю с данными.

— У тебя не хватит допуска. Случившееся со мной никогда не заносилось в электронные архивы.

— Косвенные данные, Оля. Ты видела круги на воде? Камень может давно лежать на дне, зарасти илом, а круги еще будут идти. Подтачивать откосы, выносить на берег мусор и пену, переворачивать лодки, если камень был большой. А он был очень большой. Считай, что я долго стоял на откосе, Оля. Стоял и смотрел на волны, которые точат берег.

— Ты блефуешь.

— Нет. Ольга, что дальше будет со Светой? Какой этап обучения?

Волшебница смотрела на меня, забыв об остывшем шашлыке и полупустом стакане. И я нанес еще один удар:

— Ты ведь прошла этот этап?

— Да, — кажется, она перестала играть в молчанку — Прошла. Но меня готовили более медленно.

— А зачем такая спешка со Светой?

— Никто не предполагал, что в этом столетии родится еще одна Великая Волшебница. Гесеру пришлось импровизировать, перестраиваться на ходу.

— Тебе потому и вернули прежний облик? Не только из-за хорошей работы?

— Ты ведь сам все понимаешь! — глаза Ольги не хорошо блеснули. — Зачем пытаешь меня?

— Ты контролируешь ее подготовку? Исходя из своего опыта?

— Да. Удовлетворен?

— Ольга, мы же по одну сторону баррикад, — прошептал я.

— Тогда не толкай соратников локтями!

— Ольга, какова цель? Что не смогла сделать ты? Что должна сделать Света?

— Ты, — она действительно растерялась, — Антон, так ты блефовал!

Я молчал.

— Ты ничего не знаешь! Круги по воде, ты не знаешь, куда смотреть, чтобы их увидеть!

— Допустим. Но ведь главное я угадал?

Ольга глядела на меня, покусывая губы. Потом покачала головой:

— Угадал. Прямой вопрос, прямой ответ. Но объяснять я ничего не стану. Ты не должен знать. Это тебя не касается.

— Ошибаешься.

— Никто из нас не желает Свете зла, — резко сказала Ольга. — Ясно?

— Мы и не умеем желать зла. Вот только наше Добро порой ничуть не отличается от Зла.