Креольские ночи - Дебора Мартин

– Опусти пистолет! – скомандовал Бонанж. Ему хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. – Ты не посмеешь убить ее здесь, у меня на глазах!

– Не посмею?! – воскликнул Франсуа, не собираясь опускать пистолет. – Я не позволю твоей любовнице убеждать тебя, будто бы это я убил ее брата. Ты ослеплен и не видишь, что она – лгунья, мошенница и…

– Она никогда мне не говорила, что это ты убил ее брата. Ты сам только что сказал это. Я даже не знал, что тебе известно, что Уоллес был ее братом. – Рене старался говорить очень спокойно, но глаза его яростно блестели.

Франсуа побледнел.

– Этот сопливый карточный шулер пытался меня одурачить, поэтому я выстрелил в него. Это была самозащита – он стрелял в меня первым!

– Да, из того пистолета, что украл у меня несколькими часами раньше. Тебе известно, что я нашел его рядом с телом Алекса? Все пули в нем были на месте, значит, из него не стреляли. Зачем же ты защищался, если он даже не пытался стрелять в тебя, Франсуа? Мне все известно. Каждый твой подлый шаг к одной-единственной цели: помешать Элине и ее брату получить то, что полагается им по закону. Нет нужды продолжать все это. Опусти пистолет.

Франсуа не опустил. Тогда Рене вытащил свой револьвер.

– Если ты попытаешься ее убить, мне придется выстрелить. Франсуа направил оружие на Рене. И ухмыльнулся:

– Выстрелить в меня?! Сомневаюсь в этом, дорогой дядюшка. Ты слишком привязан к семье, чтобы совершить нечто подобное. Ты не сможешь убить своего единственного племянника. А мне ничто не помешает застрелить тебя, не испытав при этом ни малейших угрызений совести. Застрелил же я собственного брата!

– Правда? – грозно проговорил Рене, приближаясь к племяннику. – А как ты после этого посмотришь в глаза своей матери?

Эти слова заставили Франсуа задуматься. Рука, державшая пистолет, задрожала.

– Не нужно поспешных действий, Франсуа. Этим ты можешь разрушить всю свою жизнь. Не усугубляй свою вину еще одним преступлением.

Услышав слово «преступление», Франсуа снова направил пистолет на дядю. Но к этому времени Рене был уже достаточно близко, быстрым движением он схватил запястье Франсуа и, сильно сжав его, опустил руку племянника вниз.

– А ну, брось пистолет, – скомандовал он.

Франсуа разжал пальцы, и оружие упало на топкую почву. Рене отпустил руку юноши.

Франсуа сделал выпад вперед, ударив Рене коленом в грудь. Но Бонанж даже не поморщился. Он сделал ответный выпад, нацелившись в челюсть Франсуа. Тот увернулся, но, не удержавшись на скользком склоне, съехал прямо в воду.

Быстро поднявшись на ноги и отплевываясь, Франсуа хотел, было снова наброситься на дядю, но в этот момент аллигатор, преодолев оставшееся расстояние, замер за спиной юноши. Еще мгновение – и рептилия, разинув зубастую пасть, набросилась на ногу Франсуа. Элина завизжала. Рене дважды выстрелил в животное, но раненый аллигатор подался назад, увлекая вопящего Франсуа за собой.

Еще мгновение, и рептилия уволокла свою жертву в глубь темных вод. Вода закипела кровавыми струями. Там, внизу, шла борьба не на жизнь, а на смерть. Муть со дна, смешанная с кровью, вздымалась вверх; растущие на болоте водоросли отчаянно сотрясались. Еще один удар – и все стихло.

На лицах Элины и Рене застыл ужас.

Элина разразилась слезами. Такой страшной смерти не заслуживал ни один человек, даже ее непутевый сводный брат.

Рене подскочил к Элине.

– Не плачь, милые глазки, – прошептал он, положив ее голову себе на колени. Элина видела, как подавлен Рене.

Рене принялся высвобождать Элину из-под лошади. Когда, наконец, ему удалось сдвинуть тяжеленную тушу в сторону, он помог Элине подняться на ноги. Колени девушки подогнулись, и она едва не упала обратно в болото, но Рене удержал ее, обхватив за талию. К счастью, нога девушки не была сломана, только онемела и покрылась ссадинами и синяками. Рене отвел любимую на то самое бревно, где еще совсем недавно сидел Франсуа.

Усадив девушку поудобнее, Рене вернулся, чтобы осмотреть лошадь. Бедное животное страшно мучилось. Пока Бонанж осматривал ее, лошадь издавала тихие, но очень жалобные звуки.

– У нее сломана нога, – тихо сказал Рене.

Когда Элина поняла, что Рене придется вернуться сюда позже, чтобы вытащить лошадь из болота, ее внутренности судорожно сжались.

Элина вдруг сорвалась – она больше не могла терпеть рядом с собой смерть и боль.

– Мне так… так жаль Франсуа! – простонала она. Перед ее глазами все еще стояла страшная картина его смерти. – О, если бы я не приехала сюда…

– Я никогда не познакомился бы с тобой, – закончил он за нее, уводя девушку вверх по склону, туда, где начиналась твердая почва. – Франсуа в любом случае закончил бы плохо. Ты не должна винить себя в его смерти. Если бы ему представилась возможность, он, не задумываясь, убил бы тебя.

Элина все понимала, однако это не успокаивало ее.

– Но если бы ты не приехала, – продолжал Рене, – моя жизнь была бы такой же бессмысленной, как и прежде, до того, как я увидел тебя на борту корабля. Ради меня, милые глазки, не мучай себя. – Когда они выбрались наверх, Рене повернул девушку лицом к себе. – Потому что без тебя, любовь моя, я не смогу жить.

Она смотрела на его лицо – такое родное и любимое. Рене прав. После всего, что им довелось пережить, главное для них – любовь.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Он улыбнулся и легонько поцеловал ее в губы. Глаза его светились любовью и страстью, и сердце Элины наполнилось благоговейным трепетом.

– Надеюсь, – пробормотал он. – Меня обвиняли в убийстве, я чуть было не заболел желтой лихорадкой, мой собственный племянник бросил мне вызов – потому, что я люблю тебя. Думаю, что я заслужил награду. Я хочу каждое утро видеть твои милые глазки и твою улыбку. Могу я на это надеяться?

– Конечно, – прошептала она. И он прильнул губами к ее губам.

Эпилог

Что теряешь в огне – находишь в пепле.

Элина смотрела на две могильные плиты, одну – ее родного брата, другую – того брата, которого ей так и не довелось узнать. Они с Джулией следили за тем, чтобы могилы всегда были убраны, и каждую неделю приносили свежие цветы. Элина была рада, что Алекса похоронили здесь, рядом с Франсуа. Быть может, ее братья, наконец, помирились друг с другом. И теперь их души смогут простить и своего отца, который сделал их такими, какими они были.

Нельзя винить во всем отца, подумала Элина. Ведь у нее был тот же отец, он растил и воспитывал ее, однако у Элины не было ничего общего с ее братьями. Они сами сделали свой выбор. Они жили, как считали нужным.