Центурион - Саймон Скэрроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди бросали циновки, ставили ведра и бежали подхватывать тюфяки и подстилки, на которых в опасной части двора все еще лежали пациенты. По дороге Катону попался Архелай, одной рукой помогающий шагать своему товарищу.
— Ты как, справишься?
Архелай кивнул.
— А где Юлия, врачевательница?
— Вон там, — Архелай кивком указал в сторону пожара, где из прохода густо валил дым. — В комнате там все еще кто-то есть.
Катон ринулся вперед, огибая встречных, что спешили укрыться от огня и удушающего дыма. Добравшись до указанной Архелаем двери, он сделал глубокий вдох и ворвался внутрь. В замкнутом пространстве стоял ужасающий жар; языки пламени взвивались с потолочных балок, а сквозь дым сеялись тлеющие обломки. Катон пригнулся как можно ниже, где дым был не таким густым, и как мог огляделся. Все подстилки здесь пустовали, за исключением двух в дальнем углу. Там виднелась Юлия, на четвереньках волочащая по полу раненого. Катон полез ей навстречу.
— Ну-ка, дай я.
Она оглянулась. По ее лицу пролегали грязные дорожки от слез, на жаре тут же сохнущих.
— Катон, — надтреснутым от першения голосом выговорила она, — хвала богам. Возьми его. А я сейчас за вторым.
— Куда? — остерегающе крикнул Катон и закашлялся, но Юлия уже карабкалась ко второму, недвижно лежащему в углу на смятой подстилке.
— О боги, — в сердцах выдохнул Катон, хватая лежачего под мышки и оттаскивая его к двери. На ногах у раненого были шины, и когда Катон бесцеремонно выволакивал его наружу в колоннаду, тот мучительно взвыл. Увидев, что навстречу бежит кто-то из своих, Катон опустил беднягу на землю:
— Утаскивайте его, — а сам поспешил обратно.
Жар теперь был и вовсе несносен; он жег открытую кожу, как в раскаленной печи. Дым стоял толщей; пришлось встать на колени и так пробираться в угол. Юлия скорчилась там рядом с раненым, прикрыв лицо руками и прерывисто, с сипом дыша.
— А ну наружу, быстро! — схватил ее за локоть Катон.
— Без него никак, — выдавила та сквозь переливы слез. — Как же я его одного брошу…
Катон одной рукой сграбастал ее, а другой потянул за тунику лежачего. Человек скатился с безжизненной податливостью; рот его был бессмысленно открыт.
— Все, он отмучился. Мертв. Давай же, ну!
Секунду Юлия упиралась, затем кивнула, взяв его руку и надрываясь от кашля. Катон полез к выходу, волоча ее за собой. Внезапно что-то мощно треснуло, и с крыши вокруг посыпались пламенеющие обломки.
— Наружу! — выкрикнул Катон. — Бежим!
Они двинулись в сторону двери; дым ел глаза так, что пришлось зажмуриться. Затем Катон вытянутой рукой больно ударился о стену. Пробираясь на ощупь, он отыскал дверную притолоку и вытолкнул Юлию вперед себя из комнаты как раз в тот момент, когда потолок сзади стал рушиться в сыпучем грохоте черепицы, дерева и штукатурки. Жаркая волна, полыхнув следом, опалила ноги; Катон тем временем пихнул Юлию вдоль колоннады, подальше от огня. В несколько скачков они вынеслись во внутренний двор, в судорожном приступе кашля натирая проеденные дымом глаза.
Едва восстановив дыхание, Катон склонился над женщиной:
— Юлия… ты в порядке?
Та все еще заходилась кашлем и смогла лишь отрывисто кивнуть.
— Чего ради ты вообще там торчала? — сверля ее взглядом, с запоздалой злостью напустился он. — К праотцам раньше времени хотела уйти? — Впрочем, гнев тут же иссяк, и он нежным движением отвел ей с перемазанного сажей лба волосы, а затем поцеловал и бережно обнял. — Больше так никогда не делай, слышишь? Ни-ког-да. Поняла?
Юлия в ответ кругло, по-детски моргнула, как-то растерянно улыбнулась и через секунду снова зашлась кашлем.
— Юлия? — спросил Катон с волнением, тревожно чувствуя, как ее хрупкое тело содрогается в его руках. Но кашель постепенно унялся, и после нескольких судорожных вдохов Юлия доверчиво припала к Катону, обвив ему руками шею.
— Зачем ты туда за мной пришел? — прошелестела она ему на ухо сиплым шепотом.
— Как зачем? — он губами притронулся к ее шее. — Потому что я люблю тебя.
Слова вырвались совершенно невзначай — он даже не успел спохватиться, — и теперь его охватила и боязнь, и отчасти легкость: ведь сказал он правду, и хорошо, что сказал ее открыто. Ведь он и вправду ее любил.
Юлия отвела голову и посмотрела ему в глаза глубоко-глубоко.
— Катон… мой Катон. Любимый мой.
Поцеловались они лишь наспех: к ним уже спешили люди. Катон, встав, поднял и поставил Юлию на ноги.
— Доставь дочь посланника в ее резиденцию, — велел он одному из солдат. — И пусть кто-нибудь там обработает ей ожоги.
— Слушаю.
Дюжий иллириец подхватил Юлию как тростинку, она и пикнуть не успела. В то время как солдат шагал к выходу со двора, Юлия через его плечо одними губами еще раз произнесла заветное слово, от которого у Катона и без пожара стало жарко в груди. Вот они скрылись из виду, и он оглядел двор, оценивая обстановку. Место, отведенное для больных и раненых, полыхало зловещим багровым огнем — Аид, ни дать ни взять — от главного здания до самых стен цитадели. Однако раненых отнесли на безопасное расстояние, и их уже выносили за пределы двора санитары и ауксилиарии. Катон стоял, прикидывая, насколько опасен пожар. С одной стороны его распространение преграждал свод арки, а на другом конце естественным препятствием служила крепостная стена. Так что куда ни шло. Он все еще стоял на месте, когда во двор вбежал солдат из другой центурии. Завидев Катона, он бегом припустил через двор для доклада.
— Господин префект! Вы срочно нужны!
Катон, подобравшись, взрычал:
— А ну, встать, как подобает перед командиром!
— Слушаю, господин префект! — мгновенно отреагировал тот, вытягиваясь в стойке и глядя Катону через плечо. — Прошу простить, но центурион Парменион вместе с приветом передает, что ему в помощь срочно нужны все возможные в наличии люди.
— Что стряслось?
— Прямое попадание в зернохранилище, господин префект. Несколько выстрелов легли рядом. Полыхает так, что удержу нет.
Глава 26
Наутро воздух был тяжел от прелого, горьковато-едкого запаха гари. Макрон ткнул калигой одну из все еще тлеющих корзин с почерневшим, частично обугленным зерном, от которого при ударе отшелушивалась корочка спекшейся золы. Напротив конюшен дымились пожженные остовы хлебных закромов. Где-то среди ночи у повстанцев вышел запас снарядов, и у защитников появилась возможность вплотную заняться тушением многочисленных пожаров, что заняло время до самого рассвета. До сих пор тлел непотушенный угол царских покоев, куда через высокое окно влетел шальной снаряд и поджег гобелены опочивальни. Правитель на время тушения был вынужден спешно ретироваться в свой зал приемов, куда теперь никого не пускали телохранители из греческих наемников.