Небесный король: Эфирный оборотень - А. Живой

– Да нет, напали вообще не местные. Ты их не знаешь. Но они все равно опасны, и лучше их обходить стороной. Если увидишь кого в белых одеждах, то прячься, а то несдобровать.

– У моя ружье есть и кинжал, – сказал гордо Кадыр.

– Оно, конечно, хорошо, – согласился Антон, – только ихние ружья бьют быстрее и наверняка. Да и больше их. Обходи стороной – целее будешь.

Антон выскреб дочиста банку тушенки и не глядя выкинул ее далеко в сторону. Почти тотчас он услышал странный скрежещущий звук, раздавшийся неподалеку от места падения банки. Оглянувшись, Гризов заметил как тощая собачонка набросилась на банку с неистовством пираньи, почуявшей вкус крови. Собачонка с таким остервенением грызла пустую банку, что у Антона невольно вырвался вопрос:

– Скажи, Кадыр, а ты собаку-то свою кормишь хоть иногда?

Кадыр удивленно посмотрел на сидевшего рядом лейтенанта и ответил.

– А зачем? Ведь она есть не просит.

У Антона появилось стойкое ощущение, что пока эта несчастная собака человеческим голосом не попросит у Кадыра поесть, он даже и не вспомнит о ней. Да, с любовью к братьям нашим меньшим в этих краях обстояло все нормально. Кадыр дожевал свою долю тушенки, обвел взглядом горные вершины, освещенные помаленьку начавшим клониться к закату солнцем, и философски сказал:

– Ледник тает, блин…

Последнего слова Антон от него никак не ожидал. Видимо горец успел пообщаться с кем-то из русскоговорящих жителей Кавказа и слегка проникнуться их жизненной философией. Остальные участники импровизированного обеда, плавно переходившего в полузабытое для одних и неизвестное для других понятие «полдник», тем временем слушали и думали о своем. Покончив первым со своей порцией тушенки, Егор достал из рюкзака две оставшиеся толовые шашки и стал мастерить из них адскую машину. Катя допила воду, вытряхнула оставшиеся капли на камень, встала и спросила, обращаясь к Антону:

– Товарищ лейтенант, не проводите меня воды набрать, а то вдруг немцы поблизости.

И пошла по направлению к ручью, уходившему по левой стороне долины и в двухстах метрах превращавшемуся в небольшой, но живописный водопад. Егор молча ухмыльнулся, не отрываясь от своего занятия. Кадыр участливо посоветовал вслед:

– Если кого увидишь – обходи стороной. Целее будешь.

Катя оставила слова аборигена без внимания. Антон поднялся и пошел следом, машинально поправив пистолет за поясом. Когда они дошли до водопада и скрылись за перекрывавшему к нему доступ с одной стороны валуном, Катя произнесла, укоризненно качая головой:

– Что же вы, товарищ лейтенант, меня совсем вниманием не жалуете. Али уже не люба боевая подруга? С местными жителями о немцах и собаках рассуждаете, а мне хоть бы слово сказали.

Антон обернулся, и удостоверившись, что из-за камней их не видно, притянул девушку к себе.

– А что зря говорить.

С этими словами он крепко и нежно поцеловал ее в губы. Через минуту глубокого поцелуя Антон почувствовал как девушка обмякла в объятиях, и обвила его шею своими руками. Весь мир вокруг перестал для Антона существовать и вместился в этот долгий поцелуй. Гризов упивался запахом ее волос и нежной кожи. И казалось, что они находятся сейчас не у шумного водопада в окружении высоких скалистых вершин, облаченные в грубую одежду, а целуются стоя на балконе роскошного особняка с изящными белоснежными колоннами. На Антоне надет гусарский мундир с золотым шитьем, а на ней воздушное бальное платье. И только для них звучит сейчас музыка из соседнего зала, и в их честь поднимают тосты друзья-гусары.

Антон почувствовал, что задыхается от счастья. Он с трудом оторвался от этих губ и не поверил тому, что особняк исчез. В его сознании все еще звучала мазурка и танцевали веселые пары. Катя молчала, прижавшись к его груди. Антон вдруг подумал, что должно случиться так, чтобы именно ее душа переселилась в ту Катю, из его времени, поскольку не может же так быть, чтобы существовало две любимые женщины в разных временах, с одинаковыми именами и разницей в возрасте на сорок лет. Недавно ему опять показалось, что скоро он покинет это время. Он чувствовал это, но не мог себе помыслить потерять эту Катю. То, что с ним происходило, просто не укладывалось в голове. Этого не могло быть. А может этого и не было, и скоро он проснется. Антону всегда казалось, что человек любит не оболочку, а родственную душу, которая может путешествовать по времени и представать каждый раз в новом виде. Внешний вид мог не иметь абсолютно ничего общего с нарисованным себе идеалом красоты, потому что такой идеал всегда обманчив. В одном времени, на одной планете, но на разных континентах, от разных по характеру и внешнему виду родителей, могут родиться разные с виду люди с абсолютно одинаковыми мыслями. Они могут прожить, всю жизнь считая себя уникальными или одинокими, пока не натолкнутся на другого такого же человека и не ужаснутся схожести, словно увидели себя в зеркале. Но вряд ли они пробудут вместе долго – они слишком похожи. Этот закон действовал с неумолимой силой на всех континентах. В дружбе это хорошо, но не в любви. В любви важен полет. Бывают низколетящие души, но бывают ведь и наоборот. Часто души бродят по свету не подозревая, что рядом бродят другие по их душу. Но не видят друг друга за идеалами. За красотой. За книжками, гороскопами, самообманом, трусостью и иллюзиями выбора, сулящего большую долю вероятности счастья. Но счастья не бывает чуть меньше или чуть больше, оно либо есть, либо его нет. Антон раздваивался. Он обрел счастье, но не мог объяснить себе, где подлинное – здесь, сейчас, или там, потом, через сорок лет. А может это одно и то же? Ведь в любом времени существует только одна родственная душа, а это значит, что перед ним один и тот же человек. Антон оторвался от девушки и посмотрел ей в глаза. Он увидел там пропасть любви. Сколько они так простояли, он не помнил. Очнулся, только когда рядом послышался вежливый кашель Егора.

– Я, конечно, извиняюсь, – сказал он, – но дело к вечеру. Пора и выступать, если хотим засветло дойти до перевала.

Антон и Катя нехотя расцепили объятия и Антон на секунду почувствовал себя словно голым.

– Мы сейчас идем, – ответил он Егору, который кивнул головой и вернулся к стоянке.

Они еще раз переглянулись и молча двинулись следом.

Кадыр уже сидел в своем седле, обозревая окрестности. Сытый и довольный жизнью он приветствовал вернувшихся Катю и Антона новым философским восклицанием.

– Ветер дует, блин…

Затем он указал пальцем на небо и добавил:

– Погода меняется, однако. Торопиться надо.

Антон взял рюкзаки и закинул их на круп лошади позади Кадыра. Помог взобраться Кате. Затем он надел на шею «Шмайсер», поставил его на боевой взвод и двинулся вверх по тропе. Как ни странно, Кадыр ехал молча и песню не пел. Спустя полчаса, словно по предсказанию обитателя гор, с неба повалил густой снег, моментально устилая все вокруг мягким ковром. Антон поднял воротник бушлата, то и дело вглядываясь в видневшийся на высоте перевал, но никаких признаков немцев пока не обнаружил. Скорее всего оставшиеся в живых пошли в обход и выйдут к перевалу Ичмет. Если их не перехватить, то к заводу они выйдут первыми. Антон непроизвольно ускорил шаги и тут же подскользнулся, но сумел удержать равновесие. Мысли о душе он пока оставил – не ко времени. Если уцелеет, то еще будет время поразмыслить, а если нет, то сам станет душой и, наконец, все узнает точно.

Снегопад усиливался, перекрывая видимость, и у Антона вновь возникло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он чувствовал непонятную враждебную силу вокруг, но по-прежнему не мог объяснить ее происхождение. По большому счету снегопад только на руку. Если они не увидят нацистов, то и те их вряд ли смогут заметить издалека. Это значит, что снайперских винтовок пока можно было не опасаться. Но Антон тем не менее старался не терять бдительности, пытаясь пронзить взглядом белую мглу, которую выстроил вокруг снегопад. Бушлат понемногу промокал, и это было пожалуй наиболее неприятным сейчас. По такой погоде не хватало только промокнуть, и тогда случись что в пути, замерзнуть было раз плюнуть. Осень кончалась. А в горах, особенно наверху, поздняя осень это уже ранняя зима. И опять Антон подумал о Кате. Если бы не она, он никогда бы так из-за себя не беспокоился. Но делать было нечего. Кадыр ехал молча и размышлял о чем-то своем, неведомом никому рядом, и Антон с интересом наблюдал за происходившим внутри него борением философской мысли, ожидая следующего перла в ближайшее время. Солнце падало за массивную Ушбу. Через полчаса наступит ночь, которая в горах всегда приходила быстро, в отличие от рассвета, которого приходилось ждать часами. Антон вновь ускорил шаги.

К счастью перевал Двугорбый, хоть и находился на значительной высоте, подходы имел довольно простые, поэтому не только пешие путники, но и всадник на лошади не испытывали особенных трудностей при подъеме. Неказистая лошадка Кадыра, казавшаяся в долине абсолютно немощной, готовой упасть при первом дуновении ветерка, довольно уверенно перла вверх свой ценный груз в виде рюкзаков и Кати. Хотя, чем выше поднимался небольшой отряд, тем сильнее Катя ерзала в седле, глядя на неожиданно возникавшие из снежной пелены по сторонам тропы глубокие сбросы, плавно переходившие в неглубокие пропасти. В конце концов она остановила Кадыра, слезла с лошади и зашагала следом за Антоном. Кадыр продолжал свой путь конным, с одними рюкзаками на крупе лошади. На подходе к перевалу он вдруг снова затянул свою заунывную песню, при первых звуках которой Антон схватился за автомат и только диким усилием воли заставил себя не стрелять в певца. Кадыр пел как умел, а чужое мнение о музыке тоже надо уважать, даже если музыка тебе не нравится. Хотя в душе Антону хотелось заткнуть Кадыру глотку любой ценой и не помогали никакие психологические установки.