Иван Ефремов. Книга 3. Таис Афинская - Иван Антонович Ефремов

наполненной небывалыми впечатлениями. Таис выскочила из комнаты и вернулась с охапкой одежды, которую молча положила перед царем.

— Моя! — с удивлением воскликнул Александр. — Кто привез?

— Они! — коротко ответила Таис, молчаливая и сосредоточенная, подразумевая примчавшихся на взмыленных конях друзей македонца, носившихся по всему городу в поисках своего царя.

Эрис и За-Ашт успели рассказать ей о страшном переполохе, поднявшемся поутру, когда Александр не вернулся с купания.

— Как же сумели разыскать меня тут? — недоумевал Александр.

— Это Леонтиск. Он знал, что я купаюсь по ночам в Евфрате, услыхал, что ты тоже плаваешь в реке, и, сопоставив два, получил единое…

Александр негромко рассмеялся. Голос плохо слушался его, и он оборвал смех.

— Ты опасна, афинянка. Твое имя и Смерть начинаются с одной и той же буквы. Я чувствовал, как легко умереть в твоих объятиях. И сейчас я весь очень легкий и как будто прозрачный, без желаний и забот. Может быть, я — уже тень Аида?

Таис подняла тяжелую руку царя, прижимая ее к своей груди.

— О нет, в тебе еще много плоти и силы! — ответила она, по обыкновению опускаясь на пол к его ногам.

Александр долго смотрел на нее и наконец сказал:

— Ты — как я на поле битвы. Та же священная сила богов наполняет тебя… божественное безумие усилий. В тебе нет начала осторожности, сберегающего жизнь…

— Только для тебя, царь!

— Тем хуже. Я не могу. Один раз я позволил себе побыть с тобой, и сутки вырваны из моей жизни начисто…

— Я понимаю, не говори ничего, милый, — впервые Таис назвала так царя, — бремя Ахиллова щита!

— Еще! Бремя задумавшего познать пределы ойкумены.

— Помню и это, — печально сказала Таис. — Я больше не позову тебя, хоть и буду здесь. Только и ты тоже не зови. Цепи Эроса для женщины куются быстрее и держат крепче. Обещаешь?

Александр встал и как пушинку поднял Таис. Прижав к широкой груди, он долго держал ее, потом вдруг бросил на ложе. Таис села и, опустив голову, стала заплетать перепутавшиеся в диком беспорядке косы. Внезапно Александр нагнулся и поднял с ложа золотую цепочку со звездой и буквой «мю» в центре.

— Отдай мне, на память о том, что случилось, — попросил царь. Гетера взяла свой поясок, задумалась, затем, поцеловав украшение, протянула Александру.

— Я прикажу лучшим ювелирам Вавилона в два дня сделать тебе другую. Из драгоценного зеленого золота со звездой о четырнадцати лучах и буквой «кси».

— Почему кси? — недоумевающе вскинулись длинные ресницы Таис.

— Запомни. Никто не объяснит тебе, кроме меня. Древнее имя реки, в которой мы встретились, — Ксаранд. В Эросе ты подобна мечу — ксифосу. Но быть с тобой мужу — эпи ксирон эхестай — как на лезвии бритвы. И третье: кси четырнадцатая буква в алфавите…

Глаза афинянки опустились под долгим взглядом царя, а побледневшие щеки залились краской…

— Посейдон-земледержец! Как я хочу есть! — сказал вдруг Александр, улыбаясь притихшей гетере.

— Так идем! Все готово! — встрепенулась афинянка. — Потом я провожу тебя до южного дворца. Ты поедешь на Боанергосе, я — на Салмаах…

— Не надо. Пусть едет со мной один из твоих стражей-тессалийцев.

— Как тебе угодно! — покорно ответила гетера.

Уединившись в своей спальне, Таис вышла лишь к вечеру и приказала Эрис принести киуры, еще из запасов, которые они сделали с незабвенной Эгесихорой в Спарте. Эрис принесла плоскую каменную ступку и стала помогать госпоже в приготовлении опасного настоя. Синие глаза черной жрицы, не гармонировавшие с темной кожей и суровыми бровями, внимательно разглядывали запавшие щеки, распухшие губы, синие подглазья госпожи.

Неожиданно Эрис протянула руку и слегка коснулась горячими пальцами запястья афинянки.

— Не трави себя, госпожа, — сказала черная жрица.

— Что ты знаешь об этом? — грустно и убежденно ответила гетера. — Когда бывает так, то Гея неумолима. А я не имею права позволить себе дитя от будущего владыки ойкумены.

— Почему, госпожа?

— Кто я, чтобы родившийся от меня сын стал наследником великой империи? Кроме плена и ранней смерти, он ничего не получит от судьбы, игравшей всеми, кто таит думы о будущем, все равно — темные или светлые.

— А девочка?

— Нельзя, чтобы божественная кровь Александра испытала жестокую судьбу женщины!

— Но дочь должна быть прекрасной, как сама Афродита!

— Тем хуже для нее…

— Не опасайся, госпожа, — меняя тон, твердо сказала Эрис. — У тебя ничего не будет. И не пей киуры.

— Как ты можешь знать?

— Могу и знаю. Все мы посвящены в древнее знание Кибелы о тайне влияния Луны на зачатие человека. От нее зависит все в женском теле. Когда луна находится среди определенных звезд, в одном из своих обликов, тогда все позволено, а зачатия не произойдет. Ты встретилась с царем как раз в такое время…

— Почему же мы, обучаемые всей мудрости женского искусства, не знаем этого? — изумленная Таис даже привскочила.

— Потому что знание это — тайное. Нельзя освободить женщину от власти Геи-Кибелы, иначе прекратится род человеческий. Считают грехом пользоваться знанием чар Луны только себе в угоду. Но мы, служительницы Кибелы, должны знать…

— Иначе все бы вы ходили беременными, — улыбнулась Таис, — я поняла. Но может быть, ты откроешь мне эту тайну?

— Тебе можно. Ты служишь другой богине, но цели ее те же, что у Великой Матери. Однако пока я с тобой, я всегда скажу тебе, какие дни будут без последствий.

— Пока ты со мною. Но когда тебя не будет…

— Я буду с тобой до смерти, госпожа. Умирая, расскажу тебе все…

— Кто собирается умирать? — прозвенел веселый голос.

Таис, взвизгнув от радости, бросилась навстречу Гесионе.

Женщины обнялись и долго не размыкали рук. Каждая ждала этой встречи, после того как разошлись в противоположные стороны пути всадницы Таис и морехода — Гесионы.

Афинянка потащила подругу на солнечный свет веранды. «Рожденная змеей», как некогда прозвала ее ревнивая Клонария, очень похудела, обветрилась, остригла волосы, как наказанная за неверность жена или беглая рабыня.

— На кого ты стала похожа! — воскликнула Таис — Неарх возьмет другую здесь, в Вавилоне, полном обольстительниц.

— Не возьмет, — с такой уверенностью и спокойствием ответила фиванка, что гетера почувствовала — действительно не возьмет.

— Ты вся так почернела? Распусти застежки! — засмеялась афинянка. Гесиона, послушная как прежде, обнажилась до пояса. Ее коричнево-загорелые груди, по-прежнему твердые, вызывающе поднятые кверху в той же пленительной красоте юного тела, сразу сказали Таис, что с подругой ничего плохого не произошло. Кивнув головой, она поцеловала Гесиону и, вдруг почувствовав ужасный голод, увлекла гостью за стол. — Надолго? — спросила гетера, ласково гладя загрубевшую руку «рожденной змеей».

— Надолго! Неарх после