Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы - П. Полян

Кормили варевом из брюквы. Сахар есть не могли. Все опухли. Конвоир требовал, чтобы мы возили тележки бегом. Бил прикладом. Конвоир уехал в отпуск, а когда вернулся, то совсем не интересовался работой. Залезет на мешки и лежит. Что случилось? Позже подошел пожилой немец и сказал мне, что немцы отступают от Сталинграда. Все ясно.

Старший мастер – немец – в ночную смену вызывал к себе пленного и кормил своим домашним обедом.

Прослышали, что нас будут отправлять на аэродром чистить снег. Я с товарищем (Николай-фельдшер) пошли к старшему мастеру, чтобы оставил нас на заводе. Он: «Я вас отправлю в первую очередь, так как вами стал интересоваться гестаповец». (Мы, при возможности, рассказывали немцам, как хорошо было в СССР.)

Зимой 1942/43 г. на аэродроме чистили снег. Мороз, а на ногах долбленые колодки и тряпки. На снегу тряпки обмерзают, а в обед в помещении оттаивают и – снова на мороз. Без простуды! Жили в ангаре. Посреди печка-буржуйка. Топила небо. На ночь требовали раздеться. Кормили так, чтобы не сдохли.

Пока живой!

Весной 1943 г. нас, команду из 22 человек, перевезли в имение. Владелец нескольких имений граф Пауль Йорк фон Вартенбург (написано было на всех подводах). Поселили в одном из отсеков конюшни за колючей проволокой. Правда, спали на матрацах с соломой. В помещении была печь-буржуйка. На ночь помещение запирали. Было два конвоира. Состав команды интернациональный: русские, украинцы, чуваш и я – «украинец» Сердюк Константин Александрович. Жили мирно. Но однажды я поспорил с «братьями»-украинцами. И они в присутствии других заявили: «Замолчи. Думаешь мы не знаем, кто ты такой?» Вечером, когда мы легли спать, Иван, по кличке «Рябой», казак, поднял всех и сказал: «Кто будет выяснять, кто есть кто, повесится на этом крюке», – и указал на крюк в потолке. Больше столкновений не было.

Работали на разных тяжелых работах: переносили грузы, рыли дренажные траншеи и др. Кормили плохо. Буханка на неделю. Но мы воровали все, что попадалось.

Немцы относились к нам «нейтрально», а некоторые помогали нам. Конвоиры попадались все время хорошие: немцы из Польши, Чехии. Иногда они брали долю из ворованного.

Имение, где мы работали, находилось в селе Вайгвиц, возле Бреслау. Владелец (граф) в имении не жил, но иногда приезжал. И в каждый приезд заходил к нам в конюшню. Распрашивал. Говорили, что он был на фронте. Его брат, чье имение рядом, участвовал в покушении на Гитлера. Повесили. А «наш граф», якобы с женой-еврейкой, улетел в Англию.

Весной 1945 г. до нас стали доноситься звуки канонады. И нас погнали на Запад. Прошли почти через всю Германию. Дошли до Эрфурта. Определили на работу к богатому бауэру-крестьянину. При приближении американских войск нас погнали на восток, но нас настигли американские танки. Свобода!

Жили недалеко от «международного» (сербы, французы и другие) лагеря военнопленных. Из этого лагеря нам привозили еду. Повара-французы старались нас хорошо подкормить. На общем митинге оркестр исполнял гимны тех стран, из которых были в лагерях пленные. За исключением – нашего гимна. И мы, советские военнопленные, пели «Интернационал» – все стояли.

Американцы превезли нас в советскую зону. Там нас пешком направили на восток в пересыльный лагерь. Прошли проверку Смерш у пьяного капитана и получили справки на право получения дома паспорта. Но в Ковеле справки забрали и, до прибытия железнодорожного состава, велели рыть землянки.

Повезли нас в Запорожье, в стройбат. Работали на строительстве шлакоблочного завода. Через некоторое время штаб батальона исчез, и мы стали просто рабочими «Запорожстали».

Летом 1946 г. мне удалось получить отпуск. Я уехал домой и там получил вызов из института. В Запорожье мне дали расчет. И я начал заниматься на втором курсе института, который закончил в 1949 г. В том же году я и жена получили направление в школы города Антрацит в Луганской обл. Там и проработали до 1988 г.

А в 1994 г. перехали в Израиль. Сын Борис – кандидат технических наук. Мой внук на работе в отделе космоса при Генштабе – капитан. Дочь Алла – инженер-электрик. Внучка служит врачом в армии. Такова сага моей семьи. Мог бы написать больше, но уже не хватает сил.

Эммануил Николаевич Сосин

Рассказ о плене

В плену 1941–1945 гг.

Э.Н. Сосин окончил военное училище за 12 дней до начала войны, – в его взводе были западные украинцы, и они, кстати, совершенно не понимали, что он еврей!

Первый раз попал в плен еще в июне 1941-го – с группой прикрытия полка. Попали в плен в коротком контактном бою. Оказался в лагере и лазарете – Сенно под Псковом. Немцы не кормили, пищу приносили местные жители.

Охраны практически не было, никто не считал это огромное, дурно пахнущее море людей. Можно было уйти. И они ушли втроем, а через месяц, в августе, когда пошли дожди, даже добрались до своих.

Пограничники отвели их в палатку для приговоренных к смерти дезертиров. Допрашивала их женщина с браунингом.

Второй плен – в мае-июне 1942 г., практически случайно, в качестве «языка». Первый лагерь в Нелидово – Сычевка, далее: Смоленск, Вязьма, Борисов и Каунас.

Евреев-военнопленных сгоняли в концлагерь Каунас, в VI Форт – со всего Западного фронта. Целый день там возили фуру с кирпичами.

Некоторых немцы так и не признали в качестве евреев, например, его товарища Полякова. Беда в том, что выдавали «свои». После выдачи еще проверяли врачи-военнопленные, но в присутствии немцев и полицаев. Проверяли не только на обрезание, но и на особенности речи.

Полицаи-украинцы были в униформе, русские полицаи – без. Лично Сосина спасло то, что один главный полицай оказался земляком, москвичом с Мещанской улицы, – он сорвал с него желтую звезду (сзади) и «отправил» в Германию.

Не регистрировали нигде. В Германии был в шталаге IX А (Ziegenheim). Там же были англичане, американцы и др. После освобождения в 1945 г. Сосина в течение пяти лет проверял КГБ, но сейчас, после обращения в архив в поисках документов о пребывании в плену, ему ответили, что никаких документов нет.

Записал П.М. Полян

Алексей Иосифович Цирюльников

«…Овес его и спас – ели зерна»

В плену 1941–1945 гг.

Родился в 1921-м в Ленинграде. В 1940 г. закончил среднюю школу. В сентябре призвали в армию. Попал в учебный батальон на западной границе в войска НКВД, потом школа радиотелеграфистов во Львове. Служил в 77-м полку по охране железнодорожных сооружений, на бронепоезде в районе г. Станислава.

21 июня 1941 г. на лекции о международном положении им говорили, что войны в 1941-м не будет. На 22 июня была намечена сдача норм ГТО.

Вместо сдачи норм попали под авиаобстрел, сбили один «Юнкерс-88», экипаж из четырех немцев взяли в плен, из них двое раненых.

Попали в окружение, бронепоезд двигаться не мог. Пошли на восток пешком, пробиваться. Натер ноги в новых сапогах, сидел на обочине. Его догнали румыны – отпустили, потом прятался в стогу. Проверяли штыками немцы, но не попали. Ночевать нигде не оставляли, на гражданскую одежду обменял свою форму. И так он дошел до Проскурова. В плен все же попал, но только в середине октября.

«Большевики и евреи, вперед!» – двое вышли вперед, и их расстреляли.

А остальных погнали в деревню, на станцию Ермолинцы (ночлег в пакгаузе, потом несколько дней грузили ящики с продуктами). Оттуда пешком погнали в Проскуров, в лагерь в конюшне.

На регистрации Цирюльников взял имя своего воронежского друга – Меняйлова Алексея. Работали на строительстве дороги, а он сам на аэродроме, ухаживал за лошадьми (по приказу обер-лейтенанта Ланге). Овес его и спас – ели зерна. Недели через две в лагере начался тиф – лафа кончилась. Голодно, холодно – трупы под навесом, оттуда их относили в овраг. В ноябре спрятался среди трупов – но поймали полицаи и отвели, но не в лагерь (там беглых расстреливали), а в полицию. Оттуда – уже с гражданскими и как гражданского – его отправили в Германию.

Транзитный лагерь под Брестом. Снова повезли и привезли в Австрию, в район Линца (Линц-1). Там его зарегистрировали как остарбайтера, там побывал он и в штрафлагерях. Там же провел он всю оставшуюся войну на строительстве азотного завода и на металлургическом заводе Герман-Геринг-Верке (там он был как в отделении Маутхаузена).

Освободили их американцы, но приехала и советская комиссия. В сборном репатриационном пункте Цирюльников поработал месяца так два-три. Потом проверочный пункт, две недели на фильтрацию, там он заявился под своей старой фамилией.

Снова его мобилизовали, и в Пуркендорфе под Веной он служил еще год. Летом 1946 г. демобилизовался.

Записал П.М. Полян

Семен Моисеевич Цукерман [42]

«…Плохое уже позади»

В плену 1941–1945 гг.

Уважаемый Арон Шнеер, благодарю Вас за эту ранее не раскрытую страницу истории военнопленных-евреев, униженных и раздавленных военной машиной, а затем сломленных советским режимом. Хотя в их судьбах было не меньше подвигов, чем на войне.

История жизни моего отца написана мною по маминым рассказам. Слава Богу, она сохранила хорошую память и здравый ум. Вся моя семья – мама Цукерман Геня Марковна, я Псурцева Софья Семеновна и мои сыновья Псурцев Александр и Псурцев Владимир – благодарим Вас за этот кропотливый и сложный труд.