Том 6. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть аторая - Эрнест Лависс

Американцы в Японии. В это время на троне микадо восседал Норихито (Комей Тенно, 1847–1856), а сегуном был Иэёси (1838–1853). Торговые интересы Соединенных Штатов на Дальнем Востоке были столь существенны, что президент Фильимор решил с целью заключения договора послать в Японию эскадру под начальством коммодора Метью Кальбрейса Перри. Последний достиг Ураги, у входа в бухту Эдо, в июле 1853 года.

31 марта следующего года, несмотря на противодействие принца Мито и врагов династии Токугава, Перри заключил с бакуфу в Канагаве договор из двенадцати статей. В числе их наибольшую важность, с точки зрения американцев, представляла статья, разрешавшая открытие портов Симода в провинции Идзу и Хакодате на острове Эдзо (Хоккайдо). Этот договор был ратифицирован президентом Соединенных Штатов в 1854 году, а обмен ратификациями состоялся в Симоде 21 февраля 1855 года. Заключение этого договора послужило прецедентом для таких же соглашений с другими европейскими державами: Англия, Россия и Голландия одна за другой добились важных преимуществ. Нагасакский договор (31 октября 1854 г.), заключенный адмиралом сэром Джемсом Стир-лингом, открыл англичанам порты Нагасаки (Хидзен) и Хакодате (Матсумаи); Симодский (7 февраля 1855 г.) и Нагасакский (30 января 1856 г.) договоры были последовательно заключены русским виде-адмиралом Евфимием Путятиным и голландцем Яном-Гендриком-Донкером Курциусом.

Новые договоры. Новый американский посланник генерал Тоунсенд Гаррис, использовав франко-английские победы в Китае, 29 июля 1858 года заключил в Эдо новый договор, в силу которого город Канагава открывался для иностранной торговли, и Соединенным Штатам предоставлялось иметь дипломатического агента в Эдо. 18 августа 1858 года японцы заключили договор с Голландией, 7 августа — с Россией, 26 августа — с Англией, 9 октября — с Францией. 13 августа 1859 года представитель Франции барон Гро добился открытия Хакодате, Канагавы и Нагасаки для французской торговли. Затем были открыты еще Ниигата 1 января 1860 года и Хёго 1 января 1863 года. С 1 января 1862 года Япония разрешила французским подданным жить в Эдо, с 1 января 1863 года — в Осаке, но только по торговым надобностям. Когда в 1858 году внезапно скончался сёгун Иэсада, на его место попытались возвести Хитотсубаси; но первый министр (тайро) Ии Камон расстроил этот план, и на престол вступил Иэмоти.

Вражда к иностранцам. Ии Камон-но-Ками — один из немногих государственных людей Японии понял значение и силу иностранцев. Именно он заключил с ними последние договоры наперекор микадо и даймё. Если бы он не сделал этого, то не только династию Токугава, но и самого микадо постигла бы неизбежная катастрофа. Этот замечательный деятель заплатил жизнью за свою прозорливость: он был убит в 1860 году. Брожение против иностранцев усиливалось: 5 июля 1861 года было учинено нападение на английское посольство, а 14 сентября 1862 года люди даймё Сатсума убили близ Иокогамы англичанина Ричардсона. Необходимо было предпринять решительные шаги. 5 сентября 1864 года английская, французская, голландская и американская эскадры соединились для нападения на форты Симоносеки и разрушили их. Два года спустя Хитотсубаси, более известный под именем Кейки, сделался сегуном; он был последним из рода Иэясу.

Падение Токугава. Между тем микадо Комей Тенно умер, и престол занял его сын Мутсухито, родившийся в Киото 3 ноября 1852 года. Новый государь принял неиго (название годов правления) Мейдзи[189] (1868). Вспыхнула революция, и сёгунат был упразднен; императорские войска в нескольких сражениях победили сторонников Токугава, и последние в следующем году в Хакодате сложили оружие. Мутсухито подтвердил заключенные с иностранцами договоры и открыл для торговли Кобе, Осаку (1868), Ниигату и Эдо (1869); он перенес свою резиденцию из Киото в Эдо, переименованный в Токио («Восточная столица» — слово, означающее то же, что Тонкий). Началось полное преобразование страны Восходящего Солнца; мы увидим дальше, что, несмотря на необычайную-быстроту, эта реформа встретила на своем пути большие трудности.

ГЛАВА X. ВОЙНА 1870–1871 ГОДОВ. ИМПЕРИЯ

Войну, вспыхнувшую между Пруссией и Францией в 1870 году, предвидели еще в 1866 году. Маршал Ниэль, назначенный министром в январе 1867 года, деятельно готовился к ней. По его приказанию были тщательно обследованы не только французские границы, но и немецкая территория. Он увеличил число батарей и вооружил нарезными орудиями главные крепости восточной Франции. Он учредил главную железнодорожную комиссию, которая должна была заранее установить порядок перевозки и концентрации войск и военных грузов. Он выработал и план кампании: две армии — эльзасская под начальством Мак-Магона и лотарингская под начальством Вазэна — должны были вести наступление и поддерживать друг друга, между тем как третья, под командой Канробера, должна была служить им резервом.

Но Ниэль умер в августе 1869 года, а все меры, принятые его преемником Лебёфом, принесли только бедствия. Он отказался увеличить количество батарей, упразднил железнодорожную комиссию и оставил всякие заботы об организации подвижной гвардии (формировавшейся из лиц, освобожденных от службы в регулярных войсках или нанявших себе заместителя), заявив, что ей следует существовать только на бумаге и что ее маневры — простой фарс. Подобно Ниэлю, он надеялся исключительно на регулярную армию, которая, по его мнению, одна могла принять или нанести первый удар, и уверял, сам не подозревая какой он хороший пророк, что это первое столкновение решит участь всей войны. Да и кто не верил тогда, что французы с их сметливостью, духом инициативы и отвагой в штыковом бою выпутаются из любого положения и непременно одолеют любого врага? Разве Итальянская война, несмотря на недостаточную подготовку, не увенчалась успехом? Австрийцы уже миновали Новару и грозили Турину, когда французские войска еще не покинули своих гарнизонных стоянок; и, однако, разве противник не был во-время остановлен, отброшен французами и припужден к славному для победителей миру?

Внезапно один инцидент в июле 1870 года вызвал взрыв. «Мы, — писал один генерал, — то воинственны, то миролюбивы. Мы никак не можем искренне и сполна примириться с тем положением, в которое нас поставили колоссальные промахи 1866 года, и в то же время никак не можем решиться на войну. Мы мечтаем о ней беспрестанно, мы готовимся к ней исподволь, иногда с порывами удвоенной энергии, но в последнюю минуту смелость нам изменяет и, ступив один шаг вперед, мы затем делаем два шага назад. Мир покоится на слишком непрочных основаниях, чтобы быть длительным. Пруссия может откладывать исполнение своих планов, но никогда не откажется от них. При подобном состоянии всеобщих перемен, смут и недоверия не ясно ли, что каждый миг какой-нибудь непредвиденный инцидент может вызвать ужасный кризис?»[190]

Принц Леопольд Гогенцоллерн-Зигмаринген выразил согласие принять корону Испании. Французская печать вознегодовала. В палату был внесен запрос. 6 июля герцог де Грамон, министр иностранных дел, в тоне необдуманного вызова сказал с трибуны Законодательного корпуса, что держава, которая возведет одного из своих принцев на трон Карла V, нарушит тем самым европейское равновесие, и в этом случае Франция исполнит свой долг без колебаний и малодушия.[191] Леопольд Гогенцоллерн отступился. Но Грамон хотел, — с целью удовлетворить общественное мнение и «смирить волнение умов», — чтобы король Вильгельм Прусский раз навсегда запретил принцу брать обратно этот отказ. Вильгельм лечился тогда в Эмсе. Французский посол Бенедетти поехал туда, и 13 июля утром на прогулке попросил короля объявить, что он (король) никогда не даст своего согласия, если принц снова выставит свою кандидатуру. Вильгельм ответил, что не может взять на себя подобного обязательства. Несколько минут спустя он получил письмо от фон Вертера, своего посланника в Париже. По словам Вертера, герцог де Грамон настаивал, чтобы Вильгельм собственноручным письмом заверил Наполеона об отсутствии у него всяких намерений нанести ущерб интересам и достоинству Франции. Король был задет за живое; и когда в конце того же дня Бенедетти попросил дать ему новую аудиенцию для беседы о том же деле, Вильгельм велел ответить через своего адъютанта, что сказал свое последнее слово. На следующий день он уехал из Эмса и на вокзале повторил Бенедетти, что ничего более не может сообщить ему; его правительство, добавил он, будет продолжать переговоры.

Итак, Бенедетти не был оскорблен, да он и не жаловался на оскорбление. Но Бисмарк получил от короля депешу, где излагалось это происшествие. Он обнародовал ее, не подделав, как утверждали некоторые, но лишь сократив и тем придав ей более точную и резкую форму. Бит ее подлинный текст: «Французский посол обратился к его величеству в Эмсе с просьбой разрешить ему телеграфировать в Париж, что его величество обязывается раз навсегда не давать своего согласия, если Гогенцоллерны снова выставят свою кандидатуру. Тогда его величество отказался принять французского посла и велел передать, что более ничего не имеет сообщить ему».