Мастера и шедевры. т. I - Игорь Долгополов

Успех «Камеры смертника» был полный.

Она экспонировалась в парижском Салоне весной 1870 года. Известный французский критик Фосийон писал:

«Реализм Мункачи может быть сравнен с реализмом Рибо и Курбе. По своим же чувствам он подобен русским реалистам…»

Крупный художник Лейбль говорил:

«По моему скромному разумению, она («Камера смертника». —И. Д.) одна из лучших, если не лучшая во всем Салоне».

Это был триумф!

Казалось, перед Мункачи раскрывалась светлая дорога творчества, успеха, счастья. Но не все так просто в жизни художников. Мункачи проживет еще тридцать лет.

Однако ему не было суждено создать ни одной картины, равной этой своей первой удаче.

Весной 1870 года в скромную мастерскую Мункачи в Дюссельдорфе прилетела первая ласточка из мира коммерции: крупнейший парижский торговец картинами Гупиль появился в невзрачном ателье художника, чтобы максимально использовать успех «Камеры смертника». Он скупает все холсты, увиденные им в мастерской, и делает немедленно солидный заказ.

Так с момента своего первого крупного успеха Михай Мункачи попадает в мягкие, но душные обьятия негоциантов от искусства.

Пока еще мастер сохраняет полную творческую независимость. Он сам выбирает сюжеты для своих картин и пишет «Щипальщиц корпии», полотно, посвященное борьбе за свободу родины. Переехав в начале 1872 года в Париж, художник не растворился в суетливых буднях столицы европейской живописи. Он упорно продолжает создавать картины из жизни родного венгерского народа.

«Теперь я начал большую картину, — пишет Мункачи в начале 1872 года. — Ее название — «Ночные бродяги», как рано утром, арестовав, их сопровождает патруль на глазах у торговок и прочей публики…» Работа над этой большой композицией полностью захватила живописца. Он говорил позже:

«Я с радостью работаю над этим сюжетом, потому что он дает мне очень много материала для изучения характеров».

Стасов, увидевший «Ночных бродяг» на Венской художественной выставке, писал, что полотно великолепное «по естественности и простоте, по силе и мрачному душевному колориту». Он тут же назвал Мункачи одним из самых «неукротимых реалистов в Европе».

Это годы, полные молодого напора, Мункачи создает один жанровый холст за другим. Среди них и «Девушку с хворостом», написанную в 1873 году, после поездки в Барбизон. В небольшом полотне чувствуется влияние Милле, но все же живопись картины проникнута особой, чисто мункачевской энергией и темпераментом.

В 1874 году мастер работает над первым большим полотном из жизни парижской бедноты — «Ломбард».

Женщина, собирающая хворост.

Контрасты роскоши и нищеты.

Безысходный тупик каждодневной нужды.

Репин, живший в ту пору в Париже, увидев «Ночных бродяг» и «Ломбард», пишет Стасову:

«Ах, еще вспомнил: Мункачи не колорист по Тургеневу!!! Да это самый колорист…»

Репин недаром полемизировал с Тургеневым, который в то время был восхищен неким салонным «виртуозом» Харламовым.

Народная, суровая, страстная и сдержанная по колориту живопись Мункачи была дорога создателю «Бурлаков» и «Протодьякона», и Репин со свойственным ему бурным темпераментом отдает свое сердце венгерскому мастеру.

Летели годы парижской жизни. Все более и более стирались образы родины в сознании Мункачи. Он писал жанры из жизни народа Венгрии, но это были скорее этнографические сцены, далекие от былых картин, потрясавших душу зрителя. Живописец обращается к истории и религиозным сюжетам, мучительно старается заполнить внутреннюю пустоту, рожденную отрывом от отчизны.

Он создает полотно «Мильтон, диктующий дочерям «Потерянный рай»». Образ слепого поэта трагичен, в нем отражена судьба самого художника, несмотря ни на что создающего прекрасное. Великолепен этюд к картине, в котором Мункачи предстает перед нами во всей мощи своего таланта.

Всемирная выставка в Париже.

«Мильтон» имеет успех в официальных кругах.

Рутинеры приветствуют «облагороженное отражение жизни». Им импонирует, что Мункачи отказался от своих тревожащих зрителя сюжетов и обрел «более беспристрастный и ясный взгляд на мир».

Великолепное мастерство восхищало зрителя, но для внимательного и требовательного взгляда не мог пройти незамеченным уход живописца от проблемных полотен, от языка критического реализма. Крамской писал:

««Мильтон» есть чарующая вещь, хотя идея картины довольно безразличная».

В жизни Мункачи происходят события, сыгравшие зловещую роль в его судьбе. «Мильтона» покупает известный парижский купец Зедельмейер, торгующий картинами, ставший на долгий срок злым гением художника. Он сковывает живописца кабальным договором на десять лет.

Теперь уже коммерсант диктует мастеру темы. Он владеет целиком всей живописной продукцией Мункачи, возит творения мастера по Европе и Америке, зарабатывая огромные барыши. Ведь картины имеют шумный успех.

Но друзья искусства Мункачи не могут не говорить горькую правду.

Вот что писал русский скульптор Антокольский о картине «Христос перед Пилатом»:

«По-моему, действительно, в этой картине было еще много достоинств, но я уже тогда видел, что он идет не по своей дороге и что если он так дальше пойдет, то непременно свихнется, главное потому, что в этой картине уже не было той искренности, единства и цельности, как в предыдущих его картинах. Но хуже всего, что он стал искать риторических фраз, фальшивых поз…

Следующим шагом по созданию грандиозных постановочных полотен была «Голгофа», сам размер которой — 460 х 712 см — поражал. Но как проигрывал этот колоссальный холст перед скромными по размерам первыми картинами Мункачи.

Колесо судьбы художника продолжало свой путь. Он пишет «Умирающего Моцарта». Картина экспонировалась Зедельмейером с музыкальным сопровождением, но ни оркестр, ни пение — ничто не могло скрыть духовной пустоты и банальности произведения. Мункачи сам видел все это, но был бессилен переломить судьбу.

Зедельмейер, выжав все соки из Мункачи, цинично рвет с ним отношения. Шел 1888 год. Художник полон тревог и сомнений. Он ощущает невосполнимую утрату сил, времени и здоровья, потраченных на картины, далеко уведшие его от начала, которое было положено «Камерой смертника» и» Ночными бродягами».

Неужели ничтожный делец Зедельмейер был властен так трансформировать своеобычную и недюжинную натуру Мункачи, который едва ли охотно шел на изготовление этих заказных зедельмейеровских громадин?

Все было не так-то просто.

В 1874 году свершилось событие, которое изменило привычный образ жизни мастера-демократа, выходца из народа.

Мункачи женился.

Его супруга, богатая аристократка, была вдовой люксембургского барона де Марша — мецената, собирателя картин.

Став женой художника, Цецилия Мункачи завела салон, который сделался одним из центров парижского света. Жизнь на широкую ногу. Роскошные приемы, изысканные ужины, блистательные концерты требовали денег и денег.

Мункачи впрягается в хомут салонной «шикарной» живописи, бездушной и фальшивой. Компромисс состоялся. Бывший инаш Михай становится модным парижским художником. Его студия превращается в фабрику живописи.

«Я все больше люблю одиночество», — пишет Мункачи.

За этой короткой фразой — трагедия всей жизни мастера. Чужой по духу дом. Властолюбивая баронесса с ее показной светскостью и ложной любовью к искусству.

Перед художником во весь рост встает вопрос: как дальше жить?

Продолжать писать салонные композиции, делать деньги или вновь вернуться к себе?

Все чаще перед ним возникают картины его детства. Мир крепких, мужественных, честных и простых людей. Он бежит от своих блистательных гостей, от пустой и тщеславной жены. Бродит по кварталам парижской бедноты, проводит вечера в нищих бистро, блуждает по вечерним паркам Парижа. Все это с новой силой будит в нем видения юности, поры нищей, но по — своему счастливой.

В эти годы кризиса и раздумий еще одна беда подстерегла художника: коварный недуг — болезнь глаз, проявившаяся еще в момент писания «Мильтона».

Он нервничал, порой не мог работать. Тосковал, мечтал вернуться на родину, метался в своей золотой клетке.

И надо было обладать духовным здоровьем и гением Мункачи, чтобы, невзирая на все эти обстоятельства, оставить потомкам галерею великолепных портретов своих современников, серию дивных пейзажей, а главное, найти силы вернуться к своей главной теме — венгерский народ и родина.

В годы разрыва с Зедельмейером художник пишет полотно «После работы». Этот холст — демонстративное возвращение к излюбленной теме. Правда, здесь заметны издержки в живописи — след салонных работ. Но все же «После работы» — победа!