Двое из Холмогорья - Галина Романова

Однако все остальные дети короля Гертикса либо рождались мертвыми, либо умирали вскоре после рождения. Из пяти малышей выжила только одна девочка, такая же болезненная и хилая, как ее брат. Стали поговаривать, что над королевской семьей тяготеет проклятие отвергнутых богов: мол, Единый не настолько силен, чтобы защитить тех, кто в Него верит.

Но принц Богорад все-таки дожил до четырнадцати лет, когда совершенно неожиданно на свет появился его младший брат — крепенький, здоровенький мальчишка, названный Родавоном. Ему было пять лет, когда внезапно скончался король Гертикс, и королем стал девятнадцатилетний Богорад Первый. В двадцать шесть он женился, в двадцать восемь стал отцом будущего короля Богорада Второго, деда нынешнего, а еще двадцать лет спустя совершенно неожиданно скончался.

Несмотря на то что король был слаб здоровьем — любая простуда могла на неделю уложить его в постель, — все сразу подумали о покушении. Подозреваемого нашли сразу, тем более что первые же слова принца Родавона оказались значащими: «Ну что? Я теперь король?»

Конечно, принца арестовали, и, хотя он всячески отрицал свою причастность к смерти короля, через некоторое время его показательно казнили на главной площади. Однако новый король, двадцатилетний Богорад Второй, запретил и пальцем трогать своего двоюродного брата, принца Тизамара.

Как оказалось, напрасно, ибо двадцать лет спустя тот совершил настоящее покушение на августейшего кузена и взошел на эшафот с гордо поднятой головой, заявив, что всего-навсего отомстил за несправедливо казненного отца.

Новому королю, Гертиксу Четвертому, было всего пятнадцать лет, и у него тоже имелся кузен — малолетний сын принца Тизамара, годовалый Родавон. Советники в один голос умоляли молодого короля отравить мальчишку, чтобы раз и навсегда покончить с интригами и заговорами, но король Гертикс поступил дальновидно. Он распорядился постричь принца в монахи и отправил в Орден Щита, там юному Родавону с младых ногтей прививали любовь к своему сюзерену. Принц вырос в Ордене Щита, только магистры знали правду о его происхождении. Магистры — и нынешний король, Богорад Третий, которому мастер Мечей, сэр Родавон, приходился троюродным дядей. Но знал ли сам сэр Родавон о своем происхождении? Наверняка да, поскольку не так давно приблизил к себе молодого рыцаря Тизамара, тезку казненного много лет тому назад отца.

— А может быть, и не совсем тезку, — задумчиво промолвил Терри, выслушав эту историю.

— Что вы имеете в виду, сэр Лейр? — насторожился Керагаст.

— Я имею в виду только то, что, если бы мы посмотрели документы о родителях брата Тизамара, в графе «отец» наверняка обнаружили бы одно очень знакомое нам имя!

— Этого не может быть! Сэр Родавон — монах. У него не может быть жены!

— Законной жены нет, — пакостно хихикнул Калидор, — а как насчет любовницы? Ты сам что, никогда не заглядывался на симпатичные мордашки? Ты-то, такой красавчик?

Керагаст покраснел так, что это стало заметно даже в темноте.

— Никогда! — воскликнул он. — Ни разу в жизни! Я…

Он осекся, внезапно вспомнив тонкий стан, пахнущие травами и медом губы, рыжеватые волосы, выбившиеся из-под капюшона. Кто она? Где она сейчас?

Рядом пакостно захихикал скелет.

— Поплыл, — сообщил он Терибальду. — Сейчас заплачет и стихи читать нач…

Терри коротко размахнулся и отвесил скелету подзатыльник. Калидор щелкнул челюстями и обиженно замолчал.

— Я пойду с вами, — внезапно произнес Керагаст тоном, далеким от сентиментального. — Хотя бы для того, чтобы разобраться в этой истории.

Он быстро собрал вещи — накинул кольчугу, поверх нее легкий панцирь, вместо шлема натянул на голову кольчужный капюшон, застегнул наручи и повесил на пояс два меча. В руки взял боевой топор и щит.

— Прорываться придется с боем, — промолвил, кусая губы. — Мои… мм… соседи так давно утратили человеческий облик, что атакуют нас не задумываясь. Но это единственный выход из этой части подземелья. Если не считать того тайного хода. — Он указал на глухую стену.

— Не, назад мы не пойдем, — решительно помотал головой Калидор, и только тут Терри заметил, что он все это время что-то прижимает к себе, едва ли не засунув в грудную клетку. Присмотревшись, юноша увидел полуистлевшую тряпицу, в которую были замотаны какие-то побрякушки.

— А что? — мгновенно обиделся скелет. — Там же было сокровище! Должны мы поддержать его мнение о людях как о ворах?

— Грабитель, — высказался Терри. — Взломщик могил!

— Гробокопатель, — неожиданно поддержал Керагаст.

— Спелись, — проскрежетал зубами скелет. — Рыцари без страха и упрека!

— Нет, ну ты скажи, зачем тебе драгоценности? Ты же не сможешь ими воспользоваться!

— Я — нет, — выпятил нижнюю челюсть Калидор. — Но вы, хозяин! Вы же бессребреник! Работаете исключительно за идею! А есть-пить на что-то надо? А тут я со своими запасами! Берите, пользуйтесь! Я ж не для себя, для вас стараюсь! Обеспечиваю достойное существование.

— Слушайте, сэр Лейр, он всегда так много говорит? — пихнул скелет локтем в бок Керагаст. Учитывая наличие на молодом рыцаре доспехов, тычок получился ощутимый. Терри отлепился от стены, ощупал свои ребра и кивнул:

— К сожалению, да. Брат Маробод даже предложил мне его развеять, чтобы не доставал.

— Выберемся, обязательно разыщу брата Маробода и повторю это предложение, — пообещал Керагаст. — Если не возражаете! А пока отойдите в сторонку. Будем прорываться!

Они встали в начале извилистого коридора, в который открывались камеры с заключенными. Учуяв существ из плоти и крови, несчастные подняли вой, визг и крики. Сквозь решетки тянулись руки со скрюченными пальцами. К прутьям прижимались физиономии, которые лишь с большой долей фантазии можно было назвать человеческими. Одни узники уже совершенно утратили человеческий облик и стояли на четвереньках, другие еще сохранили способность держаться прямо.

— Я иду первым, — отрывисто бросил Керагаст. — Вы за мной. Не отставать! Порвут даже скелет!

— Я жить хочу, — немедленно отреагировал призрак, протискиваясь между рыцарем и своим хозяином.

Терибальд прислушался. Ему показалось или…

— Постой. — Он придержал Керагаста, уже готового ринуться вперед. — Первым пойду я!

— Стой! — взвыл тот, но было поздно.

Очень хрупкая по сравнению с упакованным в латы рыцарем фигурка молодого человека проскользнула вперед и встала в проеме, раскинув руки. Это простое движение вызвало бурю эмоций у заключенных. Они орали, ревели, выли, визжали, скулили, катались по полу, бились головой о прутья решеток и скребли воздух растопыренными руками, стремясь добраться до молодого человека. А тот стоял как парализованный и только переводил взгляд с одного искаженного лица на другое.