Ненавистник полицейских. Клин. Тайна Тюдора. - Эван Хантер

да наведении порядка на бейсбольных соревнованиях? Надо примириться с тем, что время от времени полицейскому приходится иметь дело с трупами.

Ох, не надо. У меня все леденеет внутри.

Но ведь именно за это тебе платят, парень. Никуда от этого не денешься. Работа полицейского связана с насилием, и это факт, от которого никуда не деться. Кроме того, этот случай с мальчиком произошел так давно, столько воды… Вода. Господи, неужели этот дождь никогда не перестанет?

— Нет, я выберусь из этого потопа, — решил он. — Зайду- ка я в пошивочную к Максу. Может быть, мне удастся уговорить его расщедриться на то сладкое праздничное шно, и тогда мы с ним выпьем за Бермуды. — Он зашагал вниз по улице и толкнул дверь пошивочной. Звякнул дверной колокольчик. В мастерской на него пахнуло паром и запахом вычищенной одежды. Он почувствовал себя легче, как только переступил порог.

— Привет, Макс.

Макс, сидевший за швейной машинкой, поднял свое круглое лицо в венчике седых волос, обрамлявших его лысеющую голову подобно нимбу, и сказал — Вина- у меня нет.

— Кто говорит о вине? — виновато улыбаясь, возразил Дженеро. — Ты же не выставишь меня из мастерской в такую жуткую погоду?

— В любую погоду — жуткую или нет — я не собираюсь выставлять тебя из моей мастерской, поэтому прекрати паясничать. Но я предупреждаю тебя, прежде чем ты начнешь клянчить, что вина у меня нет.

— Никто и не просит вина, — ответил Дженеро и, придвинувшись поближе к радиатору, стянул с рук перчатки. — Что ты делаешь, Макс?

— А что, разве не видно? Обдумываю, как бы взорвать Белый дом. Что еще можно делать, сидя за швейной машинкой?

— Я имею в виду, что ты шьешь?

— Форму для Армии Спасения.

— Ну, и как идет дело?

— Видишь ли, осталось еще несколько портных в городе, для которых их работа заключается не только в глажении и чистке одежды. Глажение и чистка — дело машин. Покрой одежды нельзя доверять машине. Это дело человека. Макс Мэндель — закройщик, а не гладильная машина.

— И причем первоклассный закройщик, — вставил Дженеро, наблюдая за реакцией Макса.

— И все равно вина нет, — повторил Макс. — И вообще, почему ты не на своем посту и не выполняешь своих прямых обязанностей по предотвращению преступлений?

*— Кому придет в голову совершить преступление в такую погоду? Единственное преступление, которому благоприятствует такая пагода — это проституция. -

Наблюдая за лицом Макса, Дженеро увидел веселую искорку в глазах старика и понял, что его юмор оценен. Дженеро почувствовал, что появляется шанс подобраться к вину. Макс начинал находить удовольствие в его шутках, а это был хороший признак. Теперь оставалось вызвать в старике чуточку сочувствия.

— Такой дождь, как сегодня, пронизывает до костей. Буквально до костей, — пожаловался он. .

— Ну и что дальше?

— Да ничего. Просто так говорю. Пронизывает до самого нутра. И хуже всего то, что нельзя даже заскочить в бар или еще куда-нибудь, проглотить чего-нибудь согревающего. Понимаешь, не дозволено.

— Ну и дальше?

— Да что дальше? Ничего. А у тебя здорово получается эта форма, Макс.

— Благодарствую.

В мастерской воцарилось молчание. Монотонный звук дождя, барабанящего по тротуару, заполнил паузу.

— Пронизывает до самого нутра, — повторил Дженеро.

— Ну хорошо, до самого нутра. Ты уже это говорил.

— Вызывает озноб.

— Хорошо. Согласен. Вызывает озноб.

— Вот именно, сэр, — обрадовался Дженеро, согласно кивая головой.

— Вино в задней комнате, около гладильной машины, — произнес Макс, не поднимая головы. — Не пей слишком много, а то опьянеешь, и меня арестуют за совращение полиции.

— Ты хочешь сказать, что у тебя все-таки есть вино, Макс? — делая невинное лицо, спросил Дженеро.

— Послушайте этого невинного младенца! Есть ли у меня вино? Иди, иди в заднюю комнату. Пей вволю, только оставь немного в бутылке.

— Ужасно мило с твоей стороны, Макс, — просиял Дженеро. — Я и не думал…

— Иди, иди… Будешь тянуть, передумаю.

Дженеро прошел в заднюю комнату. Найдя бутылку на столе, около гладильной машины, он откупорил ее, сполоснул стакан над раковиной, находящейся возле запыленного окна, и наполнил его до краев. Он поднес стакан к губам и, осушив залпом, облизнулся.

— А ты, Макс, будешь? — крикнул он.

— Армии Спасения может не понравиться, если я буду шить их формы в нетрезвом виде.

— Это очень правильно, Макс, — съязвил Дженеро.

— Так что давай, пей еще стакан и кончай мне мешать. У меня из-за тебя получаются слишком мелкие стежки.

Дженеро выпил еще стакан, закупорил бутылку и вышел в мастерскую, энергично потирая руки.

— Теперь я готов ко всему, — сказал он, улыбаясь.

— К чему ко всему? Сам сказал, что в такую погоду ничего, кроме проституции не происходит.

— И к этому тоже готов, — пошутил Дженеро. — Давай-ка закрывай мастерскую, Макс, и пойдем, найдем себе по хорошей девочке. Идет?

— Перестань дурачить старика. Моя жена покажет мне девочку. Ей ничего не стоит пырнуть меня ножом за такие дела. Иди, иди. Займись своими обязанностями. Прибери к рукам пьяниц и бродяг. Оставь старика в покое. Можно подумать, что я держу бар или гриль, а не пошивочную мастерскую. Если каждый полицейский, который не прочь выпить, будет заходить ко мне за вином, думаю правительству придется включить это вино в счет уплаты моего налога. Пожалуй, настанет день, когда я наполню бутылку ядом вместо вина. Может быть тогда, наконец, надоедливые полицейские из 87-го оставят меня в покое. Иди. Сгинь.

— Ой, ой. Ты сам знаешь, что не равнодушен к нам.

— Так же, как к тараканам.

— Больше, чем к тараканам.

— Точно. Как к водяным крысам, — съязвил Макс.

Дженеро натянул перчатки. — Ну, возвращаемся на мостик, — сострил он.

— На какой мостик?

— Мостик корабля. Шутка, Макс. Ну, понимаешь, дождь, вода, корабль. Вахтенный на мостике. Дошло?

— Поистине телевидение лишилось великого комика в тот момент, когда ты решил стать полицейским. — Макс покачал головой. — Назад на мостик, надо же, — он опять покачал головой. — Не сделаешь ли ты мне одолжение?

— Какое? — спросил Дженеро, взявшись за ручку двери.

— Спрыгни с этого мостика!

Дженеро улыбнулся и закрыл за собой дверь. Все еще лил дождь, но теперь он чувствовал себя гораздо лучше. Он ощущал, как вино разливается сладостной теплотой по всему телу. Он зачавкал своими сапогами по пузырящимся лужам, беспечно насвистывая.

Мужчина, а может быть, высокая женщина, — трудно было определить — стоял на автобусной остановке. Эта высокая женщина или мужчина, из-за дождя невозможно было разглядеть, была вся в черном. Черный плащ, черные брюки, черные носки и ботинки и, наконец, черный зонтик, который полностью закрывал лицо и волосы. Автобус подошел