Полукровка - Тимур Туров

– Это вряд ли.

– Тогда зачем?

– Не сдержалась, – призналась джинна.

– Я знаю, – магистр снова пыхнул сигарой, откидываясь на спинку дивана, – что у вашей братии в жилах живой огонь. Но если ты не научишься сдерживаться, подарю огнетушитель.

– А если научусь?

Магистр прищурился.

– Ты хотела получить мальчишку, чтоб с его помощью добраться до того источника, который вы не можете поделить с его теперешними хозяевами и Кудимовым? У ордена несколько более серьезные планы. И если ты станешь членом ордена и поможешь с осуществлением этих планов, источник перейдет в пользование твое и твоих магов. Только для этого придется потрудиться.

– Почему? – искренне не поняла Лейла и прикусила язык.

– Что «почему»? – не понял дейвона.

– Почему бы вам не привлечь отца мальчишки? Он согласится помочь куда быстрее и попросит значительно меньше.

– Он слаб, – коротко ответил магистр. – Ордену не нужны слабые. Чтобы быть сильным, орден должен держаться на сильных. Еще вопросы? Или перейдем к ритуалу приема?

В голосе дейвона появилась нервозность.

– К ритуалу, – сказала Лейла.

Вопросы имелись, и в достаточном количестве. Но задавать их сейчас было явно не время.

Магистр отложил сигару и поднялся из-за стола.

– Хорошо.

Обряд оказался коротким, донельзя напыщенным и довольно глупым – клятва на верность «Тетраграмматону», непонятные пассы дейвона, откровенно символические, а не магические, и напоследок – троекратный поцелуй, совсем как у православных.

– Ныне ты одна из внешнего круга ордена, вправе обращаться к нему за помощью, но должна исполнять его приказы, – сообщил магистр, усаживаясь на место. – Теперь вопросы будут у меня. Где собираетесь искать мальчишку?

– На кладбище.

– Что? – поперхнулся дымом дейвона.

– Ну не бросит же он тело приемного отца? Похоронит.

Дейвона кивнул:

– Если появятся новые мысли, свяжись со мной прежде, чем что-то делать.

– Но бывают случаи, когда время не ждет...

– Время? – магистр снова налился краской. – Если бы кто-то немного иначе относился ко времени и не спешил порвать все ниточки, за которые мальчика можно было дергать, кладбище не стало бы последним местом, где его можно искать.

Лейла снова подавила вспышку гнева.

– Оставались его девчонка и приемная мать...

– И где они теперь? Торопиться надо медленно. И я хочу, чтобы на кладбище за мальчиком отправился наш друг Сальваторе, – дейвона кивнул на дверь. – Он спокойнее тебя.

– Он слабее меня.

– С мальчишкой справится.

– Но...

– Не обсуждается, – отрезал магистр. – Ступайте. И держи меня в курсе.

Лейла поднялась и молча вышла, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

Даргри вернулся к столу, где среди прочего торчала на подставке маленькая коробочка селектора. Нажал кнопку и попросил счет.

Продолжать вечер ему предстояло в другом месте. И человек, с которым он должен был встретиться, не терпел пафосные заведения, предпочитая им дешевые кофейни.

Глава 15

За ним пришли, когда было уже темно. Георгий Максимилианович поднялся с кровати, утрамбовал рыхлое брюшко в брюки, нащупал домашние туфли и, щурясь спросонья, вышел в коридор.

Там его ждали двое в штатском. И если бы эти двое нагрянули в такой час к кому-то другому, этот другой напугался бы до икотки. Маленков не боялся. Сказал только «ждите» и пошел одеваться.

Через пять минут его, невыспавшегося и продолжающего давить зевки, проводили в машину и повезли на ближнюю дачу. А куда еще? Если бы он в чем-то провинился, Сам прислал бы за ним магов, а не этих оболтусов. Так что все спокойно. Может, товарищ Сталин в Кремле, а вернее, на ближней даче, думает и о нем, но сейчас, во всяком случае, ничего плохого он о нем не думает.

Вот только зачем он понадобился Кобе посреди ночи? Что пришло в голову «черному»?

О том, что товарищ Сталин работает по ночам, знали многие. Немногие знали причину такой страсти к ночной работе. А она была в том, что Иосиф Виссарионович принадлежал к черной сфере. А слаш, как известно знающим, отличались от людей не только тем, что были гермафродитами и не имели пальцев на ногах. Они также не любили открытого огня и дневного света.

Еще поговаривали, что слаш живут по тысяче лет и чуют своих предков на генетическом уровне. Впрочем, в этом Георгий Максимилианович уверен не был. А вот то, что присутствие слаш губительно для человеческой психики и способно довести если не до суицида, то до депрессии любого жизнелюба, знал наверняка. Даже сам, хоть и был магом, и работал рядом с Самим много лет, испытывал в непосредственной от него близости сильную тревогу.

Машина остановилась, и перед Георгием Максимилиановичем распахнули дверцу. Здесь все происходило без лишних слов. Те, кто находился около Самого постоянно и составлял его личную охрану, были угрюмы и молчаливы сверх меры.

Маленков выбрался из салона автомобиля и пошел, куда вели. Именно вели, потому что один из привезших его людей шел впереди, а другой шагал сзади.

Такое конвоирование, должно быть, устрашало, но Георгий Максимилианович знал, что ничего страшного для него в этом нет. Он был уверен, что ему не выстрелят в спину, ровно на те же сто процентов, на которые был уверен и в том, что у человека сзади есть из чего в эту спину выстрелить.

В кабинет он вошел один. Коба сидел за столом и мрачно пыхтел трубкой. Через Пелену он выглядел практически так же, как и на самом деле. Те же черные глаза, та же смуглая кожа. Только в реальности товарищ Сталин был неимоверно худ, словно актер Милляр в фильме про Кощея Бессмертного.

– Георгий, проходи, садись, – распорядился вождь. – Чаю будешь?

Маленков покачал головой. Чаю ему не хотелось, хотелось спать. Но сказать об этом он не рискнул.

– Ладно, – отец народов сунул руку под стол, и Георгий Максимилианович услыхал характерный звук выдвигаемого ящика.

Вот сейчас как достанет оттуда револьвер и пристрелит, мелькнуло все же в голове. Кто его знает, может, он и на него обиделся за что-то. Никогда не поймешь, что происходит в этой лысой нечеловеческой башке. А если он и вправду тысячу лет живет, так и вообще никогда не догадаешься. Тут за десяток лет в мозгу такие изменения происходят, что страшно. А если ты хоть две сотни протянешь – как знать, чего там повернется и в какую сторону.

Но Коба достал не пистолет. Когда рука снова появилась над столом, в пальцах был зажат внушительных размеров фолиант в черном кожаном переплете. Никаких тиснений и надписей, никаких украшений. Только черная кожа и все.

– Знаешь, что это, Георгий? – спросил Иосиф Виссарионович и бросил талмуд на стол.