Прогулка по висячему мостику - Екатерина Трубицина

— Первое, чему тебе нужно научиться, — наставлял Иру Лоренц, когда они вернулись домой и дождались ухода Татьяны Николаевны, — слушать нас в присутствие других людей, не подавая вида, что ты нас слышишь.

— Очень сложно раздробить внимание и сосредоточить его в равном количестве сразу в нескольких направлениях. Притом так, словно оно целиком и полностью направлено на что-то одно в этом многообразии. Если ты этому научишься — емкость твоего внимания расширится, оно станет более глубоким и гибким, и ты начнешь замечать очень много интересного, что пока ускользает от тебя.

Ира усмехнулась.

— Знаете, с недавних пор меня само слово «внимание» стало ввергать в немыслимый ужас.

— Знаем, конечно, — спокойно ответил Зив. — Твое внимание позвало тебя. На самом деле оно шире и глубже, чем тебе кажется, но ты пока не используешь его в полной мере.

— Постойте, ведь если внимание сосредотачивается на чем-то одном, то все остальное остается за его пределами, а если попытаться фиксировать его сразу на нескольких объектах, то оно перестанет быть сосредоточенным вообще хоть на чем-то.

— В том-то и состоит трудность, но лишь для человека, — проурчал Зив, глядя Ире в глаза. — Притом, только для обычного человека.

— Видишь ли, — глубокомысленно замурлыкал Лоренц, — человек, когда ему предлагается сосредоточить на чем-нибудь внимание, автоматически, то есть по привычке, начинает вербализировать получаемую информацию и именно вербализация поглощает все внимание, притом, даже, вытесняя саму получаемую информацию. Лишь в экстремальных ситуациях обычный человек перестает думать словами, вследствие чего его внимание высвобождается, и он начитает действовать так, что потом сам изумляется своим действиям.

— Ты прекрасно знаешь, что облекать мысли в слова нужно лишь тогда, когда принимаешь решение и подводишь итог. В процессе действия вербализация — это совершенно лишняя обуза для внимания, — назидательно заметил Зив.

— Да. Я это знаю, но знать и делать — не одно и то же.

— Конечно, не одно и то же! — согласился Лоренц. — Но ведь иногда и притом очень даже часто у тебя получается! К примеру, когда ты работаешь. Мы давно наблюдаем за тобой, и я знаю, о чем говорю.

— Кстати, даже совсем обычные люди в случаях, когда нужно мгновенно донести большой объем информации, используют невербальные символы, к примеру: дорожные знаки.

— Зив абсолютно прав. Представь, что стало бы, если б информацию, заключенную в дорожном знаке, стали передавать словами?

— Это понятно, но ведь вы сейчас сами предложили мне тренировать внимание, воспринимая с одинаковым сосредоточением сразу, как минимум, два вербальных источника информации. Да еще при этом создавая у присутствующих впечатление, якобы он всего один.

— Безусловно, манипулировать и собственным, и чужим вниманием очень сложно, да еще в рамках вербальных символов, — согласился Лоренц. — Однако учти, что и вербальные символы можно воспринимать по-разному. Видишь ли, обычный человек, внимательно слушая собеседника, неосознанно повторяет за ним его слова, но можно этого и не делать… — он многозначительно посмотрел на Иру и добавил. — Именно это повторение, то есть повторная вербализация, и захватывает внимание полностью, не оставляя на что-либо еще…

Ира надолго задумалась. Зив и Лоренц молча ждали.

— Когда-то, очень давно, — как бы разговаривая сама с собой, начала она, — мне было лет девятнадцать-двадцать, я слышала голос. Точнее, я его не слышала — он как бы проносился у меня в сознании. Так вот, он говорил вроде бы с обычной скоростью, но я не успевала улавливать смысла… То, что я успевала повторить за ним, обретало смысл и укладывалось у меня в памяти. То, что не успевала — пролетало мимо, хотя все слова и казались понятными, но они не обретали смысла и не запоминались, — Ира ненадолго замолчала. — Во время обычного общения я не замечала за собой, что проговариваю вслед за собеседником.

— Тебе тогда только казалось, что скорость обычная, — пояснил Зив. — Когда ты смотришь на летящий самолет, его скорость в твоем восприятии тоже не соответствует действительной. Именно благодаря несоответствию скоростей ты и заметила, что проговариваешь. У тебя создалась иллюзия, словно голос говорит в обычном темпе, а ты — в замедленном. Когда же скорости одинаковые — это практически неощутимо.

— Если это даже заметить практически невозможно…

— Этого и не нужно замечать, — перебил ее Лоренц. — Если ты займешься наблюдением за собой, то твоего внимания точно уже ни на что не хватит.

— И как же тогда с этим бороться?

— Путем прекращения вербализации с помощью глубокого сосредоточения, — глубокомысленно промурлыкал Лоренц.

— О как! — Лоренц своими формулировками Иру определенно забавлял.

— Дело в том, — продолжал он задушевно мурлыкать, — что обычный человек, если требуется сосредоточиться на чем-либо, в первую очередь сосредотачивается именно на вербализации. Лишь в экстремальных ситуациях, когда думать словами попросту некогда, он на некоторый незначительный отрезок времени достигает истинного сосредоточения. И в этот миг постигает сущность мира, но, не имея возможности по ходу вербализировать полученные ощущения, он помнит о них лишь нечто весьма смутное. То, что мы предлагаем тебе практиковать, и есть в некотором смысле экстремальная ситуация. Поначалу будет очень сложно, но если ты вместо того, чтобы осознать «как», просто будешь пытаться делать это, то есть делать, не задумываясь о том, как именно ты это делаешь, постепенно у тебя начнет получаться то, что нужно.

— Ира, — добавил Зив, — твоя главная проблема и состоит в том, что ты уделяешь чрезмерное количество внимания пониманию, а не действию.

— Абсолютно верно, Зив, — продолжал Лоренц. — Тратить время и силы — чем, собственно, и является в данном случае внимание — на понимание можно и даже нужно «до» и «после», но не «во время». Это единственный способ действовать с максимальной эффективностью и полностью контролировать и себя, и то, что вовне. Однако попытки сознательно прекратить вербализацию приводят лишь к запуску ее с удвоенной силой и поглощению всего без остатка внимания этим процессом. Только глубокое сосредоточение на действии вводит тебя в нужное состояние, которое длится до тех пор, пока ты не начинаешь его анализировать…

— …чем, собственно, мы сейчас и занимаемся, — перебил его Зив, — хотя на самом деле хотели помочь тебе приятно провести выходной, а заодно показать одну очень полезную штуку.

— Простите меня. Я несколько увлекся. Ира, мы на самом деле хотели показать тебе одну весьма и весьма нужную вещь. Ее суть лежит в сфере иррационального, но вот применение сулит тебе немалые чисто практические удобства.

— Это ведь только ты нас слышать стала лишь с нынешнего утра. Мы-то, можно сказать, все о тебе знаем, — проурчал Зив, и они с Лоренцем заговорщически переглянулись.

— Идем, — позвал Лоренц.

Ира с любопытством последовала за ними. Они спустились по лестнице, ведущей в цоколь. Дверь в сад, через которую, как считала Ира до сего момента, и попадали в дом Зив с Лоренцем, а заодно и Женечка с Владом, была наглухо заперта.

— Ее замкнул твой сын перед отъездом, — ответил на не прозвучавший вопрос Зив. — Тебе она ни к чему, — заключил он и направился к другой двери.

Та дверь тоже вела в сад, но Ира с Лешкой так и не смогли открыть ее, потому что ни один из выданных Аристархом Поликарповичем ключей не подходил к замку.

— А вот эта дверь, — продолжал Зив, — как раз то, что тебе будет совершенно нелишним. Через нее, казалось бы, проще всего попасть в сад, но на самом деле и в целый ряд других весьма полезных мест, не куда угодно, но, к примеру, в дом, в котором тебе понадобится вскоре появляться все чаще и чаще, — можно.

— То есть… Я не поняла…

— Открывай дверь, — наставительным тоном промурлыкал Лоренц.

— Она на замке и ни один ключ к ней не подошел.

— Она не на обычном замке и для того, чтобы его открыть, не нужен обычный ключ, — проурчал Зив. — Мы без труда открываем ее и твои друзья — тоже. Единственное, они не могут попадать через нее в другие места, кроме как из сада в дом и из дома в сад — мы охраняем эту дверь. Именно поэтому она совсем не поддалась, когда вы с Лешей пытались открыть ее. Твой сын, хоть ты и родила его, не имеет с тобой ничего общего, впрочем, как и ты со своими родителями. Открывай дверь!

Целая куча вопросов бурлила в Ирином мозгу и рвалась наружу, но она понимала, что сейчас не время, а потому усилием воли заставила рассудок замолчать, на мгновение расслабилась и толкнула дверь. Та, даже не скрипнув, распахнулась в цоколь поющего дома, который радостно горланил задористрые частушки. Как только Ира, а следом за ней Зив и Лоренц, зашли, частушки оборвались на полуслове, и во всей своей торжественной красе грянула увертюра к опере Бизе «Кармен» в интерпретации автора для «Opera-Comique».