Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

— Рассказать тебе что-нибудь?

— Не надо.

— Тебе не интересно, как я жила на Терре?

— Хорошо. Как ты жила на Терре?

— Я была русалкой.

Салливан хмыкнул. Он, конечно, знал все об операции.

— И каково это — быть русалкой?

— Плохо, — вздохнула Лаура. — Летом еще ничего. А осенью, когда штормит и над заливом несутся тучи рыжего песка… Вода совсем мутная, и в ней плохо видно утонувшие корабли.

— А зачем тебе утонувшие корабли?

— Ну как же, Марк? Разве ты не знаешь, чем занимаются русалки? — улыбнулась девушка.

— Заманивают суда на рифы своей песней?

— Это земные русалки. А терранские русалки добрые. Они спускаются к мертвым морякам и говорят с ними, рассказывают им, что творится наверху, — и морякам кажется, что они все еще немного живые.

— Жестоко.

— Почему?

— Потому что немного живым, Лаури, быть недостаточно.

— Ты устал. Тебе нужно поспать.

— Не получается. Глаза закрыть не могу.

— Давай я тебе закрою.

— Как?

— А вот так, — и Лаури накрыла лицо Марка ладонями.

Если девушке и было противно прикасаться к открытым ранам, она никак этого не показала.

— Так и будешь сидеть всю ночь?

— Ага, так и буду.

Марк подумал, что скоро ей надоест, и это была последняя на сегодня мысль. Он уснул. Ему ничего не снилось.

Разбудил Марка яркий утренний свет, бьющий в щель между занавесками. В комнате пахло кофе. На улице сверкало солнце, начисто отмытое вчерашним дождем. Как ни странно, блеск этот больше не ранил. Марк сел, потянулся и увидел Лаури. Девушка устроилась на стуле, подвернув под себя ногу. Перед ней висело открытое окно программы, и там бежали какие-то строчки… забытый вчера файл с вайолетской ДНК. Программа, которую запустила Лаури, называлась GeneBlast и занималась сравнением нуклеотидных последовательностей. Марк уже не раз прогонял через нее вайолетские гены… но у Лаури была открыта другая датабаза.

Он встал и подошел к столу. Лаури обернулась. Тонкие темно-русые брови девушки были сведены к переносице.

— Марк… Ты же не злишься, что я залезла в твои файлы? Ты ведь сам мне предлагал.

— Не злюсь.

— Ты говорил, что не нашел генов, похожих на вайолетские, у современных людей. Вот я и подумала…

— И ты подумала, что стоит проверить архантропов. Молодчина.

Девушка улыбнулась:

— Ага, я молодчина. Прикинь, если все питекантропы или неандертальцы были телепатами. Нобелевка у нас в кармане, коллега.

Марк всмотрелся в экран. Лаури сравнивала вайолетские последовательности с геномами трех предковых человеческих видов: австралопитеки, Homo Erectus, неандертальцы. В крайнем правом окне, в том, куда загружена была неандертальская датабаза, побежали красные строчки совпадений… Марк мягко потеснил девушку от комма.

— Эй, я тоже хочу посмотреть!

Проигнорировав ее возмущение, Марк уселся на стул и предложил не оборачиваясь:

— Спустись на кухню. Здешняя хозяйка печет чудесные булочки.

За спиной фыркнули. Простучали частые шаги, хлопнула дверь. Марк не оглянулся. Он уже разворачивал новые окна и открывал архивы с пробами, взятыми у викторианцев.

Два часа спустя Марк сидел перед коммом и любовался красной временной шкалой, на которой было отмечено несколько точек. Триста тысяч лет назад — возникновение вида Homo Neanderthalensis. У всех неандертальцев, от самых первых и до последних, вымерших двадцать четыре тысячи лет назад, в геноме обнаружились вайолетские последовательности. Лаури не зря поминала Нобелевку. Похоже, неандертальцы действительно были телепатами.

Сто тысяч лет назад произошли сразу два события. Во-первых, появились древнейшие предки современных людей. Во-вторых, в ДНК тогдашних неандертальцев отпечатался метильный след. «Эпигенетическая подпись», признак активных личинок. К сожалению, методы генетической датировки не позволяли установить, что случилось раньше, но Салливану отчего-то казалось, что сначала вылупились личинки. А затем… затем секен нашел замену нечистому племени. У первых, африканских сапиенсов — Марк просмотрел сотни файлов с расшифровками нуклеотидных последовательностей — не было метильного следа. Они оказались иммунны к инфекции. Секен предусмотрел почти все, кроме одного.

Девяносто тысяч лет назад предки нынешних психиков вышли с породившего их южного континента и распространились по Евразии. Там, в Средиземноморье, на плоских северных равнинах и даже совсем неподалеку, в известковых пещерах Уэльса, они натыкались на стоянки рыжих приземистых людей. Завязывались стычки. Гибли и пришельцы, и исконные обитатели этих мест, в кострищах оставались обглоданные кости. И все же кроманьонцы были похожи на древних жителей равнин, слишком похожи… Рыжие женщины оставались в лагерях захватчиков и рожали новым хозяевам рыжих детей, а порой в племя принимали и вражеских воинов, провидцев, чудотворцев и шаманов, ведь они могли видеть то, что недоступно обычным людям. А в ДНК их потомков проявлялся метильный след. Вылупившиеся из умирающего секена личинки не могли заразить кроманьонцев, но зараза передалась с генами. У всех психиков от четырех до десяти процентов генома совпадали с уникальными для неандертальцев последовательностями. Именно там, на этих участках хромосом, личинки и оставили свою «подпись».

История читалась в генах, как в раскрытой книге. Марк забыл про голод, про головокружение, про боль в лишенных ресниц и век глазах. Он даже забыл про то, что умирает. Его охватил давно забытый азарт, азарт открытия — самое лучшее, самое пьянящее из вин. Взгляд викторианца упрямо возвращался к одной из точек почти в самом начале шкалы. Двести восемьдесят тысяч лет назад, задолго до вылупления личинок, у неандертальцев появилась метка в Х-хромосоме. Тот же мутантный аллель, который встречался у всех нынешних телепатов. И еще у множества землян, в чьих родословных не значилось ни одного психика, и у древнейших из сапиенсов, еще не покинувших своих африканских стоянок. Лишь у вайолетцев метки не было. Салливану очень хотелось знать, почему.

Метку не могла оставить личинка. Слишком широкое распространение, и по срокам не совпадает. Случайность? Или, как и вся земная эволюция, работа секена? Но почему тогда мутации нет у аборигенов Вайолет? В чем заключается разница между земным и вайолетским секенами?

Марк побарабанил пальцами по столу. Перчатка болталась, особенно на кончиках пальцев. Кажется, зараза уже добралась до костей.

Если верить Ван Драавену, сейчас земной секен мертв, но двести восемьдесят тысяч лет назад, в момент появления мутации, он благоденствовал. Что еще говорил священник? Марк отчаянно напряг память, которая упорно не хотела возвращать его туда, в вайолетский рассвет, в утро, когда секен собрался расцвести… Стоп. Цветение.