Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - Уолдо Фрэнк

- Маркэнд, ты меня совсем не любишь?

Он позволил ей поцеловать его в губы.

- С тобой взбеситься можно!.. Что же ты - свою жену любишь?

Теперь его глаза смотрели мимо ее глаз.

- Маркэнд, что случилось с тобой, когда ты работал на бойнях? Помнишь, мы один раз виделись до того, и я влюбилась в тебя в тот вечер. Но когда мы встретились опять, ты был совсем другой. Иногда я... иногда ты внушаешь мне такое чувство, будто я полюбила одного человека, а живу теперь с другим.

Он перевел взгляд и увидел ее.

- Скажи мне, - повторила она, - что случилось?

Ей захотелось кричать от его молчания. Она вспомнила своего отца.

- Я научу тебя говорить, - сказала она.

5. ЗАЛИВ

Люси - типичное селение южной Алабамы. Оно расположено на северо-восточном берегу бухты Мобил, близ дельты многих рек... Тенсоу, Мобил, Томбигби, Алабама. На красных неподатливых землях близ болотистых вод растут бледно-зеленые кипарисы, темно-зеленые виргинские дубы, серые мхи. Цвет хижин - цвет времени года, их ритм - ритм жизни пахарей. Концентрические волны глинозема, лесов и хижин сомкнулись вокруг населенного белыми Люси. Селение стоит на берегу, по ту сторону бухты, и красная земля еще проглядывает местами, но окраска и железные крыши домов стерли следы времен года. Белые жители Люси горды. Им и присным их принадлежат красные земли черных. Им принадлежат лес и лесопилка на окраине городка и фабрика, с которой мебель в крестьянском вкусе морем отправляют на север. Им принадлежат три церкви, аптека, несколько мануфактурных лавок, окружной суд (светлое дерево и деревянные колонны под мрамор) и тюрьма. Есть в городке даже публичная библиотека, в которой целые полки мемуаров и романов времен Конфедерации покрываются пылью на глазах у пожилой девицы, родственницы генерала Ли, фамильная усадьба которой разрушилась под напором взбунтовавшихся роз, молочая и олеандров.

Гордые жители Люси несут одно общее бремя, которое по-разному сказывается на всех. Из мужчин одни - высокие, худые и бледные, другие цветущие, с бычьими шеями и торчащими животами. Женщины тоже двух типов: чаще всего встречаются сухопарые, у которых губы водянисты, а груди отвисают, едва созрев, у других - невысокая фигура склонна к полноте, а волосы струятся ярким золотым или каштановым потоком. Эти женщины - лучшие умы города; но они значительно уступают числом своим слаботелым сестрам, в которых мысль - только эхо, а чувства - лишь мутный отстой зависти и злобы, и мужчинам, чей дух и разум придавлены общим бременем.

Это бремя видно на глаз; ярус за ярусом красноватой земли оно восходит к северу, к западу, к востоку от бухты. Оно едино, но состоит из многих частей; оно - это множество мелких ферм, обрабатываемых испольщиками, это хлопковые и табачные плантации, это промышленные городки, где уголь превращается в энергию и железо - в сталь. Имя этому бремени - Негр. Бремя это неизменно - в добрые времена и в худые. Его не уменьшить ни тюками хлопка на палубах британских судов, ни клубами табачного дыма над французскими окопами. И нет передышки, нет облегчения от этого бремени жителям Люси. Это бремя долга - духовного, эмоционального, денежного. Мужчины, женщины и дети Люси унаследовали этот долг от предков и называют его наследием своей страны и своей культуры. Они гордятся своим бременем и называют его всяческими традиционными именами, тем делая еще тяжелей и мрачней. Они говорят городским трущобам и фермам в низине: "Мы ваши хозяева". И Негр отвечает им: "Все дела наши и наша боль да падут на головы ваши". Те говорят: "Мы лучше вас", а Негр им в ответ: "Так несите же нашу бедность". Те: "Мы не хотим смешиваться с вами. Ваш цвет - пусть он будет вашим отличительным знаком". А Негр в ответ: "В нашем цвете собраны все краски мира - зелень молодой поросли, краснота суглинка, синь небес, золото солнца. А в вашем - только белое, то, что остается после всего, то, что есть - смерть". Те говорят: "Мы не будем любить вас, как братьев". И Негр отвечает: "Вы будете нас бояться".

Немного севернее селения Люси есть старый парк в триста акров, известный со времен креолов как поместье Войз. В конце прошлого века два молодых брата Войз жили со своей сестрой Эмили и с полудюжиной слуг, потомками рабов, в замке с высокой колоннадой, которая медленно гнила под плющом, сорняками и диким виноградом. Их отец, полковник Джастин Войз, адъютант Джексона Каменная Стена в войну между Севером и Югом, дважды губернатор Алабамы, - умер; мать, происходившая из лучших креольских кругов и Луизиане, умерла еще при рождении Эмили. Юноши, иступив в права наследства, переехали в Новый Орлеан, где они могли дать волю своей склонности к пьянству, азарту и темнокожим девушкам. Старший заразился сифилисом и покончил с собой; младшего убили в публичном доме. Эмили, которая уехала одновременно с братьями, но только в Нью-Йорк, и вышла замуж за блестящего адвоката, по фамилии Болтон, в двадцать пять лет оказалась единственной владелицей поместья Войз. Муж вскоре ее оставил. Она принадлежала к типу невысоких полных женщин, с мускулатурой достаточно крепкой, чтобы поддерживать пышную грудь; черные волосы росли непокорной гривой; черные глаза были бархатно-мягки и смелы. Эмили Болтон была бурного нрава, красива и неряшлива. С детства она любила хорошие книги; они внушили ей интерес к психологии и педагогике, который с годами все возрастал. С помощью небольшого наличного состояния, оставшегося ей от войзовских капиталов после уплаты долгов, сделанных братьями, она добилась развода, получила право полной опеки над маленькой дочерью и на год уехала в Италию работать у Марии Монтессори.

Она вернулась с твердым решением основать школу в новом духе. Акры поместья Войз были к ее услугам, но не было необходимых денег. Она принялась охотиться за долларами и добыла их с легкостью, которая ей самой показалась удивительной. Ее книга, где она излагала свою теорию "свободного воспитания", смесь из Толстого, Бергсона, Монтессори, Генри Джорджа и Джона Дьюи, была распродана мгновенно и без конца переиздавалась. Она умела покорять аудиторию и объехала всю страну. Но ей никогда не удавалось собрать достаточно денег, и перерывы между поездками редко длились больше двух-трех недель. Школа в Люси, или Школа Эмили Болтон (официально она называлась Школа нового мира), прославилась; но ее основательница редко бывала в ней. Она была слишком занята прославлением своей школы и оплатой долгов, сделанных ради нее, чтобы самой руководить делом; слишком занята, чтобы по-прежнему читать книги; слишком занята, чтобы уделять время и внимание собственной дочери. Школа и девочка были вверены учителям, которых Эмили Болтон подбирала по интуиции среди мечтательно настроенных молодых людей и женщин, в которых ее лекции встречали сочувствие. Все они готовы были "бросить все и ехать на Юг, чтобы послужить делу". Добрые намерения были дорогой, которая вела в Люси.

Теодора Стайн встретила Эмили Болтон, будучи восемнадцатилетней студенткой Чикагского университета. В этом неугомонном теле, в котором добрая воля била через край, еврейская девушка нашла дух, жадный, как и у нее самой. Вскоре Тед сделалась основным источником средств для Школы нового мира, безжалостно взимая налог с друзей, родных и возможных любовников среди своего круга богатых евреев. Позднее, выйдя замуж за Ленка, она попыталась доставать деньги в среде консервопромышленников, но это оказалось труднее. Эмили Болтон полюбила Тед; приезжая в Чикаго, что бывало по крайней мере раз в год, она всегда останавливалась у нее. Теперь ей было лет сорок, и только с Тед, которая была вдвое моложе, она становилась простой и откровенной.

- У вас, дорогуша моя, голова лучше моей, - признавалась она своим протяжным гортанным голосом, от которого Тед вспоминались алабамские песни. - Я все делаю только по вдохновению.

Лишь с Тед она говорила о себе как о женщине.

- Уже скоро восемь лет с тех пор, как я покончила с последним любовником. И я не горюю, дорогуша. Их было у меня немного, по все они одинаковы. Заключая их в свои объятия, я чувствовала потребность покорить их - отнять у них мужественность. Вы понимаете, что я хочу сказать. И мне это всегда удавалось. А потом что? Потом лежишь и бесишься всю ночь.

- Значит, вы никогда не испытали оргазма?

- Нет, дорогуша, разве только если я сама заботилась об этом, ответила Эмили Болтон. - Но возвращаюсь к разговору об этом... как его?

- Фрейде, - подсказала Теодора.

- Я его использую, он мне подходит, - сказала миссис Болтон.

- В скором времени, дорогая Эмили, никто не даст ни цента за лекцию по психологии или педагогике, которая не будет основана на Фрейде.

- Отлично. - Миссис Болтон расправила на диване свободные складки своего одеяния. - Продолжайте. У меня есть целый час. Расскажите мне еще о нем.

- В августе 1915 года в Школе нового мира в Алабаме было пятьдесят учеников; ни одного южанина. Их отцы - адвокаты, доктора, профессора, коммерсанты с Севера, у которых хватает ума, чтобы с презрением относиться к своему занятию, и веры в то, что они могут оправдать свою жизнь, воспитывая детей; их матери читают все новинки, но не пренебрегают маникюром и парикмахерами. Пяти десяткам детей посчастливилось. Разве это не так? В огромном парке прохладно, в ручьях всегда полно лягушек и рыбы, и даже с наступлением зимы кипарисы и вековые дубы остаются зелеными. Уроки ничуть не докучливы. Иногда Сайрес Ленни (его называют Сай), преподаватель английского языка, латыни, гражданского права, географии и бухгалтерии, говорил, что знает не больше своих учеников; он предоставлял им додумываться обо всем самим или не додумываться вовсе, если им угодно. А милый старый Хорас Ганн, с остроконечной черной бородкой и вывороченными красными губами, тот всегда говорил: "Если только вы не взорвете себя и других и не наглотаетесь яду, лаборатория в вашем распоряжении и столярная мастерская - тоже..." Существуют, конечно, правила, но большей частью очень приятные. Например, до перехода в четвертую группу не разрешается читать. С книгами знакомятся позднее. Читайте деревья, и небо, и землю, говорит Лида Шарон, которая ведет группу детей моложе десяти лет. Сайрес Ленни купил (на собственные деньги) киноаппарат и установил его в гимнастическом зале; теперь можно следить за похождениями Перла Уайта, Фрэнсиса Бушмена и Теды Бара. Есть у школы три пони, за которыми ухаживают мальчики, и кролики, и две лисицы, и обезьянка из Панамы, и попугаи. Есть большой террариум - жучки, пауки, даже тарантул. Есть пчелиные ульи, из которых достают чудесный мед. И конечно, есть огород, где у каждого школьника своя грядка, которую он пропалывает и удобряет; и в одном конце парка аллея густо разросшегося орешника (а дальше высокие ворота, и за ними начинается красная земля, откуда в сумерках и на рассвете слышно пение негров). Школа нового мира - настоящая детская республика. Сайрес Ленни, главный учитель, знает толк в республиках: когда-то он был судьей в Калифорний и выставляя свою кандидатуру в конгресс. Дети избирают из своей среды старост, которые управляют школой; для всего - для столярных, строительных работ, садоводства, финансов - есть свои отделы. Есть даже пожарный отдел. Но полицейского нет, потому что каждый школьник "сторож брату своему". Конечно, есть школьный оркестр и бюро общественных развлечений. Только пищу готовят черные, под близоруким наблюдением старого Реймонда, который утверждает, что проделал все походы с полковником Джастином Войзом. Время, которое остается после всех этих многообразных занятий или просто ничегонеделания, проводится в классах. Но и классы не такие, как везде. Просто много стульев в комнатах, где стены увешаны детскими рисунками. Если хочешь, можно болтать, а если учитель надоел или нет настроения слушать историю Франции или выводить бином Ньютона, можно лечь спать - тут же в классе или в парке, под деревьями.