Дорога из пепла и стекла (СИ) - Белецкая Екатерина

— Растет, — покачала головой Лийга. — Север в своё время был прекрасно обеспечен. Здесь растили много адаптированных видов, здесь были станции синтеза, здесь выращивали животных, плодовые деревья, злаки.

— Ясно, — покивал Ит. — Значит, какой-то ресурс у них остался.

— Ну да, — Лийга вздохнула. — Какой-то точно остался.

Дальше никаких поселений не было, и примерно через сутки нетикама-кипу вошел в активную зону, первую из восемнадцати. Зона эта напоминала перешеек, и скорость, которую на пустом участке держали около пятидесяти в час, снова пришлось снизить больше, чем вдвое — слишком велик оказался риск угодить во что-нибудь этакое. Снова повели, сменяясь, и — снова в зоне стали замечать технику, изувеченную, искалеченную, разрушенную.

— Что они тут делали? — с недоумением спросил Скрипач, когда нетикама-кипу обошел очередной сгоревший остов. — Зачем они сюда прутся, тут же нет ничего!

— Что-то ищут, вероятно, — пожала плечами Лийга. — Нам в Анкуне не докладывали, что именно.

— Могу предположить, — тихо сказал Рифат. — Да, ищут. Ещё как ищут.

— И что же? — спросил Ит.

— Источник этого всего. Я слышал, что есть некое поверье — в каком-то месте Ада находится что-то или кто-то, кто по сей день создает Ад снова и снова. И если найти и обезвредить это что-то, можно получить немало преференций. Потому что уничтожение источника спасет планету.

— Артефакт, делающий Ад — Адом? — удивился Скрипач. — Да, Лийга, хорошо, что они о тебе не знают. Впрочем, думаю, их ждало бы большое разочарование, если бы они тебя… ммм… отыскали, в некотором смысле.

— Неизвестно, — покачал головой Рифат. — Может быть, и так. Может, и разочарование. А может, и нет.

— Интересная версия, — Ит задумался. — Ад перестанет быть адом, если Лийга, например, уйдет с планеты? Или…

— Или если она умрёт, — закончил за него Рифат. — На самом деле это бред, конечно. Воздействие было разовым, и то, что получилось, от Лийги уже не зависит. Я, собственно, поэтому никогда подобных версий не озвучивал, и не озвучил бы, если бы вы не подняли эту тему, и не стали бы спрашивать.

— Я тогда про другое спрошу, — решил перевести разговор Скрипач. — Через пустыню ведь кто-то переходит? Мы не первые?

— Переходят, конечно. И мы точно не первые, — ответил Рифат. — Машины только обычно поскромнее, чем этот нетикама-кипу. Примерно такие же, какие мы смотрели в Саладусе. Ну и шрика тут летают, само собой разумеется. Странно, что мы до сих пор никого не видели.

— Не видели, и хорошо, — сказал решительно Скрипач. — Лучше бы и не видеть, думаю.

— Согласна, — поддержала его Лийга.

Ит вел нетикама-кипу в ручном режиме уже не первый час, вёл медленно — ночью решили не гнать, поэтому он снизил скорость до двадцати, и машина шла через пески и ночь неспешно, неторопливо. Уставший Рифат прикорнул в соседнем кресле. В последние дни ему приходилось тяжело, и — не заметить это было невозможно — Рифата, кажется, тревожили идеи, которые возникли в последнем разговоре. Снова — бесконечная череда «если», от которых нет спасения, и нет покоя. Если, если, если, если… Песок, ночью выглядевший черным, стал потихоньку сереть, и точно так же становилось из черного серым небо — низкое, затянутое облачностью. Наступало утро. Ещё час, ну, полтора, и на смену Иту и Рифату придут Лийга и Скрипач, которые сейчас спят в каютах. Мы все устали, думалось Иту. Мы устали, потому что одни — стары и немощны, а другие — больны и немощны, и на самом деле странно, что наша инвалидная команда сумела уйти по дороге из пепла и стекла так далеко. Даже не смотря на то, что ситуация действительно синтетическая, и является порождением Стрелка, это сложно. И утомительно. Более чем утомительно.

Визуал под правой рукой Ита вдруг мигнул и погас — Ит в первую секунду даже не сообразил, что случилось. В эту же самую секунду нетикама-кипу вдруг слабо дернулся, и замер. Остановился. Даже нет, не так. Если бы кипу остановился, он бы опустил все опоры, а сейчас Ит видел в окно кабины, что у кипу поднята левая передняя опора, кипу стоит неподвижно, не опустив её на песок.

Что произошло? Ит выдернул из гнезда гель-блок, который они использовали для управления кипу, и поднес к глазам — участок активации, который должен был подсвечиваться, стал тёмным, словно блок или разрядился, или… или умер, внезапно, и без объяснения причин. Так…

— Рифат, — позвал Ит негромко. — Рифат, проснись, у нас, кажется, блок сдох.

Рифат слабо шевельнулся, и в этот момент в кабине зазвучал голос, ровный, глубокий, и, по ощущению, многократно усиленный.

— Tuum est vicissim meminisse quid memorandum sit.[2]

Латынь⁈

— Tuum est vicissim…

Голос повторил фразу ещё раз, и вдруг Ит ощутил, что по телу его пробежала волна боли.

— Tuum est…

— Рифат! — крикнул Ит, внезапно осознавший, что от боли у него темнеет в глазах. — Рифат, проснись!!!

Он уже видел — перед замершим, остановленным кипу опускается с неба к песчаному морю ярко-белый воздушный корабль.

— Ит, очнись, — звал кто-то. — Очнись, пожалуйста, открой глаза. Ит, это я, очнись, прошу тебя…

Глаза удалось открыть с третьей попытки, и Ит с огромным удивлением увидел рядом с собой Лийгу. Это была ужасно встревоженная, испуганная, несчастная Лийга, у которой на старом лице проступал сейчас абсолютно детский ужас и непонимание.

— Что случилось? — спросил Ит. В горле саднило, а глаза от света тут же начали болеть.

— Мы не знаем, — ответила Лийга.

— Этот корабль…

— Он улетел. Он остановил кипу, сел, и…

— Там кто-то был? — спросил Ит.

— Оттуда никто не вышел. Он просто посидел несколько минут, взлетел, и исчез, — ответила Лийга. — Когда он пропал, блоки и сам кипу включились. Буквально через несколько минут. Потом…

— Я долго так лежал? — спросил Ит. Он сейчас действительно лежал — в откинутом максимально кресле, укрытый тонким пледом.

— Нет, меньше часа. Скиа тоже после этого голоса… не понимаю, с вами что-то произошло после того, как появился голос. Ит, что он сказал? Что это за язык?

— «Ваша очередь вспомнить о том, что следует запомнить», — пояснил Ит. — Это латынь. В Сонме… ну, то есть в Зеркалах, она более чем известна. Но я не могу понять, что это может значить, и что произошло.

Он не договорил — потому что внезапно понял, что. Потому что в голове у него вдруг появилась отчетливая картинка, причем ни к фантазии, ни к воображению эта картинка отношения не имела.

…Серая, пустая комната, серый человек, и этот серый человек бьет его, Ита, наотмашь по лицу. Молча. Не произнося ни слова. Бьет один раз, другой, третий, четвертый. Нужно вырваться и ответить, но вырваться не получается, потому что руки, ноги, и голова зафиксированы намертво. Кажется, он уже пытался вырваться, и сейчас его бьют как раз за эту попытку. Или нет?

— Почему тебе столько лет? — вдруг произносит человек. — Отвечай, грязь! Почему тебе столько лет⁈

Сознание заторможено, замедленно, но Ит понимает всю абсурдность и алогичность вопроса. На этот вопрос нет ответа. Не существует ответа. Не может существовать.

— Почему тебе столько лет?

Безумие.

Град всё новых и новых ударов — по лицу, по груди, по животу…

— Почему тебе столько лет, отвечай!!!

— Ит, проснись, — произносит голос над головой. Рифат? Да. Это Рифат. — Проснись, поговори со мной.

— Что случилось?..

— Ты помнишь про корабль? — голос Рифата становится жестким, требовательным. — Сел корабль, и передал эту фразу, ты объяснил Лийге её значение. Потом… ты перестал отвечать, когда к тебе обращались. Ит…

— Что с рыжим?

— То же самое, что и с тобой, он лежит в каюте, — ответил Рифат. — С вами обоими что-то… я не понимаю, что. Вы словно уходите и возвращаетесь. Ит, сосредоточься. Поговори со мной, пожалуйста.

— О чём? — всё та же кабина нетикама-кипу, всё то же кресло, всё те же ощущения — но сквозь них проступают, словно проявляясь, новые. Страшная слабость, отупение, и отголоски недавней боли. Завершившейся боли. Нет, его никто не бил, причина боли в этот раз иная, и он всё никак не может понять, откуда могла появиться, а затем исчезнуть, настолько сильная и острая боль.