Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася

Это была сложнейшая, въедливая работа, забирающая все силы и время… Но не приводящая к главному результату — доступу к документации. А доступ был нужен, причём срочно — в центре явно шла подготовка к чему-то гораздо более масштабному, чем точечные распыления патогенов. Возможно, даже, к биологической войне.

Гордеев докладывал об этом в Контору, в ответ получал приказ сделать невозможное, но раздобыть больше информации, и знал наверняка, что где-то там, в мозговом центре Российской контрразведки, сейчас скрупулёзно сплетались тончайшие ниточки информации из разных источников, от таких же как он агентов, делались выводы и принимались ключевые решения… Но здесь, на месте, собственные усилия казалась до отчаяния мелкими и бесперспективными. А время давило.

Между тем, правление исследовательского центра располагалось здесь же, на закрытой территории, и сюда периодически наезжали целые делегации в бронированных джипах, грузились ящики, развозилась секретная курьерская почта. И эта возня с каждым днём становилась всё заметнее.

В первых числах января Гордееву поступило указание явиться в тренировочный павильон для тестовых испытаний. На месте он обнаружил ещё с десяток таких же, как как сам, наёмников разных национальностей. Это не удивило, но оглушающе придавило пониманием масштаба проблемы — едва лишь выпадет из ячейки один, путь даже сам Гордеев, как на замену ему тут же встанет другой. Либо все они разъедутся по объектам одномоментно, и это будет уже не единичный случай, а массовая биологическая диверсия. И выход лишь один — отсекать гидре не щупальца-исполнителей, но бошку. Во что бы то ни стало. Пока не поздно.

Глава 42.2

Тестовые испытания состояли из теории и практики обращения с патогеном, а также какого-то нелепого шоу в духе «Командос» — пришлось пострелять по мишеням, преодолевать полосу препятствий и даже помеситься с другими диверсантами в рукопашке. Впрочем, едва только цирк закончился, как стала понятна и его суть: створки ангарных ворот разъехались, и словно в каком-то клишированном американском боевичке в зал потянулись зрители — человек десять «избранных», из числа тех самых, что обычно приезжали в центр на тонированных броневичках.

Затем было «неформальное общение», когда высокая комиссия словно к товару присматривалась к диверсантам «вживую» и, с хихиканьем щупая их бицепсы, фоткалась с оружием. Словом, развлекуха.

— Ты тот самый русский?

Гордеев обернулся. Это была женщина с чётким, идеально гладким иссиня-чёрным каре длиной до подбородка и тонкой, нервно подрагивающей в жёстком воротничке-стоечке шеей. До этого Гордеев видел её лишь однажды, ещё осенью. Редкая гостья.

— Я задала вопрос.

— Я славянин, — вместо ответа зло дёрнул он щекой на «русский» в свой адрес.

— Тот самый?

— Вам виднее.

— Хам! Отвечай по уставу! Это правда, что у тебя протез ноги?

— Так точно.

— Но ведь ты даже не хромаешь?

— Так точно. Много тренируюсь.

— Покажи.

— Мы тут только что почти полтора часа словно обезьяны в цирке скакали…

— Протез покажи, идиот!

Чертовски захотелось ответить грубостью, но желание было тут же придушено, и Гордеев послушно наклонился, задрал штанину, демонстрируя бионическую щиколотку.

— Так достаточно или открутить?

Идеальные ноздри идеального носа затрепетали вдруг. Дрогнула, сглатывая слюну, шея. Да что там шея — дамочку всю буквально затрясло, как алкаша при виде водки.

— Ещё, говорят, ты весь в шрамах? Покажи.

Гордеев медленно выпрямился.

— Зачем?

— Выполняй!

Что-то тут не так. Дамочка, хотя и была в этом центре редкой гостью, но вела себя неоправданно дерзко. Кто такая?

— Не помню, чтобы в моём уставе был стриптиз.

— Русская свинья, — зашипела она, — Хам! — и резко развернувшись, зацокала каблуками к непосредственному начальству Гордеева.

Там, психопатически ровно вытянув спину и словно боясь лишний раз шевельнуть головой и нарушить идеальность укладки, она что-то довольно резко заявила. Начальство переглянулось в замешательстве… и главный кивнул. Психичка торжествующе вздёрнула подбородок и, не оборачиваясь, пошла из ангара.

— Иди с ней, — не разжимая губ, приказал Гордееву один из инструкторов. — И выполняй всё, что скажет. Так надо для дела.

Шел следом, затылком и спиной чувствуя настороженные взгляды сопровождающей их охраны. По коридорам тренировочного павильона, в лифте наверх, на нулевой уровень, через холл и внутренний двор — прямиком к одному из безликих корпусов, в котором, это Гордеев выяснил уже давно, располагалось управление всем центром.

Снова холл, смена охранной группы, персональная ключ-карта от лифта в тонких, неестественно напряжённых пальцах дамочки. На четыре этажа верх, холл, коридор, ещё коридор. Возле одной из дверей дамочка деревянно, словно робот-андроид, полуобернулась к охране:

— Меня ни для кого нет.

Двери разъехались, дамочка шагнула внутрь, Гордеева пихнули в спину следом, и двери снова съехались, моментально отсекая вообще все звуки извне.

Это оказался не кабинет, скорее апартаменты, что логично, учитывая, что «гости» иногда задерживались в центре по нескольку дней. Интерьер лаконичный, но дорогой — чего стоили одни лишь стены, обтянутые натуральной, стального цвета кожей и мягко подсвеченный изнутри пол из натурального камня, тревожно испещрённого красноватыми прожилками — словно плоть капиллярами. Строгая мебель со стальными элементами, наглухо закрытое ставнями окно.

Дамочка, оставив на диване портфель, ушла в другую комнату, затем вернулась — уже без строго пиджака, в одном только шёлковом топе на голое тело, заправленном в узкую, длиной до колен юбку и босая.

Демонстративно не обращая внимания на всё ещё стоящего у порога Гордеева, она снова прошлась из комнаты в комнату и наконец вернулась — с полным стаканом янтарного алкоголя. Встала перед Гордеевым, изучая его взглядом. Без каблуков она стала ещё на полголовы ниже, но наглости от этого не убавилось. Наконец, махом осушив половину стакана, она лизнула губу.

— Покажи шрамы. Сейчас же!

Приказано было тихо, почти шёпотом, но с таким нажимом, что показалось будто изо рта у неё сейчас полезет ядовитая пена. Гордеев упрямо вскинул голову.

— А то что?

— Я тебя уничтожу!

Она так злилась, едва не приподнимаясь от бессилия на носочки, но всё равно не доставая ему даже до подбородка, что походила на мелкую, злющую шавку.

— Это нецелесообразно. Я готов для выполнения куда более сложной задачи, чем раздевание, и у руководства наверняка возникнут большие вопросы по поводу моего… — сдерживая усмешку, напряжённо поиграл желваками, — уничтожения.

Дамочка поперхнулась очередным глотком… и рассмеялась.

— Вопросы? У них? Ко мне? — Она стремительно пьянела, её спесивость нарастала, но в то же время проходила одеревенелость в жестах, отчего в идеальной укладке растрепались первые волоски. — Ко мне? — Тонкий, похожий на длинную паучью лапку палец с идеальным чёрным ногтем, ткнул себя в грудь. — Ко мне?!

— Ну не ко мне же.

Махом осушила остатки алкоголя, скривилась, выдыхая пары.

— Да ты знаешь, вообще, кто я? Да если я захочу, эту всю контору вообще свернут! А тебя и остальной скот вроде тебя, просто спишут, как ненужное оборудование! Знаешь об этом?

Но нет, дело было не только в алкоголе. Жесты, манера менять тональность голоса и маниакальный блеск в глазах указывали на что-то посерьёзнее. Может, наркота. Или психиатрия в стадии обострения. А скорее, и то и другое, помноженное на очевидную вседозволенность, учитывая беспрекословно подчиняющихся ей кураторов.

— Ну и кто же ты? — смерив психичку презрительным взглядом, усмехнулся Гордеев. — Чья-нибудь сучка, что сорвалась со строго поводка?

— Что-о-о-о?… Да ты… Ты… — задохнулась она, — Ты…

И, размахнувшись увесистым толстостенным стаканом, попыталась ударить Гордеева по голове. Он перехватил руку, стиснул, заставив разжать пальцы. Стакан выпал, с грохотом разлетевшись на крупные куски. Психичку перекосило от ярости.