Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае - Барякина Эльвира Валерьевна

– Как вы сказали? Уайера? Заместителя комиссара? – Рогов потер виски. – Единственное, что непонятно, как Уайер спелся с Соколовым? Или он идейный борец за победу коммунизма? В любом случае, я в эти игры играть не собираюсь. Всего хорошего.

– Погоди!

Феликс не знал, что предпринять: отпустить Рогова с миром? пригрозить высылкой? То, что Клим посчитал его предателем Белого дела, оскорбило его хуже пощечины.

– Ты не можешь так просто уйти от нас… – начал он.

Рогов взглянул на него исподлобья:

– Еще как могу. Мне нечего терять: если генерал умрет, глебовцы захотят отомстить, и первый подозреваемый у них – это я. Так что депортация для меня не самый плохой вариант.

Тяжелый камень ударил в окно, стекла посыпались. Феликс инстинктивно упал на пол – как во время артобстрела. С улицы донесся бешеный рев толпы. Когда Феликс обернулся, Рогова уже не было в кабинете.

Глава 50

1

Эдна медленно вела машину по Нанкин-роуд. Десятки автомобилей, толпы китайской молодежи – парни в длинных шелковых робах, девушки в рубахах и штанах. Многие несли флаги и транспаранты.

– Чего они хотят? – спросила Лиззи.

– Они требуют выпустить политзаключенных, – отозвалась Эдна. – Администрация японской прядильной фабрики повздорила с рабочими, и дело кончилось стрельбой и арестами. Мне об этом сегодня в редакции рассказали.

– А что на транспарантах?

– Я не знаю иероглифов. Наверное, как обычно: «Долой иностранный империализм!» и «Граждане, проснитесь!»

На углу Тибет-роуд движение остановилось: студенты перекрыли улицу. Развернуться невозможно: сзади и по бокам выстроились гудящие автомобили. Эдна раскрыла дверь и привстала на подножке.

– Что там? – спросила Лиззи.

– Перед полицейским участком толпа.

Между автомобилями и колясками рикш протискивались зеваки.

– Дай мне блокнот и карандаш, – попросила Эдна. – Они там, в кармане сиденья. Может, заметка получится.

Один из студентов взобрался на деревянный ящик. Эдне хорошо было видно его лицо: совсем мальчишка – тощий, заморенный. Рубаха болталась на нем как на жерди. Толпа бурно приветствовала его слова.

Из ворот выбежали полицейские. Студент с отчаянным ужасом смотрел на них, но не двигался с места. Над улицей зазвенели девчоночьи голоса – они пели на высоких нотах, повторяя один и тот же мотив.

– О чем они поют? – испуганно спросила Лиззи. Она тоже встала на подножку.

Эдна отмахнулась:

– А я откуда знаю?

Теперь пели все, даже зеваки. Эдна видела, как полицейские стащили оратора на землю. Он поклонился им и тут же упал, сваленный тяжелым ударом.

У ворот завязалась драка. Студента отбили, подняли над толпой. Появился новый отряд полицейских: несколько китайских констеблей, сикхов и двое белых. Один из них, офицер, что-то кричал, но Эдна не могла разобрать слов из-за рева толпы.

Полицейские выстроились перед воротами и прикрепили штыки к карабинам. Ветер донес крик офицера:

– Последнее предупреждение! Если вы не разойдетесь…

– Что толку объяснять им? Они все равно не понимают по-английски, – произнесла Эдна.

И тут раздался залп. Внезапная тишина оглушила ее. Несколько человек упали на землю. Над улицей раздался животный вой.

– Быстро в машину! – заорала Эдна сестре. – Закрой дверь и пригнись!

Мимо неслась обезумевшая толпа. Эдна и Лиззи сползли на пол и закрыли головы руками. Автомобиль раскачивался из стороны в сторону от сильных толчков. Какой-то человек вскочил внутрь, Лиззи завизжала.

– Заводите мотор! – гаркнул он по-английски.

Эдна приподнялась: это был Клим Рогов. Она поспешно села на водительское сиденье. Руки тряслись.

– Куда ехать?

– Вперед!

Булыжник, пущенный чьей-то рукой, разнес ветровое стекло.

2

У автомобиля лопнуло колесо, и Клим сказал, что надо заехать в гараж на Ллойд-роуд. Хозяин-американец принес спирт, чтобы Эдна и Лиззи могли промыть царапины: у них все руки были в мелких порезах. Клим отделался разбитым коленом.

Они сидели на диване для посетителей. Из гаража несло машинным маслом и бензином. У Эдны перед глазами все еще стояли изуродованные ужасом лица, взбесившиеся лошади и перевернутые автомобили.

Хозяйская дочка подала ей кофе. Эдна отхлебнула, обожгла язык и отставила чашку.

– Как вы оказались в этой толпе? – спросила она Клима.

Тот рассказал, что во время его интервью с Глебовым коммунисты подсунули генералу яд. Действовали они по наводке полиции, в частности Хью Уайера.

– Я заглянул в участок… переговорить с одним человеком, – произнес Клим, – надо было расставить точки над «i». Вышел за ворота, и тут началась пальба.

– Хью травит людей? Быть не может! – изумилась Эдна.

– Еще как может, – подтвердила Лиззи. – Я слышала, как он похвалялся убрать генерала и выслать казаков в Россию. Он сказал, что это идея твоего мужа.

Эдна ничего не понимала. А Даниэль как впутался в эту историю?

– Послушайте, Клим, – встрепенулась Лиззи. – Может, сейчас не самый удобный момент для делового разговора, но я все-таки хотела спросить вас: вы бы согласились работать на меня? Мне надо возобновить выпуск «Флэпперс».

Клим опустил глаза.

– Понимаете, миссис Уайер, девочка, которую задавил Роберт, была моей дочерью.

Эдна прижала ладони к щекам:

– О господи…

Лиззи говорила ей, что дамы в клубе «Колумбия» с ума сходили от любопытства: от кого забеременела Нина Купина? Многие бывали у нее на балах, знали ее лично, но она никогда не упоминала своего мужа. Все сходились на мысли, что это был внебрачный ребенок.

Эдна посмотрела на сестру. Лиззи кусала губы.

– Я не виновата в той аварии! – проговорила она.

Клим не ответил. Эдна вспомнила Нину Купину: представить их вместе было невозможно.

– Нина – ваша супруга?

Он кивнул:

– Но мы разошлись.

Хозяин вернулся и сказал, что автомобиль готов.

– Поехали ко мне, – предложила Эдна. – Нам всем троим надо напиться.

3

У лисички кицунэ печальный взгляд. Она смотрела перед собой на дорогу, вздрагивала всякий раз, когда автомобиль подбрасывало на ухабе, хваталась за дверцу.

А по дороге туда она держалась за локоть Даниэля.

Он пригласил ее смотреть регату на Янцзы. Они выехали в шесть утра, добрались до местечка Хен-ли, где служащие Гребного клуба уже установили трибуны для зрителей. Послонялись пятнадцать минут, обсудили тех, кто обсуждал их, а потом сбежали.

Шли вдоль берега. Сняли туфли. Нина большим пальцем ноги начертила что-то на влажном песке и тут же стерла. Даниэль рассказывал ей о птичьих стаях – что они удивительно похожи на людей в толпе: у них нет вожака, но они двигаются, будто подчиняясь единой команде.

Нина смотрела из-под ладони на чаек.

– Главные правила стаи – держаться подальше от чужих и делать то же, что и ближайшие собратья, – сказал Даниэль.

Нина кивнула:

– А мы с вами – одиночки и не выносим стай, в которых больше двух особей.

Она предложила ему долю в своем охранном агентстве. Сказала, что ей требуется компаньон. Даниэль подыскивал слова, чтобы не обидеть ее. Она приняла это за сомнения и начала убеждать: у нее все готово – полковник Лазарев набрал сотрудников, Бинбин помогла найти клиентов, Тамара Олман ссудила деньгами.

«Так зачем вам я?» – хотел спросить Даниэль. Впрочем, все было понятно: Нине хотелось прикрепить его к себе – хоть так, хоть узами партнерства. Чтобы иметь право встречаться с ним, оставаться наедине, иметь приличное объяснение для любого негодяя, посмевшего косо взглянуть на них.

Нежная, сильная, несносная, ослепительная. Как объяснить ей, что ему не надо в ту сторону, в которую она увлекает его? Ей только кажется, что она живет вне стаи: она стремится к тому же, что и ее собратья слева и справа. А Даниэль не принадлежит к ним: он существо другой породы.