Стерегущие дом - Шерли Грау

— Да, дружок, а вас тогда и в помине не было.

— Теперь ты, Джин. Сама ты из Монтгомери, зато с твоим мужем мы родственники. Если степень родства не брать в расчет — постойте, сколько же у меня здесь наберется родичей?.. Эмили Фрейзер — раз, потом Луиза Аллен и Кларисса Хардинг, Флора Крич…

— Скажите! — прервала меня миссис Холлоуэй. Кажется, она смутно заподозрила в этом перечислении что-то тревожное. — Скажите на милость!

— И еще одна поразительная вещь. Вот уже сколько месяцев, как я ни с кем из них не вижусь. Правда, странно? Когда даже твоя родня, и то…

— Как это верно, — сказала миссис Холлоуэй. — Просто поразительно. Рюмочку хереса, прошу вас.

И, твердо взяв меня за руку, повела в переполненную гостиную.

Какое-то время все шло как обычно. Чай как чай. Разговоры о болезнях, о свадьбах, чьи дети пошли в школу, чьи кончили. Какое-то время.

Я ничего не говорила. Мне было нетрудно подождать. Я только очень сомневалась, способны ли ждать они. И не ошиблась.

Первой не выдержала сама миссис Холлоуэй.

— Душенька, — сказала она, — я слышала, у вас сгорел коровник — как это ужасно.

— Да, — сказала я. — Ужасно.

— Я в том смысле, что там, говорят, все было по последнему слову техники и так далее.

— Там было действительно немало ценного оборудования. Точную сумму назвать не берусь.

— Какой кошмар.

В комнате сразу сделалось очень тихо. Только внучка продолжала щебетать что-то в своем углу. Я узнала ее по мягкому голоску, по жеманным интонациям, усвоенным в избранном студенческом кругу. В глухой тишине юный, высокий голосок дрогнул, она неуверенно оглянулась через плечо и умолкла на полуслове.

— Какое несчастье, — повторила миссис Холлоуэй. — Вы хоть имеете представление о том, как это началось?

Я посмотрела на гладкое розовое лицо над округлыми плечами, на пышный бюст, плотно упакованный в цветастый шелк.

— Иными словами, узнала ли я поджигателей? — спросила я. — Они были без масок. Вероятно, в спешке забыли захватить.

Миссис Лок — ее муж был совладелец аптеки — нервно заахала:

— Ах, эта голытьба — у нас на Юге от нее просто житья нет. Прямо беда, честное слово!

— Отчего же, не только голытьба, — сказала я. — У многих ли из вас мужья сидели дома в тот вечер?

Короткий миг тишины — слышно только, как дышат, — и миссис Холлоуэй сказала:

— Ну, довольно ужасов. Хорошо, что все прошло.

И когда она вновь склонилась над серебряным кофейником, я ответила:

— Нет, не все. Теперь — мой черед.

На мгновение передо мной мелькнуло лицо ее внучки.

— Не сердитесь на меня, милая, — сказала я. — Я испортила вам торжество, но его ведь все равно затеяли не ради вас. — У нее смешно открылся ротик, но оттуда не вылетело ни слова, ни единого звука. Я улыбнулась ей мимоходом. — Напрасно бабушка вам не объяснила… — Я набрала в легкие побольше воздуха. — Ну а теперь слушайте вы. Потом расскажете своим мужьям. Передадите от моего имени. Хауленды были первыми в здешних местах еще с той поры, когда кругом хозяйничали индейцы, и вы по ночам спускали собак, вы запирали двери на тяжелые засовы, а днем боялись выйти за ворота без ружья. И по сей день это владения Хаулендов. Я отбираю их назад.

Теперь они заквохтали все разом, всполошились, как наседки в курятнике; запах яблочного пирога усилился, заполнил весь дом.

— Тут все, за ничтожным исключением, так или иначе принадлежало Уиллу Хауленду. Вы просто забыли. Так вот теперь я вам напомню, и вы увидите, как съежится и зачахнет ваш край — как Мэдисон-Сити вернется к тому, чем был тридцать лет назад. Возможно, когда-нибудь его вновь возродит мой сын. Я — нет.

Опять нервный смешок. Понимают они, о чем я говорю? Доходят ли слова до их сознания сквозь хмельное тепло хереса? Или такое доходит не вдруг? И они начнут понимать, только когда я уже уйду? Ладно, заставим понять. И сию же минуту.

— Только что я закрыла гостиницу, — сказала я. — Это для начала. Неужели вы не слышали стук молотка, когда дверь заколачивали досками? Как же так, проехать мимо и не заметить?

Я мельком взглянула на Джин Бэннистер. Застывшее, напряженное лицо. Эта понимает, думала я, она здесь самая смышленая. Понимает, но отказывается верить. Потому что у нее новое и дорогое пальто, потому что транспортная контора ее мужа стала только-только приносить доход.

Я не могла оторваться от ее лица, точно зачарованная. Широко расставленные большие серые глаза. Прямые светлые волосы. Я думала: чувствуешь, как в нутро забирается холодок, как начинают дрожать кончики пальцев? Точно так же было со мной…

— Коровник сгорел, оборудование погибло. Отстраивать его заново я не буду. Я даже не найму вас вывозить золу. Весь скот, кроме пони, принадлежащих моим детям, продан — впрочем, я полагаю, вы это знаете. Что станется без моего скота с бойней, с консервным заводом? Чьи поставки дадут им возможность работать на полную мощность? Ничьи. А фабрика мороженого? Откуда поступало молоко?..

Я подошла к окну, открыла его настежь; в комнате стояла нестерпимая духота. Краем глаза заметила, как Луиза Аллен нервно покусывает кончик пальца. Ее муж и брат — владельцы бойни.

Ага, поджилки затряслись. Дай срок — осядет, камнем ляжет на душу…

Сзади раздался шелест, шарканье ног — это ко мне пробиралась сквозь толпу гостей миссис Холлоуэй. Она как будто собралась что-то сказать, но из этого ничего не получилось, лишь слышно было, как скрипит и попискивает шелк ее старомодного корсета. Я даже не взглянула на нее.

— Теперь — лесоразработки, большой бизнес округа. Половина лесных угодий — моя собственность. — За окном по улице друг за другом торжественно прошествовали три дворняги. Я смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. — Тут существует контракт, и пока что у меня руки связаны, но ведь сроки контрактов когда-нибудь да истекают… Хауленды вечно блажат, у них дурь в крови — сколько раз я это слыхала. Прикрыть лесоразработки обойдется недешево, но я сделаю это. На жизнь мне как-нибудь хватит. — Рюмку сладкого хереса я все это время продолжала держать в руке. Теперь осторожно поставила ее на подоконник. — Вы еще увидите. Я обещаю, что ваш городишко сожмется и усохнет до своих истинных, прежних размеров… Вы не Уиллу Хауленду пустили красного петуха. Вы спалили свой собственный дом.

Ни единого звука, пока я шла к дверям, ни шороха, ни вздоха, только стук моих каблуков по половицам. Я отыскала в прихожей свое пальто под грудой, сваленной на спинки стульев. Горничная, тонюсенькая, сущий комар — черное платьице, белый передник в оборочках — подглядывала за мной в щелку из-за кухонной двери. Я ей кивнула, и она тотчас отпрянула от двери. Для полного сходства ей оставалось только зажужжать. Я вышла — неспешно, величаво. Я не чуяла бетонной мостовой под ногами. Плыла по воздуху, не касаясь земли. Сукины дети, — сказала я им всем, — ах и сукины же вы дети…