Африканский Кожаный чулок - Карл Фалькенгорст

— Ну, теперь ты видела Муциму, — сказал он, — пойдем! — и мы вышли из дупла.

В его лодке было достаточно места для нас троих, но он уверял, что не может взять меня теперь с собой, потому что я неизбежно должен буду попасть в руки Солиману, если попытаюсь днем добраться до жилища его отца.

— Но, Инкази, — сказала Налотэра, — ведь мы можем сделать большой крюк, обогнув суда Солимана, и пристать прямо у Лугери.

— Нет, это невозможно! — возразил тот. — Солиман зорко подстерегает его и непременно будет следить за нами, как бы далеко мы не объехали его суда: у него на всем берегу расставлены сторожевые и лазутчики.

— Но если так, — сказала девушка, — то он, вероятно, явится и сюда, на этот остров, и найдет этого бедного человека.

— Весьма возможно, тогда Лео должен от него спрятаться! — сказал решительно Инкази. — Придумал, — продолжал он, немного погодя, — я нашел средство, которое наверняка спасет его. Мы сплетем тебе, Лео, из тростника и водорослей громадный шлем, который ты наденешь на голову, если явится Солиман, а сам влезешь по горло в воду и будешь смирно стоять в тростниках: ни одна душа не найдет тебя.

И вот он с Налотэрой сплел мне такой шлем и заставил меня на пробу влезть по горло в воду.

Когда я вышел из воды, Инкази был, очевидно, очень доволен, но Налотэра сказала:

— Но Инкази, если Солиман вздумает пробыть на острове целый день, тогда ведь этот бедный человек не в состоянии будет выдержать все время в воде!

То, что она сказала, казалось мне весьма разумным, тем более, что я видел крокодилов у берега; но Инкази гневно нахмурил брови и крикнул:

— Он должен будет выдержать, потому что ничего другого не остается ему! Как и где ему иначе укрыться от них?

— Лучше всего, — ласково возразила она, — было бы для него спрятаться в жилище Муциму: там для него и места много, и люди Солимана наверное не разыщут его.

Но Инкази совсем рассвирепел и стал кричать на Налотэру:

— Ты святотатствуешь, девушка! Ни одно живое существо не может обитать в этом дупле, кроме Муциму, и я говорю тебе, Лео, если ты осмелишься укрыться там от твоих врагов, то сам Муциму покарает тебя за это!

Девушка, видя, что Инкази так ужасно разгневался, совершенно притихла, а я обещал ему, если Солиман явится сюда, спрятаться в воде, но при этом усиленно просил его приехать за мной в эту же ночь. Он остался, по-видимому, совершенно доволен, и оба они весело покинули остров, обещая не забыть обо мне.

Когда они уехали и я остался опять совершенно один на острове, то стал обдумывать все виденное и слышанное, и мне стало совершенно ясно, что Инкази не вернется за мной в эту ночь, потому что он хотел еще отвезти домой Налотэру и, вероятно, не особенно спешил вернуться в отцовский дом.

Но девушке той я во всяком случае был весьма благодарен, потому что только в силу ее просьб и настояний я увидел прекрасное жилище Муциму. Когда их лодка скрылась из виду, а голод стал нестерпимо мучить меня, я вспомнил о съестных припасах, сложенных Инкази к ногам Муциму, и решился воспользоваться ими.

Муциму не дотронулся еще ни до чего, и я, прося у него извинение за свою дерзость, принялся поедать его припасы, а затем, основательно закрыв искусно приделанную висевшую дверку, расположился тут же, у ног Муциму, и заснул крепким сном впервые после многих бессонных и тревожных ночей.

Всю ночь я наблюдал за берегом, но никто не приехал за мной, как я того и ожидал…

— Ах, Лео, Лео! — воскликнул Симба. — Ты не прав, друг мой, Инкази приехал бы со мной в ту ночь на остров, но он был ранен насмерть и только это помешало ему исполнить его обещание. Но обо всем этом после, а также и о том, почему ты ни одним словом не должен упоминать, что был в жилище Муциму, чтобы не огорчить этим моего друга Инкази, а теперь рассказывай дальше.

— Поутру, как только рассвело, — продолжал негр, — я увидел «Змею» и заметил, что она приближается к острову. Тогда я скрылся в жилище Муциму. Солиман и его люди обыскали каждый куст и каждый камень и пригорок, но меня не нашли. И кому я этим обязан, как не милой и доброй Налотэре?!

Лео смолк и, немного погодя, продолжал:

— Кроме того, жилище Муциму укрыло меня от бури в прошедшую ночь. Когда еще тучи начинали лишь собираться на севере, в южной стороне я увидел «Змею». Я залег в прибрежные кусты и решил пролежать там, пока надвигавшаяся гроза не заставит меня укрыться в жилище Муциму.

На моих глазах буря схватила и закружила «Змею»: Я не могу описать тебе этого страшного момента: в одно мгновение ветром сорвало парус, мачту сломало, руль и весла перестали слушать людей, гребцы напрасно истощали свои силы, а Солиман приходил в бешенство. Долго «Змея» боролась с разъяренной стихией; волны нещадно били ее, бросая, как мяч, из стороны в сторону. Я, конечно, мог видеть только отдельные эпизоды этой страшной борьбы не на жизнь, а на смерть, когда яркие молнии на мгновение освещали гибнущее судно и сердитые волны, готовившиеся поглотить его. И я лежал на берегу, точно застыв от ужаса при виде того, что происходило на моих глазах; не думая, что это мой смертельный враг, что он с каждой минутой ближе и ближе ко мне. Но вот сверкнули одна за другой несколько молний подряд, — и я увидел, как две громадные волны, точно гигантские объятия, обхватили с обеих сторон «Змею» и могучим взмахом сперва подняли ее высоко-высоко, а затем расступились, образовав под ней глубокую пропасть, которая разом, точно жадная пасть, поглотила судно. И поверишь ли, в тот же самый момент огненная молния ударила в разверзшуюся пропасть вслед за злосчастным судном, точно желая добить его до конца и нанести ей последний смертельный удар…

Лео глубоко вздохнул и долгое время молчал, затем продолжал.

— Я был окончательно ослеплен этой молнией, а когда опять стал различать окружающие предметы, то «Змеи» не было и следа; только громадные волны громоздились одна на другую да огненные стрелы молний освещали хаос брызг и пены. Тогда мной овладел вдруг такой необъяснимый, безотчетный страх, такой ужас, что я вскочил и бегом побежал в жилище Муциму, чтобы не видеть и не слышать ничего… Сегодня же с рассветом озеро выкинуло трупы на берег. Вон там, в той стороне они лежат поодиночке или попарно, обхватив друг друга, гребцы и воины Солимана, — все до одного мертвые. Только одного Солимана выбросило сюда на этот остров, и коршуны, которые невесть откуда взялись, слетелись к его трупу и тотчас же принялись за работу.

Во время дальнейшего пути Лео рассказал Симбе о падении Сансуси, о своих страданиях, о многочисленных странствиях с Солиманом и о жизни у этого богатого араба.