Долг - Алексис Опсокополос

не бежал, и это мне тоже очень не понравилось. Спрашивать, что случилось, я не стал — раз брат не говорил, значит, что бы там ни произошло, это надо было видеть.

Мы вышли на улицу, и Андрей повёл меня в сад. Ещё издалека я заметил группу из примерно десяти мужчин — они стояли в дальнем углу сада и, судя по всему, к ним мы и направлялись.

«Мало проблем с Воронцовой, так ещё что-то наклёвывается», — думал я, шагая к толпе; а когда мы к ней подошли, я понял: с Настей были вовсе не проблемы, а так, мелкие неприятности.

Проблема выглядела иначе, и я имел неудовольствие её наблюдать — в окружении неизвестных мне парней и мужчин стояли Глеб и Фёдор Бобринский и судя по их рассерженным лицам о чём-то спорили или ругались. Подойдя ближе, я услышал голос несостоявшегося жениха Ани.

— Да ты никто! — кричал Бобринский. — А свадьба твоя — жалкий фарс!

— Что же ты тогда на неё пришёл? — парировал Глеб.

— Посмеяться над тобой и этой дурочкой, которая выбрала в мужья нищего внука предателя!

В этот момент я протиснулся в круг и сделал это очень вовремя — Глеб уже начал заносить руку для удара. До драки оставались какие-то доли секунды. Правда, Бобринский, в отличие от Глеба, не походил на того, кто вот-вот бросится в драку. Он, вообще, вёл себя странно — стоял, ухмыляясь, гордо подняв подбородок, будто желал, чтобы ему врезали по физиономии. Это мне сразу не понравилось, я быстро схватил друга за руку и громко сказал:

— Успокойся! Он того не стоит!

— Он оскорбил мою жену, — прорычал Глеб, и его глаза налились красным огнём. — Он за это ответит!

— Успокойся! — уже заорал я. — Ему только и надо, чтобы ты его ударил! Первый ударил!

По недовольному лицу Бобринского было видно, что я разгадал его намерения. А подумав ещё немного, я понял, в чём состоял его подлый замысел.

— Хочешь, чтобы мой друг тебе врезал? — спросил я у Бобринского, решив сразу всё для всех прояснить.

— Ну пусть попробует, если смелости хватит, — ответил орк, неприятно ухмыляясь.

— Тут и пробовать нечего: тебе вмажешь один раз хорошо — ты развалишься.

— Так, пусть вмажет, если такой храбрый, я жду.

— Не дождёшься! — ответил я и, повернувшись к Глебу, сказал: — Не реагируй на это ничтожество, оно того не стоит. Пойдём отсюда, тебя ждут жена и гости.

— Беги, трус, к своей глупой жёнушке! — вякнул из-за моей спины Бобринский; парень оказался настойчивым и неугомонным.

У Глеба снова покраснели глаза, а ладони обдало серебристо-синим пламенем.

— Успокойся! — опять заорал я, схватив друга за руки. — Этот урод неодарённый! Если ты его ударишь, тебя посадят в тюрьму! Это того не стоит!

План Бобринского был прост: за нападение на неодарённого с использованием магии Глебу грозил тюремный срок. Не штраф, не условный срок, а самый настоящий — реальный. С этим делом было строго, что в Новгороде, что в Москве, что в Петербурге. Простые граждане и так побаивались одарённых, поэтому любое использование магии против неодарённых каралось очень жестоко. И никто не смотрел при этом ни на чины, ни на титулы, ни на богатство.

Конечно, замять можно было при желании многое — часто одарённые откупались или как-то ещё договаривались с пострадавшим, чтобы те забрали заявления из полиции. Но в нашем случае это было бы невозможно: Бобринский провоцировал Глеба явно не для того, чтобы потом забирать заявление. Он хотел посадить моего друга в тюрьму и этим испортить жизнь и Глебу, и Ане. Ну и заодно сорвать свадьбу, отомстив таким образом и Воронцову, ведь мероприятие, как ни крути, ассоциировалось у всех в том числе и с главой Дворянского собрания Москвы.

И стоило признать, план был хорош; мне даже стало страшно от мысли, что он мог осуществиться, опоздай я всего лишь на минуту. Да какое там на минуту — на десять секунд.

— У тебя руки горят в прямом смысле этого слова, — пояснил я Глебу. — А он неодарённый. И на нём явно куча защитных артефактов, которые зафиксируют магическое воздействие. Ты сейчас ему простую затрещину дашь такой рукой, и это будет считаться атакой с использованием магии. Поэтому успокойся, и пойдём отсюда. Этот урод не добьётся своего — не сможет испортить тебе и Ане свадьбу.

Глеб немного успокоился, но я чувствовал исходящий от него гнев, без всякой ментальной магии чувствовал, просто по виду друга. Но всё же потихоньку он начал остывать — пламя с рук ушло. Однако неугомонный Бобринский успокаиваться не собирался.

— Давай убегай, трус и неудачник! — опять вякнул Бобринский, которому очень хотелось спровоцировать драку, но не хватало ума сделать это грамотно.

— Ты бы хоть оскорбления нормально подбирал, — заметил я. — Учитывая, какая красавица досталась моему другу в жёны и тот факт, что она предпочла Глеба тебе, неудачник здесь как раз таки ты.

Бобринский запыхтел, видимо, начал судорожно придумывать новое, более подходящее, оскорбление для Глеба, а я тем временем прикидывал наши шансы закончить этот конфликт без драки. И с огромным сожалением мне пришлось осознать, что они минимальные. Отвергнутый жених был обижен и очень хотел отомстить, и у него был довольно неплохой план для этого. План, придуманный кем-то другим, более умным.

Мы, конечно, могли разойтись миром, но вряд ли обиженный орк успокоился бы после этого разговора. Он мог вытворить в течение вечера всё что угодно — например, оскорбить Аню на глазах у Глеба и спровоцировать драку вообще на виду у всех гостей. Рисковать не стоило. Такое развитие событий следовало предотвратить. Но вот как? К сожалению, способ на ум приходил лишь один.

Я внимательно пригляделся к Бобринскому, всмотрелся в его ухмыляющуюся неприятную физиономию. Он был полноват, ростом чуть ниже меня. Узкие хитрые глазки, нос картошкой и высокий лоб. Удобный лоб, чтобы заехать в него кулаком. Я представил, как делаю это, и у меня аж зачесались руки. Причём зачесались они в прямом смысле — от изморози, что покрыла ладони.

Но бить кулаком в лоб Бобринского было нельзя — в тюрьму мне не хотелось. Нет, я, конечно, мог его ударить, а потом уйти порталом в бабушкино имение, но этот вариант мне не нравился — свадьбу Ане и Глебу этим