Избранное - Гор Видал

ненависть и гнев – наиболее характерные человеческие черты, они свойственны и Майре Брекинридж, которая это знает, но намерена вскорости полностью переступить через них, причем самым необычным способом.

Присутствие антрополога (меня) за деревянным столом в «Быке и петухе», несомненно, внесло определенные коррективы в поведение двух существ, которые настолько раскрепостились, что после обсуждения частных проблем Разговор мог перейти в общее русло; такое редко случается среди низшего сословия, представители которого обычно говорят о себе, выуживая из своей глупой памяти все новые и новые факты и вызывая в конце концов скуку даже у таких же, как они, собеседников, которые, разумеется, нетерпеливо ждут своей очереди, чтобы рассказать свою историю.

Каким-то образом разговор вновь коснулся гордого отказа Расти от предложения мексиканца, и Мэри-Энн дала понять, что она, со своей стороны, не могла бы и помыслить о том, чтобы заняться любовью с женщиной.

– Это просто… ну, вызывает отвращение у меня, – сказала она. – Я хочу сказать, я просто не смогла бы. Я думаю, что женщина должна вести себя, как женщина, а мужчина, как мужчина, вот так.

– И как же должен вести себя мужчина? – мягко спросила я.

Ответил Расти:

– Он должен заниматься любовью со своей милашкой, вот как.

– Но только если он ее на самом деле любит, – шаловливо заметила Мэри-Энн; они оба рассмеялись над явно привычной уже шуткой.

– И почему он должен с ней это делать? – я продолжила свой осторожный допрос.

– Ну, потому что… о господи, это же естественно!

– От этого рождаются дети, – объяснила Мэри-Энн. – Я имею в виду, что так предписано природой.

– Вы считаете, что природа требует, чтобы вы рожали детей всякий раз, когда занимаетесь любовью?

Мэри-Энн выглядела, как растерявшаяся ученица католической школы, пытающаяся вспомнить, чему ее учили.

Но Расти был настоящим польским католиком и умел отличать правильное от неправильного.

– Мы верим, что это так, да, мы каждый раз так думаем. Так нас учит церковь.

– Но вы ведь применяете контрацептивы, не так ли?

Они переглянулись, и Расти ответил:

– Да, конечно. Я думаю, большинство католиков так делает, но при этом мы осознаем, что это неправильно.

– В таком случае вы должны действительно верить, что это правильно, когда рождается все больше и больше детей, несмотря на то, что половина всех когда-либо родившихся людей еще живы сегодня и что каждый день двадцать тысяч людей умирают от голода в Индии и Южной Америке? – О эта коварная Майра Брекинридж! Никто не в состоянии выпутаться из искусных сетей ее диалектики!

Расти нахмурился, делая вид, что размышляет, хотя, как недавно выразился один из студентов по другому поводу, он только думал, что думает.

– Возможно, этим индийцам и китайцам и всяким таким надо ввести контроль за рождаемостью, раз их религия не заботится… если, конечно, у них есть религия…

– У них есть религия. И они заботятся. И они полагают, что быть мужественным для мужчины означает иметь как можно больше детей…

– Потому что очень много детей умирает в детстве, – необыкновенно глубокомысленно произнесла Мэри-Энн.

– Они действительно умирали, и это поддерживало равновесие между численностью населения и наличием продовольствия. Но сейчас дети выживают. И голодают. И все потому, что их родители искренне верят, что быть мужественным – значит делать детей, а быть женственной – рожать их.

– Но у нас все иначе, – Расти был чертовски настойчив. – Еды нам хватает, у нас есть…

– Планирование семьи, – Мэри-Энн выглядела счастливой. Никаких сомнений, что у нее все уже спланировано.

Еды хватает – это как раз то, что я хотела услышать. Я была великолепна. Я охарактеризовала в цифрах все доступные человечеству источники пищи, известные на начало семидесятых годов (я не стала говорить о планктоне и водорослях). Я доказала, что, по существу, Мальтус был прав, хотя и ошибся в расчетах. Я живописала, что происходит, когда крысы оказываются в слишком тесном пространстве: их почки разрушаются, и они становятся безумными. Я рассказала, что, когда леммингам угрожает нехватка пищи, часть стаи предпочитает утопиться, с тем чтобы оставшиеся могли выжить.

Затем я привела статистику смертности в современном мире и показала, как резко она уменьшилась в последние пятьдесят лет благодаря успехам медицины. Физически и умственно ослабленные дети, которые раньше умирали при рождении или в младенческом возрасте, теперь вырастают и становятся революционерами в Африке, Азии или Гарлеме. Мирового производства продовольствия более не хватает для обеспечения населения Земли, которое благодаря лекарствам и неудержимому размножению выросло до многих миллиардов человек; и еще меньше пищи достанется каждому из тех тысяч несчастных, что присоединяются к нам ежеминутно. Что делать? Как спасти человечество (я не стала задавать более глубокий вопрос, надо ли его спасать)? Мой ответ был достаточно прост: единственной надеждой людей остаются войны и голод. Чтобы мы могли выжить, численность человеческой популяции должна кардинально уменьшиться. К счастью, у нас есть лидеры, инстинктивно действующие в верном направлении, и я не сомневаюсь, что самой природой Линдон Джонсон и Мао Цзэдун посланы для нашего спасения. Уничтожив миллионы людей, они тем самым снизят и рождаемость. Выжившие окажутся не только умнее нас, но и выносливее вследствие генетических изменений, вызванных интенсивной радиацией. По мере того как я рисовала перед моими слушателями впечатляющую картину драматического будущего человечества, глаза их раскрывались все шире и шире.

– Но что мы можем сделать, чтобы не допустить всего этого? – Мэри-Энн была откровенно встревожена.

– Не иметь детей. Это лучшее, что можно сделать. Это паллиатив, конечно, но лучше, чем ничего. И попробуйте изменить свое отношение к тому, что нормально, а что – нет.

Закрепляя успех, я тут же выдала несколько ошеломляющих примеров из области антропологии. Правильное поведение эскимосских жен состоит в том, чтобы идти в постель с любым, кого муж приведет в иглу. Для большинства спартанцев было нормальным заниматься любовью с мальчиками, которых они обучали воинскому искусству. Я дала краткий обзор того, что считалось приемлемым сексуальным поведением в Полинезии и в дебрях Амазонки. Все, что я говорила, оказывалось откровением для Расти и Мэри-Энн, и они были явно в ужасе от неестественности того, что считалось естественным в других частях света. Полагаю, я посеяла зерна сомнения. Конечно, Мэри-Энн никогда бы не смогла проституировать подобно эскимосской жене, равно как и Расти никогда не станет сожительствовать с несовершеннолетним подростком; и все же они оба сейчас убедились, что их прежние представления по меньшей мере относительны. Это прогресс.

Как и следовало ожидать, контратаку предприняла Мэри-Энн:

– Может быть, вы и правы, когда говорите, что нет ничего, что было бы безусловно