Рождение новой России - Владимир Мавродин

В 1771 г. правительство провело две мобилизации башкир для погони за калмыками и для похода в Польшу. Эта мера вызвала острое недовольство среди башкир, и в 1772 г. был раскрыт «замысел башкир к бунту».

Тяжелые испытания выпали и на долю калмыков. Прошло то время, когда «вольный сын степей — калмык» (А. С. Пушкин) на новых землях, в России, сохранял еще нерушимым свой старый, полупатриархальный, полуфеодальный общественный строй.

Усиливается гнет и со стороны царизма, и со стороны калмыцких феодалов. Правда, часть калмыков, поселенных у Ставрополя на Волге и принявших православие, была превращена в калмыцкий Ставропольский корпус, на который распространили казацкие привилегии. Но и эти привилегии даны были калмыкам в весьма урезанной форме. Они получали от казны казацкое жалованье, огнестрельное оружие, несли казацкую службу в качестве иррегулярного войска «на линии» и во время войн, но казацкого круга у них не было, и управлялись они, согласно правилам «калмыцкого суда», своей феодальной верхушкой. Кроме того, сама военная структура калмыцкого Ставропольского корпуса, разбитого на роты, напоминала «регулярство».

Часть калмыков была приписана к яицкому и оренбургскому казачеству. В большинстве своем это были либо беглые, «полоняники», бежавшие из плена, или, что встречалось гораздо реже, приписанные в казацкие войска по указу властей. Основная масса калмыков кочевала в степях Нижнего Поволжья.

Немало калмыков находилось в прямой зависимости от богатых казаков, в том числе и калмыцкого происхождения, выступая в качестве их дворовых.

Калмыцкая знать обращала своих соплеменников в рабство, и торговля людьми в кочевьях калмыков приобретала характер подлинного народного бедствия. В 40–60-х годах обнищание калмыков быстро растет. До 30 % калмыцких семей не имели скота и вануждены были наниматься на различные работы. С 1705 г. правительство начало массовую продажу русским помещикам земель, расположенных на левом берегу Волги. Калмыков стали оттеснять на пески и солончаки, чиня им «крайние обиды». Недостаток кормов угрожал подорвать скотоводство, являвшееся их основным. занятием. Наместник калмыцкого ханства тайцзы Убаши протестовал, власти обещали помочь калмыкам, но дальше обещаний дело не шло.

И вот в феврале 1771 г. калмыки торгоуты, кочевавшие в районе Рын-песков, под руководством Убаши прорвались через пограничную укрепленную линию и двинулись на свою родину, в далекую Джунгарию. Попытка правительства бросить регулярные части в степь на поимку калмыков потерпела фиаско. Оренбургский губернатор Рейнсдорп обратился за помощью к казахскому («киргизскому») хану Нуралы (Нур-Али) и обещал ему полную свободу действий в отношении калмыков. Властям удалось натравить один народ на другой. Казахи бросились вслед за уходящими все дальше на восток калмыками. Тяжел был путь беглецов. Голод, бескормица, холод сопутствовали им. В степях осталось немало падшего скота, брошенного имущества. Погибло очень много людей. В пути калмыки оставляли трупы погибших, отставших, раненых и больных. Казахские феодалы шли за ними по пятам, убивая, грабя, уводя в плен. Только часть рядовых казахов и некоторые старшины выступали за то, чтобы «жить с калмыками в миру». До Джунгарии дошла лишь небольшая часть калмыков.

Уход в Джунгарию был целиком задуман и осуществлен калмыцкой феодальной знатью. Рядовые калмыки пошли за Убаши и его сторонниками потому, что в «прежнем отечестве», далекой, родной Джунгарии, им обещали тот земельный простор, которого не стало на Волге. Они двинулись в путь на восток по своей воле, но не по своей инициативе. Калмыцкая феодальная знать хотела в Джунгарии сохранить и укрепить старые, разрушаемые в Поволжье устои социальной жизни.

Оставшиеся в России калмыки подверглись новым притеснениям со стороны правительства. Указ от 19 октября 1771 г. отменил звание калмыцкого хана и наместников и передал управление калмыками в руки владельцев улусов, полностью подчиненных астраханскому губернатору.

Калмыки притихли, но это было затишьем перед бурей. Росли социальные, классовые противоречия в полупатриархальном, полуфеодальном обществе казахов («киргизов») Младшего, Среднего и Старшего Жузов («Киргиз-Кайсацкой орды»), присоединившихся к России в 30–40-х годах XVIII в.

Хотя пастбищами по традиции, в силу обычного права пользовался весь род в целом, фактически ими распоряжались казахские феодалы: ханы, баи, султаны, бии и батыры. Рядовые казахи — шару а, числившиеся юридически независимыми общинниками, находились фактически в феодальной зависимости, отдавая феодалам за право кочевать по их землям часть скота, а в земледельческих районах — часть урожая. Все чаще беднота обращалась за помощью к феодалам, которые охотно оказывали эту «помощь» сородичам и соплеменникам, опутывая их кабальными обязательствами. Беднота (малаи и консы) вынуждена была кочевать с феодалами, выполняя обязанности пастухов, работников и слуг, питаясь тем, что даст феодал, и одеваясь в то, что он подарит. Под видом «опекунства» бедных родственников и сирот росла еще одна форма феодальной эксплуатации. У казахских феодалов были и рабы (кулы), хотя рабский труд особой роли не играл.

Ханы, султаны, бии, муллы, хаджи использовали в своих целях родовые обычаи и законы, прибегали к силе, опираясь на свои отряды джигитов. Тяжело отражались на положении казахов постоянные опустошительные усобицы их ханов и султанов.

Все это порождало обострение классовых противоречий, принимавшее самые различные формы классовой борьбы. Оно выливалось в бегство, причем нередко беглецы устремлялись в пограничные русские земли, селились среди русских и даже записывались в яицкое казачество. Нередко беднота прибегала к такой форме борьбы, как угон скота.

Все это были изначальные формы классовой борьбы, свойственные полупатриархальным, полуфеодальным общественным отношениям, господствовавшим у казахов.

Борьба народных масс Казахстана с растущим феодальным гнетом обусловила создание законодательства, призванного укрепить положение феодальной верхушки. С этой целью она использовала и обычное право (адат), и мусульманский шариат, и созданные для укрепления феодальных отношений в начале XVIII в. «Законы хана Тауке».

С присоединением Казахстана к России противоречия между казахскими феодалами, с одной стороны, и русскими властями, помещиками и яицкими казацкими старшинами — с другой, отнюдь не ослабели. Казахи стремились пасти свой скот на «внутренней стороне», т. е. на правом берегу Яика, но туда с 1756 г. их перестали пускать. Если же власти делали исключение для отдельных султанов, то они тотчас использовали предоставленное им право для подчинения себе казахов, направлявшихся на правый берег Яика.

На границе с казахскими кочевьями имели место непрерывные столкновения: казахи нападали на русские поселения, забирали пленных и т. п., в свою очередь, русские воинские команды совершали походы на казахские аулы, мстя за потравы, набеги и т. д.

Но вместе с тем шло сближение трудового русского и казахского люда. Русские поселялись в казахских степях, обзаводились «кунаками», овладевали казахским языком, обучали казахов земледелию и ремеслам. Казахи оседали в русских селениях, записывались в казаки, принимали православие, начинали говорить по-русски. Русские и казахи встречались на торгах, на соляных промыслах. Все это сближало русских и казахов, создавая условия для общей борьбы в недалеком будущем.

Следует отметить различный характер борьбы нерусских народностей Поволжья, Прикамья, Приуралья, Казахстана. В то время как у одних народов — чувашей, мордвы, марийцев, удмуртов, мишарей национальная феодальная знать либо вовсе отсутствовала, либо была представлена очень слабо и сколько-нибудь большой роли не играла, нередко быстро обрусев, у других, как, например, у татар, особенно у калмыков, башкир, казахов, она, наоборот, была многочисленна, сильна, влиятельна.

Правовое положение, жизнь, быт чувашского, марийского, мордовского, татарского и удмуртского крестьянина мало чем отличались от юридического положения и жизни русского крестьянина, а если и отличались, то чаще всего в худшую сторону. Хотя крепостных, помещичьих крестьян нерусской национальности в Поволжье было меньше, чем русских, они так же работали на барина или заводчика, платили подати, несли повинности и т. п., как и русские крестьяне. Их социальная жизнь, их место в обществе, степень их феодальной зависимости, нормы и формы эксплуатации почти полностью соответствовали тому, что характерно было для русских крестьян. Отсюда близость, а порой и идентичность форм классовой борьбы русского и нерусского крестьянина на востоке европейской части России.

Другое дело — казахи, калмыки, башкиры со своей сложившейся феодальной верхушкой, которая либо упорно и долго противопоставляла себя русским властям и стремилась установить свое безраздельное господство, как это имело место в Башкирии, либо сохраняла еще достаточную независимость от царизма, лишь de jure подчиняясь Петербургу, как казахские ханы, либо служила царизму, как калмыцкие феодалы, но не забывала своей, не так давно ушедшей в прошлое независимости и стремилась сохранить господство над своими соплеменниками.