Империя под угрозой. Для служебного пользования - Марина Добрынина

— Здравствуй, Дусечка! — тихо произносит Сергей.

— И ты здесь, — отзывается она без особого восторга в голосе, — что вам нужно?

— Зин, — говорю я, — Нам твоя помощь нужна. Ты же, как сторонница ПОПЧ, должна с канцами сотрудничать.

— Я не сторонница ПОПЧ больше. И не сотрудничаю с оккупантами.

О! С каким достоинством она это произнесла. И верю ведь, только меня это не устраивает.

— Значит, придется посотрудничать.

— И что же вы хотите? Кстати, может, чаю?

— Нет уж спасибо! — в ужасе восклицает Сергей. Я краснею, вспоминая свое последнее чаепитие в ее присутствии.

— Мне тут ультиматум о сдаче предъявили… — продолжаю я.

— Я видела листовку.

— Тогда проще. Я хочу, чтобы ты сдала меня лично в ручки оф Полета.

— Ну знаешь, инквизитор, я только было начала относиться к тебе с сочувствием! — возмущается Зинаида.

А что поделать? Иногда спонтанно возникшими симпатиями приходится жертвовать.

— А в чем дело? — спрашиваю, — новая власть оказалась хуже старой? Тебя же привлекали идеалы ПОПЧ? Так сейчас Каннская народная республика их быстренько внедрит. Немного насильно, но ведь это не страшно. Ежели ради всеобщего блага.

Пренебрежительно фыркает.

— Тебе, — говорю, — Зина, даже всякую гадость в чашку мне капать не придется. Гадость у меня с собой. Составленная исключительно по народным рецептам. Вот, даже на бумажечке специально для тебя записали. Я, честно говоря, тебе даже благодарна в чем-то за последний фокус с возбуждающим средством, однако слегка побаиваюсь, что ты чего-нибудь не того намешаешь. Короче, я пью чай и вырубаюсь. Ты вызываешь кого-нибудь из комиссариата, и говоришь, что у тебя вся такая бессознательная, Майя Старостина. Хорошо?

— А откуда у меня эта Старостина взялась?

— А мимо пробегала. Зашла в гости к старой знакомой. В баньке попариться.

— А почему эта знакомая в форме СИ и на каблуках?

— Блин, ну могу я из себя женщину изобразить или нет? Парадная форма СИ — единственная моя нарядная одежда. К тому же, погоны я спорола, и я была в плаще, между прочем. Ну? Тебе награду дадут, кстати. Персонально за меня приличную сумму обещали.

Колеблется, зараза.

— Зина, имей совесть! Хотя, фиг с ней, с совестью. Будешь артачиться — я ж тебе опять домик по бревнышкам раскатаю. Не посмотрю на честно заработанную мною репутацию доблестного партизана и вообще народного мстителя.

Зина пыхтит. Зина очень не любит принуждение. А кто его любит?

— Ладно, — говорит, давай. Доставай твою гадость.

Приносит чай. Сладкий, вкусный чай. Даже не хочется его портить.

Достаю баночку, осторожно выливаю из нее в чашку примерно столовую ложку настоя.

— Ну, — говорю, — за здоровье!

И махом выпиваю весь чай вместе с примесью.

Почти сразу все вокруг начинает плыть. Вижу напоследок взволнованное лицо Сергея и отправляюсь в неведомые дали.

Прихожу в себя в машине. Трясет. Я на заднем сидении внедорожника. Переднее отгорожено от меня решеткой. Можно подумать, если бы я имела право применить свои навыки Мастера, меня бы это остановило. Хотя, возможно, и остановило бы. Мало удовольствия нестись в машине, управляемой водителем без сознания. Думаю — показать, что я уже пришла в себя, или не стоит? Решаю: не стоит. Трясусь дальше. По пути выясняю, что в машине всего три бойца. Все трое на переднем сидении. Переговариваются на каком-то диалекте. Вроде, не каннский, но тоже мне неизвестен. Судя по их настрою — довольны, хотя и слегка побаиваются. Меня, но, думаю, шефа своего больше. Хотя в этом я не уверена. Пытаюсь уснуть, хотя наручники здорово мешают нормально улечься. В конце концов получается.

Останавливаемся в центре Решетова. Ага, замечательно. Сюда мне и нужно.

Продолжаю притворяться бессознательной мадмуазель. Мое бренное тело очень бережно извлекают из машины и несут к зданию гостиницы. Я знаю, что это гостиница. Как-то здесь даже останавливалась. Мало что изменилось. Разве что решетки на окнах появились, да охраны прибавилось. «Рассвет». То, что нужно.

Меня аккуратно складируют в какой-то каморке без окон, и тут я, как-то неожиданно для себя, снова засыпаю. Вот и верь после этого народу с его средствами. Будят меня довольно-таки бесцеремонно и, угрожая оружием, отправляют на второй этаж здания. Полагаю, ведут знакомить с руководством. Я рада.

Глава 8.

И вот он, враг мой. Шази оф Полета. Он свеж, гладко выбрит, хорошо подстрижен. Не красавец, но есть в его физиономии что-то располагающее. Странно, какое может быть расположение к противникам? Застегнутый до подбородка темно серый мундир сидит идеально на его сухощавой фигуре.

Ну и ладно, зато у меня грудь есть.

— Здравствуйте, госпожа Дровник.

— Добрый день, — вежливо отвечаю я.

— Мы с Вами пока не знакомы. Корнуэн оф Полета.

— Корнуэн? — удивляюсь я.

Доброжелательно улыбается, демонстрируя белые ровные зубы.

— Вы, наверное, знаете меня как Шази? Это прозвище. Шази значит быстрый, шустрый. Если Вам так удобнее, можете называть меня Шази. Присаживайтесь.

У него большой кабинет. И светлый. Длинный стол, заваленный папками. Компьютер выключен. Кресло слегка поскрипывает. На столе большая белая чашка, на которой нарисован букет незабудок. Умилительно.

Перед Полета лежит незаполненный бланк. Сам Шази в хорошем настроении, спокоен и уверен в себе.

— Я рад, что мы с Вами, наконец, увиделись, — заявляет Полета. С удивлением понимаю, что и в самом деле, рад. Что же, взаимно.

— Вы, и в самом деле, Майя Старостина?

Киваю.

— Да, — говорю, но Дровник. Я оставила девичью фамилию. Майя Дровник. Командир летучего боевого отряда «Тау».

— Вы рассчитываете на статус комбатанта, госпожа Дровник? — спрашивает он.

— С чего Вы взяли?

— Ну, зачем-то же Вам нужно было представиться главой боевого летучего отряда. Вы считаете себя военнопленной?

— Да нет! Ну что Вы! Какой комбатант?! Знаков отличия на мне нет, оружия я не ношу. Обыкновенный мародер. А с чего вдруг Вы этим заинтересовались?

Шази поднимает на меня задумчивый взгляд.

— Да так, — отвечает, — заполняю протокол и не знаю, как Ваш статус определить.

— И что от этого будет зависеть — повесят меня или расстреляют?

Глядит на меня с укоризной.

— Зачем Вы так? Мы — люди гуманные. В любом случае расстреляют.

— Странное у Вас представление о гуманности…