Ледяной круг - Ольга Елисеева

Палантид встал на колени и аккуратно обобрал с него ягоды. Их сок показался ему чересчур кислым, но и это было счастьем после прогорклой воды и черствых не весть на чем замешенных лепешек с опилками. Настоящая еда! Он также обрадовался бы сейчас кружке парного молока, отдающего хлевом, и теплому куску грубого крестьянского хлеба. Обрадовался бы всему, что несло на себе отпечаток обычной человеческой жизни. И словно в ответ на его мысли, где-то вдалеке послышалось блеяние. Почему-то Палантиду всегда казалось, что в звуках, издаваемых козами, очень много откровенной насмешки, как будто спрятавшиеся в лесу люди передразнивают друг друга и издеваются над чем-то невидимым.

— Ме-е-е! — раздалось совсем близко, и на полянку выскочило несколько черных всклокоченных коз, в шерсти которых торчали репьи, а ноги были облеплены прибрежной глиной. Вероятно, их кто-то водил на водопой. Следом послышался собачий лай? и, перепрыгивая через ветки, к Палантиду подбежал огромный, величиной с теленка, пес. Сначала он залился радостным тявканьем, а потом ни с того ни с сего полез к рыцарю лизаться. Только тут граф понял, что перед ним большой щенок, добрый, но совершенно не воспитанный.

— Пич? Пич? Где ты?

От этого голоса внутри у Палантида все перевернулось. Он почувствовал, что его сердце застучало где-то в районе желудка, а в груди с левой стороны образовалась зияющая пустота, сквозь которую хлынул поток ветра.

— Озарик! — рыцарь обернулся.

Женщина, вышедшая на поляну вслед за козами и собакой, была настолько грязной и ободранной, что Палантид испугался своей ошибки. Откуда он знал ее имя? Почему оно возникло в его голове сразу, как вспышка света, выхватив из кромешного мрака угол в комнате у большого камина, алые подушки на резных деревянных стульях, теплое красное вино со специями в серебряном кубке и узкие, невыразимо нежные пальцы в золотых кольцах.

У него был дом! Это открытие потрясло Палантида не меньше, чем вид лесной оборванки. Не то чтобы он перед этим думал, что всю жизнь где-то скитался и бродяжничал, нет. Но мгновенно проявившаяся в памяти картинка показала, каким именно был его дом, какими там были камин, подушки и вино. А это имя — «Озарик» — казалось, непостижимым образом заключало в себе все, что он мог собрать воедино и назвать «домом».

— Озарик? — тихо повторил он, словно спрашивая. Женщина пошатнулась и рухнула на землю. Не изящно, не так, как принято при дворе: когда падаешь, думая, как это выглядит. Настоящий обморок, без игры. Поэтому рыцарь кинулся к лохматому грязному существу на траве и поднял его на руки. Пич заливался отчаянным лаем, встревоженный участью хозяйки, и скакал до небес, едва не опрокидывая Палантида. Надо было еще разобраться, куда нести! «Довольно легкая, а какая чумазая!» Слава Богу, щенок телячьих размеров и телячьей же нежности бросился вперед, да и козы, видимо, шли по знакомой дороге.

Минут через десять ходьбы благородный граф вынес подобранную им нимфу к просторной поляне, посреди которой стояла хижина с плоской, засыпанной хвоей крышей. Козы устремились к сараю из прутьев и квадратных кусков дерна, положенных друг на друга, а собака бросилась в дом. Следом за ней вошел и Палантид. Он с трудом развернулся со своей ношей в дверях, опустил женщину на низкий топчан и огляделся по сторонам.

Нищета наводила на мысль, что перед ним жилище лесных углежогов или смолокуров, ушедших на промысел. Но, судя по обстановке, кроме дикой замарашки, в доме других обитателей не было. «Неужели она живет здесь одна? — поразился Палантид. — Храбрая бедняжка!» Как бы в опровержение его мыслей, в углу раздался сначала слабый шорох и кряхтенье, а затем оглушительный детский плач. Странно, но именно от этого звука женщина пришла в себя.

— Палантид, — она вскочила и кинулась к большой плетеной корзине, в которой, как в люльке, ночевал малыш. — Палантид, я сейчас. — Она беспомощно оглянулась на рыцаря, и глаза ее снова закатились.

«Я схожу с ума, — решил граф. — Мне кажется, что так зовут меня. При чем здесь…»

— Вы не находите, сударыня, — сказал он, поймав было начавшую снова падать женщину и помогая ей добраться до корзинки, — что столь звучное и благородное имя не подходит ребенку простых лесных углежогов или как вас…

Короткая, но звучная пощечина оглушила воина.

— еще и оскорбляешь нас! — воскликнула замарашка, сдвинув золотистые брови над переносицей настолько знакомо, что рыцарь невольно снова усомнился, действительно ли видит ее в первый раз. — Посмотри на себя! — продолжала она. — Сам выглядишь не лучше нашего! Глаз подбит! Оба глаза подбиты. Одежда в клочья. Благородный граф де Фуа! За кого я выходила замуж? За бродягу из северных лесов или за лучшего рыцаря при дворе короля Арвена? Молчи! Слышать ничего не хочу! Даже не посмотрел на собственного ребенка! Не спросил, каково мне было рожать и растить его здесь, в лесу, одной! Ой!.. — женщина вдруг прижала грязные пальцы к пылавшим праведным гневом щекам. — Ой! — повторила она, присев на корточки. — Что я говорю? Палантид, ты же жив! Ты здесь… А мы уже давно расстались с последней надеждой. — В следующую минуту она выпрямилась и повисла на шее у ошарашенного графа. Слезы и смех душили ее одновременно. «Нет, она и правда хорошенькая, — подумал Палантид, — только воняет, как коза. Но я, наверное, и сам не лучше».

— Послушай, — он растроганно провел кончиками пальцев по ее щекам, вытирая слезы. — Тебя и правда зовут Озарик?

Женщина отстранилась и почти с испугом посмотрела на него.

— Палантид, — прошептала она, — ты ведешь себя как-то странно. Сначала назвал нас углежогами, теперь спрашиваешь о моем имени. Что с тобой?

Рыцарь смущенно отвернулся.

— Понимаешь, — медленно сказал он, ероша всей пятерней волосы, — у меня что-то с головой. — Граф осторожно скосил глаза, чтоб проверить реакцию женщины. — Ты уверена, что я действительно тот, за кого ты меня принимаешь?

— Бедный мой! — ахнула Озарик. — Что они с тобой сделали? Не бойся, — она обхватила руками его лохматую голову и прижала к своей груди. — Пожалуйста, поверь мне: ты Палантид из рода де Фуа, благородный сеньор и граф, а я твоя жена Озарик. Это наш сын. Я назвала его в твою честь, когда думала, что ты погиб, — она подвела не слишком уверенного во всем сказанном воина к корзине. — Смотри, какой толстый! — с гордостью заявила женщина, а потом, прижавшись к плечу мужа, тихо добавила: — Мы с ним тебя очень любим.

Огонь потрескивал в низком кругу камней, выложенных на полу. Палантид-старший подбрасывал в него сухие ветки, ломая их ногой, а Палантид-младший возлежал у него на коленях и болтал в воздухе пухлыми пятками. Воин с опаской поглядывал на этот кулек, который радостная Озарик торжественно передала ему с рук на руки. Ребенок и правда был что надо: увесистый, горластый, а главное, обладавший поразительно зелеными, как у всех де Фуа, глазами, которые он бессмысленно таращил на новоявленного родителя. Он совсем не боялся, чего нельзя было сказать о Палантиде. При каждом кряхтении и писке малыша рыцарь испытывал состояние, близкое к обмороку.