Дни Крови и Звездного Света - Лэйни Тейлор

Лираз ответила:

— Или это связано с помешательством покорения стелиан. Акива — единственное звено, связывающее Иорама с Далекими островами.

Акива летел чуть в стороне, погруженный в свои мысли, но услышал слова сестры:

— Я не звено. Я знаю о стелианцах не больше других.

— Но у тебя же есть глаза, — возразила она. — По крайней мере, ты бы мог выгадать себе переговоры.

Акива посмотрел с отвращением.

— Неужели он думает, что я для него исполню роль шпиона? Неужели он может предположить, что я его создание?

— Будем надеяться, — сказала Лираз, ее голос сорвался. — Потому что в противном случае, ты у него под подозрением.

Акива молчал несколько долгих секунд, прежде чем, наконец, сказать:

— Вам не обязательно во всем этом участвовать. Любой из вас...

— Будь ты проклят, Акива, — огрызнулась она. — Я участвую.

— И я, — сказал Азаил.

— Не хочу, чтобы вы подверглись опасности, — сказал Акива. — Я могу убить его в одиночку. Даже, если он что-то подозревает, ему не придет в голову, что я способен на такое. Если я смогу к нему подобраться, то смогу его убить.

— Ты сможешь его убить. Ты просто-напросто не сможешь выбраться оттуда, — закончила за него Лираз, и его молчание было признанием. — Что, умер и дело с концом?! Как все легко и просто для тебя. — У Лираз большая часть сильных эмоций проявлялись в виде гнева, но в этом случае эмоция действительно была гневом. С тем, что они привели в движение, у нее даже не будет своего полка, чтобы вернуться обратно в него и к иллюзорной жизни. Она будет отщепенцем, предателем по отношению к империи, и она знала, что не та, за кем пойдут. За Акивой бы пошли; он же Проклятье Зверья. Да и за Азаилом. Все любят Азаила. Но кем была она? Никто не любил ее, кроме этих двоих, и ей порой казалось, что и с их стороны это всего лишь привычка.

— Лир, я не хочу умирать, — тихо молвил Акива.

Она не могла сказать наверняка, правду ли он говорит.

— Добро, — сказала она. — Потому что ты один туда не пойдешь. Мы пойдем вместе с тобой, и умрут те, кто окажется на острие наших мечей.

Азаил поддержал сестру, и на лице Акивы благодарность настолько боролась с неопределенностью, что Лираз начала было думать, что этот его взгляд говорил о его «желании умереть». Она вспомнила то время, когда Акива смеялся и улыбался, когда, несмотря на насилие в их жизни, он был полноценной личностью, полной различных эмоций. Он никогда не отличался солнечным настроением Азаила (да, кто кроме Азаила, этим отличался?), но он был живым. Когда-то, давным-давно.

В Лираз зашевелилась ярость, злость на девушку, которая сотворила это с ее гордым, красивым братом. Сколько раз он будет искать это... существо... находить и возвращаться сломленным? Снова и снова. Сломленным. Существо. Это звучало гадко, но Лираз не знала, каким еще словом можно назвать эту девушку: Мадригал, Кару, химера, человек, а теперь еще и воскресительница. Кем же она была? Она испытывала к Кару скорее уже не отвращение, а возмущение. Недоверие. Такой мужчина, как Акива, пересек миры, чтобы найти тебя, проник во вражескую столицу, только ради одного танца с тобой, прошел рай и ад, лишь бы отомстить за твою смерть, спас твоего товарища и сородича от пыток и смерти, а ты прогнала его прочь, разбитого и опустошенного?

Лираз не знала наверняка, что Кару сказала Акиве в последний раз, но она прекрасно понимала, что это не было ничем хорошим, и она представила себе, пока они летели втроем в тишине, что бы сказала этой нахалке, окажись они снова лицом к лицу (что было маловероятно). Это оказался удивительно приятный способ скоротать время в полете.

— Вон там, — указал Акива, увидев это первым. Меч.

В свой золотой век, Астрай был известен как Город Сотен Шпилей. По одному шпилю на Светоча. Шпили — удивительно тонкие башни невероятной высоты, словно стебли цветов, растущие к небу. Они были выстроены из кристаллов, которые порой отражали штормовые облака Изумрудного побережья, а в другое время рассеивали призмами танцующий свет по крышам, находящихся ниже домов.

Тот город был разрушен восстанием, которое возглавил Военачальник еще тысячу лет назад. А это был уже другой Астрай, отстроенный Иорамом на руинах старого, и, хотя он пытался восстановить погубленный город своих предков, тот был возведен утраченным искусством магии; а этот — рабами. Нынешние шпили и вполовину не достигали высоты своих предшественников, и они не были полностью из кристаллов, как те, старые, но они были из стекла, сваренного и склепанного, удерживаемого вместе железным и стальным каркасом. Самой высокой из всех, стояла Башня Завоеваний, своей формой, напоминающая меч — Меч — которому суждено стать символом Империи, в особенности, когда на ее окраинах полыхает огонь заходящего солнца, как сейчас.

«Кровь и погибель», — подумала Лираз, увидев гигантский клинок, поднимающийся алым у дальних скал. А ведь и впрямь отличный символ.

Ей не нравился Астрай. Никогда. Здесь царила атмосфера напряжения и страха, а также было принято поведение нашептываний и шпионажа. Как была права Меллил, которая назвала этот город когда-то «паучьей паутиной» — вплоть до болтающихся на виселице покойников, выставленных для обозрения всех желающих.

По прибытии в город, виселица Вествей была первой, что они увидели. Рядом с четырнадцатью охранниками висел еще один труп, постарше, которого она приняла за несчастного часового из Тисалина, и еще пара, подвешенных за лодыжки, крылья которых раскрывались от каждого дуновения ветерка, заставляя висельников вращаться по кругу, словно поломанных кукол. Об их преступлении (или фатальном невезении), Лираз не могла догадаться. Ее первым импульсом было желание вжечь черный отпечаток ладони в деревянную подпорку и уничтожить виселицу, будто той никогда и не было. Наступала ночь; синий огонь лизнул темнеющее небо, полное грез и видений. «Еще рано», — сказала она себе.

Но скоро.

Все трое подошли к Вествею и представились, ожидая, когда их впустят в город. Лираз обнаружила, что стиснула зубы в ожидании приветствия от Серебряных мечей, которые были назначены специально для встреч Незаконнорожденных, что, в лучшем случае, означало увидеть, как те заставят их ждать, а в худшем, еще и открыто будут издеваться. Бумажные клинки, в основном, не были солдатами: Запертые в городе, вынужденные вести уединенный образ жизни, они варились в благостном спокойствии котла столицы; единственное, о чем они беспокоились, это почему остальные так долго затягивают с победой в войне. Что касается Незаконнорожденных, то ублюдки находились под их пристальным вниманием.