Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

— Будьте благословенны за это слово… Вашу руку.

Габриэль протянула свою нежную ручку, которую король почтительно поцеловал.

— Я уезжаю нынешнюю ночь атаковать Париж, — сказал король. — Вы скоро получите обо мне известие. Но каким образом вы могли прислать мне известие о вас, да еще с моим гвардейцем?

— Это был один из молодых людей, живущих в монастыре, — сказала Габриэль. — Это два друга мужественные, умные и великодушные.

— Ах да! Один из них тот раненый, которого привез Крильон; красивый мальчик, мне так нравится его лицо!

Габриэль покраснела. Эсперанс за кустами бузины смотрел на нее издали, неподвижный и бледный, обняв рукой шею Понти. Король обернулся, следуя за взглядом Габриэль, и, приметив молодых людей, сказал:

— Я сам их поблагодарил бы, но это значило бы изменить вам. Поблагодарите их от меня.

Он сделал дружеский знак Понти, сердце которого дрогнуло от радости.

— Государь, — сказала Габриэль, столько же из сострадания к отцу, столько же и для того, чтобы отвлечь внимание короля, еще одно слово об Эсперансе которого сконфузило бы ее, — вы не уедете, не простив моему бедному отцу. Увы! Он был жесток ко мне, но это честный и верный слуга. А брат мой? Неужели и он будет страдать от моего несчастья? Неужели вы лишите его возможности служить своему королю?

— Вы добрая душа, Габриэль, — сказал Генрих, — а я не мстителен. Я прощу вашему отцу тем охотнее, чем смешнее муж. Но я хочу, чтобы он был обязан вам моим прощением и чтобы это прощение было выгодно для нас. Пусть думает пока, что я еще сержусь. Притом я действительно сержусь. Удар еще отдается в моем сердце.

— Вам будет большой честью, государь, — продолжала молодая женщина, — если вы не сделаете вреда моему несчастному мужу. Продолжайте удерживать его вдали от меня, только бы он не страдал.

— Но я не виноват в его отсутствии! — вскричал король. — Я думал, что это вы сыграли с ним эту штуку.

— В самом деле? — сказала Габриэль. — И я в этом неповинна; что же такое случилось с ним?

Ее прервал приход брата Робера, который пришел встретить короля и оставил нескольких человек, видневшихся издали у дверей большой залы монастыря.

— Как жаль, что надо ехать натощак, — сказал король, — когда приехал обедать у друзей.

— Преподобный приор, — сказал брат Робер, — приготовил закуску для вашего величества. Хорошо ли я сделал, что велел ее подать под деревьями у фонтана?

— Ах да! — вскричал Генрих. — На воздухе под чистым небом! Там видишь друг друга лучше, глаза искреннее, на сердце легче. Вы сделаете мне честь участвовать в этой закуске. Это будет вашим первым хорошим поступком.

— Позвольте мне, государь, — сказала Габриэль, — пойти утешить моего отца.

— Ненадолго!.. Воротитесь скорее, потому что мои минуты сочтены.

Габриэль ушла. Женевьевцы накрыли на стол в боскете, откуда Эсперанс и Понти скромно ушли при их приближении. Король подошел к женевьевцу и посмотрел на него с дружеским упреком.

— Вот как меня любят и служат мне в этом доме! — проговорил он вполголоса, указывая на Габриэль. — Я имел здесь драгоценное сокровище, а его отдали другому! О брат Робер! У меня решительно здесь есть враги.

— Государь, — возразил женевьевец, — вот что отвечал бы наш приор вашему величеству: «Похитить молодую девушку у ее отца — преступление гнусное. Похитить жену у мужа — только грех, а когда жена его была выдана замуж насильно, грех уменьшается».

— Один Бог без греха, — отвечал король, улыбаясь, — а между тем Габриэль замужем.

— Ведь и ваше величество женаты.

— О! Я когда-нибудь разведусь с мадам Маргаритой.

— Если вы можете это сделать со знатной принцессой, поддерживаемой папой, тем более вы можете развести мадам Габриэль с простым дворянином. До тех пор все пока к лучшему.

— Кроме того, что муж все-таки муж, то есть опасен для жены.

— Присутствующий, может быть, но отсутствующий?

— Он воротится.

— Вы думаете, государь? А я не думаю.

— По какой причине?

— Ваше величество слишком рассержены, и этот несчастный знает, что если он явится, то погибнет.

— Он прячется! — вскричал король в порыве гасконской веселости. — Где это? Скажи.

— Как бы не так!.. — возразил женевьевец с комической серьезностью. — Чтобы я выдал его вашему мщению! Это вопрос тирана. Я обещал спасти жертву и спасу ее, хоть бы вы требовали моей головы.

Сказав эти слова с величием, он потряс огромной связкой ключей, висевшей у него на поясе.

— О брат Робер! Вы все тот же, — сказал король, смеясь и растрогавшись.

— Я забыл доложить вашему величеству, — перебил женевьевец, — что граф Овернский ожидает вашего соизволения с дамами и кавалерами…

— Граф Овернский? Что ему нужно от меня?.. — спросил король.

— Он скажет вам это, без сомнения, государь; вот он идет со своей компанией.

Глава 29

НЕОЖИДАННЫЙ ЭФФЕКТ

По знаку говорящего брата дамы, сопровождавшие графа Овернского, подошли; Богу известно, с какой радостью они достигли цели своих желаний.

Генрих был слишком счастлив, чтобы не быть любезным. Он ласково принял графа Овернского и приветствовал дам словами: «Какие любезные дамы!», что окончательно победило д’Антрага, уже очень расположенного к самому пылкому роялизму.

— Я имею честь представить вашему величеству мою мать, — сказал граф, указывая на Марию Туше.

Король знал эту знаменитую особу и поклонился, как человек, умеющий прощать.

— Мой отчим, граф д’Антраг, — продолжал молодой человек.

Отчим согнулся на две равные части.

— Мадемуазель д’Антраг, моя сестра, — докончил граф, взяв за руку Анриэтту, трепетавшую от внимательного взгляда короля.

— Прелестная особа, — прошептал Генрих, который как знаток осмотрел наряд и красоту молодой девушки.

Граф Овернский приблизился к королю с улыбкой.

— Ваше величество, узнаете ее? — спросил он.

— Нет, я никогда не видал столько прелестей.

Граф наклонился к Генриху и шепнул ему на ухо:

— Ваше величество, помните понтуазский паром и ту хорошенькую ножку, которая так долго нас занимала?

— Как не помнить? — вскричал король. — Но разве эта очаровательная ножка…

— В тот день, государь, мадемуазель д’Антраг возвращалась из Нормандии и имела честь встретиться в Понтуазе с вашим величеством.

— Вы мне этого не говорили, Оверн.

— Я еще не знал моей сестры.

Во время этого разговора, довольно странного, Анриэтта, потупив глаза, краснела, как земляника. Граф д’Антраг хорохорился, как павлин; Мария Туше с величественной важностью делала вид, будто ничего не слышит, чтобы не стесняться самой и не стеснять других.