Аргентинец - Эльвира Барякина

Эпидемия невиданной, особо тяжелой инфлюэнцы[30] накрыла Свияжск. Доктор Саблин заразился одним из первых, и его отправили в Нижний Новгород. Болезнь распространялась так стремительно, что вскоре число больных намного превысило число раненых. Молодые и крепкие умирали сначала десятками, потом сотнями.

Инфлюэнца чуть не убила Клима, но в то же время спасла его от участия в штурме Казани. Пароход, на котором агитбригада Скудры подплыла к городу, напоролся на мину.

Казань была взята. Красным достались ликующие окраины и опустевший центр: вместе с белыми ушли тысячи беженцев. Волжская военная флотилия и войска двинулись на восток, вверх по Каме. Свияжский лагерь постепенно сворачивался.

Клим недоумевал: почему Красная армия, больше похожая на разбойничью орду, смогла одолеть белых? Неужели на той стороне не нашлось ни сил, ни средств, чтобы отстоять Волгу?

Не нашлось — хотя бы по той причине, что, скажем, Клим Рогов работал на большевиков. Он сделал выбор: ему было важнее спасти Нину, а не Казань. Подавляющее большинство участников операции тоже решило, что лично для них выгоднее помогать красным или сохранять нейтралитет. Для кого-то это было осознанное действие, кто-то бездумно несся в общем потоке… Что ж пенять на результат? Все закономерно.

Но как жалко было расставаться с надеждой на скорое избавление! Всего месяц назад Клим думал, что большевики ни за что не удержатся у власти. Раньше он подмечал недостатки Красной армии, а теперь искал и находил признаки ее скорой победы: мрачное самоистязание игрока, который продулся в пух и прах и теперь вынужден платить по счетам.

2

Сестра Фотиния посадила Нину и Клима на санитарный пароход «Смерть буржуям», следовавший до Нижнего Новгорода.

— Доходяги, — вздохнула она, глядя на них.

Перед самой отправкой монахиня привела с собой деревенского дурачка Максимку, который за сухарик согласился притащить на пароход тяжелый сверток из мешковины.

— Забирай своего черта, — шепнула она на ухо Климу. — Уж не знаю, музейный это мужик или нет, но он приносит несчастье Свияжску. Правильно сделали, что его в реку не кинули, а то бы у нас вся рыба передохла.

Санитарный пароход провожали гудками. Нина с Климом сидели у борта, обсаженного мешками с песком. Справа пулеметное гнездо, слева ящики с патронами, за спиной — тщательно упакованный подарок французских промышленников, он же Люцифер и, кажется, Иуда Искариот.

Яркая красота осени; в такой торжественной обстановке ободранное судно с чуть живыми людьми — все равно что дохлая мышь на парадном мундире камергера.

Немногим больше года назад Клим ехал по этим самым местам на пароходе «Суворов». Подумать только: кожаные чемоданы, светлый костюм… Он и сейчас был богачом по сравнению с другими: как-никак у него имелся бинокль, несессер и ворованный сатир.

Все, что хотелось, — положить голову Нине на колени, смотреть на завиток волос на ее шее — будто нарисованный хохломской узор. Она приглаживала Климу вихры, проводила пальцами от виска до затылка: только это и облегчало проклятую мигрень — наследство, оставленное инфлюэнцей.

Нельзя возвращаться домой — узнают, арестуют, убьют… Но Жору не бросишь в беде. Хотя кто знает — может, спасать его уже поздно.

3

Еще издали было видно, что Нижний Новгород тяжело болен. Дома будто вросли в землю, на ярмарочном берегу — ни души. Матрос сказал, что большевики попытались организовать там «социалистическое торжище»: предложили крестьянам менять промышленные товары на хлеб. Но из затеи ничего не вышло: мужики отказались везти продовольствие, да и мануфактуры не было — откуда она возьмется, если фабрики стоят?

Торговые ряды стали использовать вместо казарм — для войск, прибывавших в город на переформирование. Самоволка, пьянство, проститутки и, как следствие, бесконечные пожары. Сгорели сорок лавок в Китайских рядах, ресторан «Апполо», номера Ермолаева… Губисполком вывел оттуда солдат — от греха подальше — и разместил их в городе. А Ярмарку начали растаскивать: в окрестных деревнях теперь все крыши были покрыты железными вывесками — у одних над головой «Хрустальные изделия», у других «Битая птица».

«Смерть буржуям» подплыла к пристани. У сходней появились молодцы в чистых гимнастерках и щегольских сапогах:

— Каждый обязан предъявить удостоверение личности! С двадцать второго августа въезд и выезд из Нижнего Новгорода строго по пропускам!

Их послали к черту: валяйте, у нас тут раненых пятьсот человек, можете всех арестовывать.

Клим и Нина вышли на Сафроновскую площадь. К ним подбежала женщина с лицом, закрытым марлевой повязкой: в Нижнем Новгороде тоже бушевала инфлюэнца.

— Муку не везете?

Клим покачал головой. Женщина покосилась на сверток в его руках:

— Восемьсот рублей за пуд даю.

— Сколько?! — ахнула Нина.

— Ну ладно, ладно… еще сотню накину.

В честь взятия Казани вся площадь была в красных флагах. Извозчичья нация вымерла. Беспризорники предлагали спички — но уже не коробками, а поштучно.

Пока пациентов грузили на подводы, Нина и Клим выбрались на Рождественскую и сели в полупустой трамвай.

Город золотой и синий — от листвы и яркого, изумительного неба. Но прохожих совсем мало, большинство с повязками, закрывающие нос и рот.

— Нам тоже такие надо сделать, — шепнула Нина.

Клим кивнул. Люди без лиц переставали быть людьми — так, невнятные силуэты, расплывчатые призраки…

На Ильинке все дома были обвешены новыми указателями: «Штаб командующего Волжской военной флотилией», «Морская следственная комиссия», «Управление снабжения»… В доме Роговых заседала Коллегия Нижегородского военно-морского порта: из раскрытого окна во втором этаже раздавалась матерщина, кто-то барабанил по роялю, из форточки в мезонине выглядывало тупое рыльце пулемета.

У Клима было чувство, будто он стал свидетелем изнасилования. Он велел Нине подождать у газетного стенда:

— Стереги сатира, а я пойду узнаю, что там и как.

Парадное крыльцо было заколочено, пришлось идти через черный ход. Запах присутственного места, валяных сапог и жженой сургучной печати. Пустые коридоры, в кухне — пять канцелярских столов, за которыми сидели фигуры с завязанными лицами.

— Вы не знаете, где доктор Саблин? — спросил Клим. — Он был на фронте, но заболел… Его должны были отправить домой.

— Если вы не из учреждения, то идите, не мешайте работать, — сказала крайняя фигура.