Цзян Чжунчжэн, или Неизвестный Чан Кайши - Юрий Михайлович Галенович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на свою бережливость, Фаина всегда уделяла большое внимание общественно полезной и благотворительной деятельности. Когда однажды в результате разрушительного тайфуна жителям острова был нанесен серьезный ущерб, Фаина, узнавшая об этом из газет, не раздумывая ни минуты, анонимно перечислила бережно отложенные ею за долгие годы миллион с небольшим тайваньских долларов (30-35 тысяч американских долларов) на устранение последствий стихийного бедствия. Этот поступок выразил всю душевную теплоту и чувство сострадания, присущие этой, скрытой от глаз общественности, первой леди.
Близкие к семье Цзян люди вспоминали, что Цзян Цзинго прекрасно понимал чувство одиночества, испытываемое его супругой на склоне лет — особенно после того, как их дети один за другим покинули родительский дом, и даже воспитываемая ею с младенчества внучка Цзян Юмэй отправилась на учебу за границу. В последний период жизни Цзян Цзинго их резиденция в Дачжи была наполнена духом печали и одиночества. В резиденции обычно жили лишь супруги. В то время здоровье Цзян Цзинго было уже неважным, и ему нередко приходилось работать, лежа в постели, но каждый раз, когда он завершал какую-то работу, он заходил в комнату Фаины, брал ее руки в свои и так, не говоря ни слова, они могли просидеть очень долго — это стало одним из способов поддержки и утешения друг друга в старости.
Имевший тесные связи с двумя поколениями семьи Цзян Юй Гохуа (в прошлом премьер, а в конце 1990‑х гг. — старший советник президента) вспоминал, что в 1980‑х гг. у Фаины из-за астмы возникла хроническая кислородная недостаточность, приходилось все чаще прибегать к помощи кислородной маски. Ей становилось все труднее передвигаться, и жизненные силы покидали ее на глазах.
Незадолго до кончины Цзян Цзинго состояние ее здоровья вдруг резко ухудшилось, врачи настаивали на госпитализации, но Фаина, уже долгое время не выходившая за порог дома, ни на какие увещевания врачей не поддавалась и ложиться в больницу наотрез отказывалась.
Цзян Цзинго в те дни тоже не вставал с постели, но, обеспокоенный состоянием здоровья жены, поднялся и ценой больших усилий дойдя до ее комнаты, сказал: «Фаина, ты обязательно должна поехать в больницу. Если ты не хочешь ехать одна, я поеду с тобой». Только что наотрез отказывавшаяся ехать, она, доверившись уговорам и заботе мужа, согласилась лечь в больницу при условии, что и он ляжет на лечение тоже. С годами Фаина проявляла все большую эмоциональную зависимость от Цзян Цзинго, и, хотя здоровье их было весьма слабым и за день они иногда обменивались лишь парой слов, в дни, проведенные рядом с мужем, она чувствовала себя увереннее и спокойнее; время хоть и тянулось по-прежнему медленно и печально, но было какое-то ощущение покоя и реальности бытия.
Юй Гохуа говорил, что в последние годы жизни Цзян Цзинго здоровье Фаины внушало даже больше опасений, чем здоровье ее мужа; никто и подумать не мог, что он умрет раньше. Да и сам Цзян Цзинго не раз говорил, что он больше всего беспокоился за здоровье жены и, хотя его собственное здоровье оставляло желать много лучшего, был уверен, что сможет заботиться о жене до последнего дня ее жизни.
Сорок лет прожившая в семье Цзян домработница А-бао была человеком, заботившимся о повседневной жизни пожилых супругов. Чета очень ценила ее умелые руки и заботливое сердце, и все большие и малые дела резиденции, включая расстановку персонала, осуществлялись с ее помощью. А-бао тоже шел восьмой десяток — она была на год старше Фаины. После смерти Цзян Цзинго она останется в резиденции проводить остаток дней вместе с Фаиной.
В силу длительной изоляции от внешнего мира Фаина в течение сорока лет своей жизни на Тайване продолжала говорить все на том же нинбоском диалекте, который выучила когда-то на материке. Русского никто вокруг нее не понимал, да и нинбоский диалект, ставший для нее вторым родным языком, был мало кому понятен, за исключением ее детей и персонала резиденции. К счастью, вскоре после приезда на Тайвань супруги Цзян осознали важность английского языка, становившегося в те годы основным средством международного общения, и приложили немало усилий для его изучения. Регулярно занимаясь с преподавателем, они уже тогда заложили солидную основу владения этим языком. Впоследствии, так как Фаина испытывала трудности при чтении по-китайски, английский стал основным языком, на котором она читала, и наиболее часто используемым ею языком на протяжении сорока лет жизни на Тайване.
13 января 1988 года стало для Фаины самым страшным днем ее жизни. У больного тяжелой формой сахарного диабета Цзян Цзинго внезапно пошла горлом кровь. Все в резиденции была в панике, но никто не отваживался войти в соседнюю комнату и сообщить о случившемся Фаине, всего за несколько дней до этого в тяжелом состоянии вернувшейся из госпиталя и все еще не снимавшей кислородной маски. Но вскоре ситуация стала еще тревожнее, и Цзян Сяоюн понял, что молчать дольше уже нельзя. Он сообщил матери, что жизнь отца под угрозой. Ничто не могло потрясти Фаину больше, чем это страшное известие — у нее просто не было сил принять эту суровую реальность. В тот же день все руководители правящей партии, армии и правительства собрались в резиденции в Дачжи в ожидании вердикта медиков, делавших все возможное для спасения жизни президента Цзян Цзинго. И, хотя никто из них не видел его супруги, лежавшей в кислородной маске, все они слышали звуки рыданий, доносившиеся из соседней комнаты. Человек, ради которого она была готова пожертвовать своей жизнью, ради которого она покинула родину, этот человек навсегда, безвозвратно ее покидал. В течение полувека, проведенного Фаиной в доме Цзян, муж был ее единственной опорой, и кончина его воспринималась ею как конец света — казалось, земля уходила у нее из под ног.
После смерти Цзян Цзинго Фаина стала очень замкнутой и одинокой. Она могла просидеть целый день, не обронив ни слова и не сделав и шага за порог своей комнаты. Домашние были всерьез озабочены ее здоровьем. Цзян Сяоюн говорил, что в результате
