Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник) - Энтони Беркли

– Иногда прямота помогает разрядить атмосферу.

– Думаю, вы правы. В таком случае отвечу вам столь же прямо. Я подозревал вдову моего брата в том, что она его отравила, и продолжаю подозревать. И любые меры, которые могут доказать ее вину или оправдать, считаю приемлемыми. Своих убеждений я не скрывал ни от Анджелы, ни от полицейских.

– Вы их сформировали сразу же, как только узнали о смерти брата?

Странно, но я тоже успокоился, и мы сейчас говорили так, как будто обсуждали погоду.

Уотерхаус поразмышлял.

– Не совсем так. Однако как только я ознакомился с обстоятельствами его смерти, моментально возникло подозрение, которое постепенно перешло в убеждение. Я не успокоюсь, пока его не докажу или опровергну. Это меня оправдывает.

– То есть вы убеждены, что вашего брата убили?

– Убежден.

– И это дело рук Анджелы?

– Если откровенно, я не сильно верю в ее непричастность.

Я почувствовал, что спокойствие меня покидает.

– Только потому, что у нее, по вашему мнению, был мотив?

– А разве этого не достаточно? А кроме того, вы помните, я упоминал флакончик с лекарством? Его до сих пор не нашли. Анализ содержимого этого флакончика многое бы прояснил.

Он был прав, и это следовало признать. Я тоже так думал. Но предположим, в этом ужасном флакончике найдут мышьяк. Что помешает полиции и Уотерхаусу утверждать, что его подсыпала туда Анджела?

Как будто догадавшись, о чем я думаю, Сирил вдруг сказал:

– Кстати, мистер Сьюэлл, на вашем месте я бы посоветовал Анджеле взять себе другого доктора.

– Почему?

– Потому что, во-первых, я Бруму не доверяю, а во-вторых, это лучше сделать раньше, чем у него начнутся неприятности.

– Довольно инсинуаций! – возмутился я. – Напомню, что, несмотря на все ваши усилия, Анджела пока остается хозяйкой этого дома, и не пора ли вам перестать злоупотреблять ее гостеприимством? Переезжайте в гостиницу и плетите оттуда козни сколько хотите.

– Позвольте мне в этом обойтись без ваших советов, – холодно произнес он. – Не думайте, что мне самому приятно здесь находиться, но я чувствую, что для установления истины это необходимо. Прошу учесть, что я единственный, кто защищает интересы Джона.

– Браво, мой дорогой защитник, – донесся бесстрастный голос из дверного прохода. Ну разумеется, это был Глен. Он продолжил, не меняя тона: – Извините, но, как доктор вдовы вашего брата, я вынужден констатировать, что ваше присутствие здесь крайне нежелательно, поскольку сильно подрывает ее и без того истощенную нервную систему. А то, чем вы до сих пор занимались в этом доме, с успехом продолжит полиция.

Я в первый раз увидел, как Сирил Уотерхаус сильно покраснел.

– А если я выражу вам недоверие как доктору и откажусь уходить, что тогда?

Глен повеселел.

– Тогда я посоветую Анджеле нанять пару крепких парней из местных, чтобы выбросить вас отсюда. А сам запишусь в эту компанию добровольцем. – Он на секунду замолк, в упор глядя на Сирила. – А теперь отправляйтесь наверх и собирайте вещи. И не глупите.

Уотерхаус зло посмотрел на нас и вышел.

– Вот так надо разговаривать с этим человеком, – назидательно проговорил Глен.

Я решил, что пора идти домой.

По дороге я обдумывал разговор с Уотерхаусом. Да, флакончик скрывать больше нельзя. Со мной либо сегодня, либо в крайнем случае завтра захотят побеседовать полицейские. Потому что я свидетель начала болезни Джона. Вот тогда я им флакончик и передам.

Придя домой, я сразу поднялся наверх и открыл ящик, где был спрятан флакончик под стопкой носовых платков.

Носовые платки были на месте, а вот флакончик пропал.

Глава шестая Бегство Митци

1

Мой рассказ о смерти Джона Уотерхауса и что за этим последовало, конечно, похож на детективную историю. Но не совсем. Потому что тут нет детектива как центральной фигуры, который ведет расследование, за игрой ума которого читатель должен следить. У меня все не так. Расследование вела полиция, но я понятия не имел, что там происходило в головах у местных, а уж у сотрудников Скотленд-Ярда и подавно.

Центральной фигурой в моем повествовании, я думаю, является сам Джон. В любом случае у меня нет желания претендовать на это место. Я всего лишь незначительный персонаж этой трагедии, случайно оказавшийся ближайшим соседом Джона. И пытаюсь рассказать свою историю так объективно, как могу. Думаю, у меня есть на это право, поскольку, как это ни странно, никто из официальных дознавателей даже не приблизился к разгадке тайны смерти Джона. Это сделал я, анализируя обстоятельства трагедии и характеры персонажей, в ней участвующих. Впрочем, как это получилось, вы узнаете в конце.

Итак, мы остановились на том, что я обнаружил пропажу флакончика. Через десять минут все прояснилось.

– Послушай, дорогой, – сказала Френсис, когда я спросил, не знает ли она, куда подевался флакончик, – и слушай внимательно, потому что я повторять не собираюсь. Ты положил флакончик не туда, понимаешь? Думал, в тот ящик, но ошибался, потому что его там нет. Наверное, потом переложил в другое, более надежное место. И забыл. Теперь хоть убей не можешь вспомнить. Не расстраивайся, такое бывает. К тому же, я думаю, это к лучшему, потому что сейчас ты не можешь передать его полицейским.

Я посмотрел на жену.

– Френсис, ты берешь на себя большую ответственность.

– Я не боюсь ответственности.

– Но почему его не надо передавать полицейским?

– А если там мышьяк?

– Конечно, он там, где же еще? Полицейские обыскали дом Джона от чердака до подвала. Мышьяк не нашли. Значит, он во флакончике.

– Вот именно. А это означает гибель Глена как доктора. Ты этого хочешь? Чтобы его арестовали за убийство? Да, Глен допустил преступную халатность и заслуживает наказания, но не таким же способом. Если флакончик все же найдется, но много позднее, я сделаю анализ содержимого и покажу результат Глену. Сознание, что он по халатности убил одного из близких друзей, будет для него вполне достаточным наказанием.

– Да, – проговорил я задумчиво, – но все не так просто. Почему ты думаешь, что он не всыпал туда мышьяк намеренно?

– Что?! – Френсис вытаращила на меня глаза.

– Я хочу сказать, что в халатность Глена не верю. Он держит яды в специальном шкафу, который стоит в стороне, в самом углу. А ингредиенты лекарств совсем в другом месте. Перепутать их невозможно. Ты знаешь, какие слухи давно ходят по деревне? Что Глен не прочь занять место Джона. Что он положил глаз на Анджелу, вернее, на ее деньги, когда она овдовеет. Представляешь, как ему было бы легко избавиться от Джона? Отравить, а затем выдать заключение, что смерть наступила от диареи.

Глаза Френсис почти вылезли из орбит.

– Ты понимаешь, что говоришь, Дуглас?

– Понимаю, понимаю, дорогая, – заверил я ее. – Я знаю Глена и знаю, что это невозможно. Но полиция вполне может принять эту версию. С их точки зрения, это весьма логично. Второй вариант – мышьяк в лекарство подсыпала Анджела из каких-то своих тайных запасов. Так что нам лучше не вмешиваться.

– Конечно, не нужно, – тут же согласилась Френсис. – И поэтому помни, Дуглас, ты забыл, куда спрятал флакончик. А вспомнишь, только когда я тебе скажу. Обещаешь?

Да, некоторые мужья меня осудят, но если жена в два раза умнее тебя, то это следует признать и не стыдиться. А что тут такого? Надеюсь, Френсис тоже признала бы без стыда, что я в два раза, а может, и больше, сильнее ее. Так что я пообещал. И надеюсь, правильно сделал.

2

О нашей деревне теперь начали упоминать в газетах, хотя расследование только началось.

Через три дня мы с Френсис получили повестки явиться в полицию. Поговорили сначала с женой, потом вызвали меня.

Полностью описывать разговор нет нужды. Оба полицейских чина вели себя вежливо, хотя и официально. Суперинтендант более грузный, как и положено по рангу, детектив-инспектор высокий, худощавый. Тогда в доме Анджелы я их не видел, а теперь с удивлением обнаружил, что знаю обоих в лицо и они меня, кажется, тоже знают. Так что атмосфера была почти дружеская.

Меня расспрашивали о посещении дома Джона, когда он только заболел. Я им все подробно рассказал, указал точно время, как мог. Насчет расстройства пищеварения сказал, что ничего не знаю, что, мол, сам Джон к этому серьезно не относился. Меня спросили насчет недоброжелателей Джона. Я ответил, что таких не было, его все любили и уважали, и что просто невозможно представить, чтобы кто-то вознамерился его отравить. Такое могло произойти только случайно.

– Может быть, сэр, может быть, – уклончиво произнес суперинтендант.

В конце разговора я рискнул дать им совет.

– Надеюсь, суперинтендант, – произнес я с уважением, – вы не сконцентрируетесь только на одной версии. Вы знаете, что я имею в виду. Мне известно, что существует сильное предубеждение против определенной личности. Те из нас, кто хорошо знает эту личность, понимают, что все подозрения абсурдны, потому что это совершенно противоречит ее характеру. Я верю, что вы не позволите предубеждению направить себя по ложному следу.