Дневник белогвардейца - Алексей Будберг

Вечером скучнейшее заседание Совета Министров. Все кругом трещит, а мы занимаемся пустячками самого вермишельного характера. Хладнокровие, спокойствие и отсутствие суетливости, конечно, хороши, но их то у нас и нет; цену же времени всегда надо знать.

Видел казачий проект переустройства власти: наверху Верховный Правитель с помощниками по военной и по гражданской части; дальше совещательный орган Государственное совещание; казакам даруется полная автономия. Проект весьма приемлемый, за исключением казачьей автономии, очень опасной для остального неказачьего населения Сибири.

Судя по той сводке, которую видел в Ставке наше наступление не удалось; сначала красные ошалели и все шло для нас очень удачно, но сейчас они оправились, перешли в контрнаступление на нашем правом фланге и нажимают на Пепеляева; очевидно, сведения разведки о выдыхе красных оказались неправдой.

Одурь берет от своего бессилия: фронту нужны сведущие и опытные военные юристы, которых много в тыловых округах, но которых никак не вытащишь на фронт; в одном Харбине, где нет никаких русских войск, прочно окопались три судейских полковника и упорно не исполняют приказа прибыть в Омск. Хорват их прикрывает под предлогом нужды в военных юристах.

Дитерихс уверяет, что результаты наступления обнаружатся только через две недели; думаю, что это очень опасное заблуждение: при данной обстановке нам нужны были молниеносные результаты, ибо наши войска неспособны на длительное напряжение в тех размерах, как того требует наступательный маневр большого масштаба и решительного характера. Боюсь, что ошибся в своей прежней оценке Дитерихса, считая, что он должен знать состояние фронта; видимо, это знание наружное, по поверхности, без умения оценить многое по его значению и без тех коэффициентов, которые только и определяют истинное боевое значение частей.

Боюсь, что и для него дивизии - это только номера и шашки, ибо только при таком отношении возможно рассчитывать на длительное развитие чрезвычайно трудной операции; он не хочет или не умеет учесть огромного значения душевной усталости и вымотанности войск даже в той части их состава, которая служить только идее и ведет за собой остальных. Успех операции рассчитан на использовали для первого удара Ижевской дивизии; но, ведь, она единственная по своему составу; все остальное, быть может, и способно на первый порыв, но не больше, а если наткнется на сильное сопротивление или, чего Боже упаси, красные перейдут в контрнаступление, то все может кончиться катастрофой.

По прежнему - решительный успех зависит только от действия конного корпуса.

При докладе Совету Министров весьма оптимистической оперативной сводки, Андогский весьма внушительно перечислял многочисленные дивизии резерва. Но разве это дивизии? это еле слепленные кучи частью очень уставших, частью очень сырых солдат, не способных к полевому, маневренному бою, лишенные внутренней спайки, не желающие больше воевать, страдать и терпеть. Лучший офицерский составь, несущий на себе все физические и нравственные тяготы ужасной по обстановке гражданской войны безумно устал и изверился в возможность получения откуда-нибудь смены и отдыха; сырые же, мало дисциплинированные, по специальности безграмотные и душевно надтреснутые ряды остального офицерства мало чем лучше солдат; они тоже способны на временный порыв, но не больше; дальше же опять отрицательная реакция, новая порция потери веры в успех и новый, уже неудержимый, откат на восток.

Если смотреть на нашу операцию по карте, считая размеченные на ней булавки за настоящие и прочные войсковые части, то не может быть сомнения в полном разгроме красных. Этот мираж туманит головы наших командных верхов и грозить нам тяжелыми последствиями. Чем больше будут продолжать насиловать армии при наступлении, тем грознее будет перелом.

Вот, если конный корпус выполнить свою задачу, и вгрызется, как следует в красные тылы, то тогда многие части сделаются способными для энергичного преследования и их надо поберечь до этого времени.

Андогский с профессорским видом разглагольствует о присущей нашим войскам маневренности, что де проявлено ими под Челябинском. Печальное заблуждение господина профессора, видевшего войну только из кабинетов больших штабов и привыкшего копошиться в теории и жить в атмосфере трескучих фраз; этому уже совершенно не дано знать боевых коэффициентов войск; ему не дано понимать, что не может быть маневренности в сырых милиционных, не духом поднятых на брань толпах, руководимых малосведущим по специальности командным составом; ему не дано знать, что наша старая кадровая армия была очень слаба по части маневренности, ибо 25-летняя практика больших и показных маневров вбила в нашу военную психологию боязнь обходов и прорывов, коим, на этих экзаменах для большого начальства придавали решающее значение; ему не дано знать, что на настоящий маневр, да еще наступательный, у нас были способны только редкие, на перечет, дивизии, счастливые тем, что в предвоенный период имели удачный подбор талантливых и идейно работавших над боевой подготовкой своих частей командиров. Но и тогда это был редкие зубры; какие же могут быть разговоры о маневренности теперь, при настоящем составе нашей армии.

Нет даже утешения в том, что и красные не в лучшем, чем мы, положении. Конечно, и у них все очень серо и лохмато, но за всем этим стоит безжалостность комиссарских пулеметов и ни перед чем не останавливающаяся решительность коммунистических ядер, повелевающих кучами таких же насильно собранных парней; да и парни эти обучены много лучше нашего и скреплены наличием старых, прошедших всю большую войну, солдат.

 По просьбе Адмирала Головин пригласил к себе меня и Дитерихса для выработки соглашения по организации военного управления в тылу.

Ничего из этого не вышло, так как Дитерихс уперся на своем. Я предлагал всевозможные уступки, но просил только не ломать последних остатков нашей системы. Я предлагал назначить Военного Министра и командующих войсками в тыловых округах по выбору самого Дитерихса с тем, чтобы они проводили там программу, разработанную Главнокомандующим и предписанную к исполнению Верховным Правителем.

Я предлагал назначить к Военному Министру и командующим войсками особых помощников по организационной части, избранных тоже Главнокомандующим и работающих по особой программе, утвержденной Адмиралом. Предлагал, наконец, углубить армейские районы хотя бы до Енисея и Байкала и назначить Главного начальник тыла, подчиненного Главнокомандующему; просил только избежать недопустимого двоевластия со всеми его сумбурными последствиями. Не соглашался только на какое-либо ответственное назначение Хрещатицкого, служебные и нравственные качества коего мне достаточно известны.