Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. - Арсений Несмелов

Отряд был уже у вторых ворот двора, когда из одного подъезда выбежала десятилетняя девочка в коричневом драповом пальто. Она проскользнула перед самым поручиком (он даже отпрянул назад) и, схватив за руку идущего рядом с ним юнкера, указавшего на этот проходной двор, закричала звонко и радостно:

— Миша, наконец-то, ты! Мама вторые сутки плачет. Я не пущу тебя отсюда!

«Тоже Миша», — с острой болью, вновь полоснувшей сердце, подумал поручик Мухин и впервые видящими глазами взглянул в лицо проводника. Это был совсем еще мальчик, белобровый и с измученным лицом. Он старался освободить свою руку из рук сестры.

— Как ваша фамилия? — для чего-то спросил поручик и почувствовал на своем лице злой, враждебный взгляд девочки.

— Колобков, господин поручик! — ответил юнкер.

«И даже похож на моего Мишу, — отметил Мухин. — Зачем его брать? Не надо! Всё равно мы уже погибли».

И резко сказал юноше:

— Юнкер Колобков, приказываю вам идти домой. Переоденьтесь, скройтесь. А винтовку дайте мне.

— Но, господин поручик…

— Юнкер, это мое приказание.

Девочка взвизгнула, метнулась к Мухину, и он почувствовал на своей щеке ее поцелуй. Потом она закричала:

— Миша, Миша, ведь тебе же велят! Ты не можешь не слушаться. Мама плачет!

— Иди, иди! — загудели юнкера. — Зачем всем… Мы ничего… иди!

— И вам, господа, говорю, — у самых ворот обратился к юнкерам поручик Мухин. — Кто хочет — ступайте. Воспользуйтесь этими домами, чтобы переодеться, скрыться. Вы сами понимаете, какое наше дело. Зачем же зря гибнуть. Ведь борьба только что начинается, и, может быть, уже через месяц вы будете снова нужны.

Но ни один из юнкеров не оставил поручика Мухина, но они настояли на том, чтобы девчурка увела домой их сотоварища. Благородный жест бойцов, обрекающих себя на гибель!

А через несколько минут весь отряд был уже во дворе училища, в его боевой, страдной суете. И только здесь все почувствовали, как смертельно они устали. Ни пить, ни есть не хотелось, а только спать. И в училищной спальне, кто на кроватях, кто на полу, все повалились вповалку.

VII

— Господин поручик, господин поручик! — Мухин открыл глаза и в течение нескольких секунд ничего не мог понять. Ему показалось, что он на фронте, в своем полку, в землянке, и солдат, который тряс его за плечо, сообщает ему о наступлении немцев. Но то, что он увидел, не было землянкой — это была огромная, теряющаяся в темноте комната. Неподалеку от кровати, на которой он спал, горела керосиновая лампа.

— Что такое? — спросил Мухин, вскакивая и привычно хватаясь за наган.

— Вас просят в штаб.

— А… да! — и поручик Мухин всё понял, всё вспомнил. Из проясняющейся мглы сознания выплыла окровавленная голова Миши на круглых грязных булыжниках. И под булыжниками лужа крови. Что-то передернулось в сердце, как будто через него грубым рывком продернули бечевку с узлом. На мгновение зажмурил глаза, глубоко вздохнул и сказал металлическим голосом:

— Идемте, проводите…

Через четверть часа Мухин, получивший задание — идти на выручку группы юнкеров одной из школ прапорщиков, запертой в переулке неподалеку от университета, — глотая холодный чай и кусая краюху хлеба, в то же время соображал, какие избрать подступы к нужному пункту.

Вот на столе план Москвы, вот ломаные черточки улиц и переулков. Сунув хлеб в карман, Мухин смотрит, соображает, думает. Допил чай, отставил фарфоровую кружку с вензелем училища и сказал вслух:

— Да, вот так… Так будет всего лучше. Вы готовы? — и поручик Мухин поднимает голову на стоящего около его стула портупей-юнкера.

— Так точно, — отвечает тот. — Юнкера готовы.

— Ну, с Богом! Идемте.

И небольшой отряд юнкеров, наполняя лестницу звяканьем оружия, спускается к выходу, пересекает училищный двор и через калитку в высокой каменной стене выходит в тот самый переулок, в который Мухин привел свой отряд через проходной двор. Но теперь надо пройти весь переулок, чтобы выбраться затем в район университета.

А Москва, не затихая ни на минуту, гудит от полета снарядов, гремит от их разрывов, а в синем, вызвездевшем небе слышно нежное посвистывание пуль, таинственная мелодия смерти.

Большевики не жалеют патронов, не жалеют снарядов.

Ночь ясная, безветренная, с легким морозом.

VIII

Зарвавшуюся группу юнкеров освободить удалось, но при первой же попытке возвращения к училищу поручик Мухин обнаружил, что путь, которым он следовал в район университета, теперь красными для него отрезан. Под прикрытием огня прорвавшегося броневика большевики, оттесненные Мухиным в боковые переулки, снова вышли к трассе поручика, сомкнулись на ней и, разломав мостовую, успели построить окопы, за которыми и залегли.

Уже стало светать, что исключало для юнкеров возможность прорыва дерзким штурмовым ударом. Наоборот, возможно было ожидать, что красные, еще усилив себя подкреплениями, сами попытаются атаковать. Так в скором времени и случилось.

Отходя от выросшей баррикады, Мухин и юнкера услышали, как большевики запели:

Вы жертвою пали в борьбе роковой,В любви беззаветной к народу, —

и стали выходить из-за закрытия.

Это были рабочие — дружина, наскоро соорганизованная, видимо, районным комитетом большевиков. Эти дружины дрались столь же упорно, как и матросы. Правда, Мухин снова загнал их в окоп, но и сам стал отходить далее, вынужденный уже удаляться от училища, а не приближаться к нему.

Крутясь в сети запутанных московских улиц и переулков, поручику Мухину удалось отвязаться от преследователей и к середине дня выйти в глухой район между Остоженкой и Пречистенкой. Застроенный особнячками зажиточных москвичей, он точно вымер. Обитатели их, как раз те самые пресловутые «буржуи», которых ненавидели красные, плотно заперлись в своих обиталищах и сидели в них тихо, ни живы, ни мертвы. Около одного из этих домов, надверной медной дощечке которого было выгравировано: «Николай Иванович Толбузин, присяжный поверенный», ~ поручик Мухин и решил, наконец, остановить свой отряд.

Мухин знал, что очень скоро они, конечно, снова будут обнаружены красными и снова придется отбиваться или отступать. Но для того и другого требовались силы — отдых, глоток воды, кусок хлеба. Всё, что юнкера принесли в своих карманах, давно было съедено, и требовалось разжиться чем-нибудь съестным.

— Позвоните этому Толбузину, — предложил он юнкерам. — Может быть, хоть чайник кипятку даст.