Аристономия - Григорий Чхартишвили

Он стал рассказывать о жестокой, невидимой для обывателей борьбе, которую приходится вести с большевистским подпольем. Говорил деловито и сдержанно, но пальцы дрожали и зачем-то всё поглаживали пиджак. Антон не мог отвести глаз от этой нервной руки. Вдруг вспомнилось странное слово, когда-то где-то вычитанное и выплывшее из памяти: «обирается». Характерный жест, по которому определяют, что больной при смерти – пальцы судорожно шарят по груди, будто стряхивая с нее невидимые крошки. Придет же чепуха в голову!

Отгоняя скверную мысль, он дернул подбородком, и Бердышев понял это движение по-своему.

– …Понимаю, в это трудно поверить. Но всё это время в Крыму фактически существовало два правительства: на поверхности – наше, в подполье – большевистское. Еще в марте с той стороны прислали группу опытных конспираторов, которые создали на всем полуострове тайную сеть. Управлял ею Севастопольский подпольный горком ВКП(б). Его ячейки охватывали не только порт и судоремонтные мастерские, но железную дорогу, армию, флот. Даже в ставке главкома были вражеские агенты. В заговор входили офицеры бронеавтомобильного дивизиона и личный шофер барона. Если бы им удалось убить Петра Николаевича, белому Крыму настал бы конец. И спас всех нас полковник Патрикеев, которого ты давеча обозвал «палачом и садистом». Его люди выследили и обезвредили всю верхушку большевистского подполья. В мае прошли аресты в Севастополе, Симферополе, Феодосии, Ялте, Керчи. Взяли далеко не всех, но это и не нужно. Достаточно было уничтожить органы, осуществлявшие центральное руководство и координировавшие действия местных ячеек. Сцена, случайным свидетелем которой ты стал, была завершением большой операции. Патрикееву удалось взять живьем самого Голубева, начальника всей крымской большевистской сети. Этот паук долго скрывался после того, как его паутина была разорвана, но в конце концов попался…

Антон обернулся на стук в дверь.

– Это полковник. Войдите!

– Про Голубева рассказываете? – Полковник вошел, хитро посмеиваясь и еще на ходу протягивая свою большую мягкую ладонь. – Я с полминуточки подслушивал – привычка. Исключительно из тактичности, чтоб не встрять не ко времени.

Помедлив долю секунды, Антон вяло ответил на рукопожатие. А что было делать? Не фрондировать же в присутствии Петра Кирилловича. И потом, «с полминуточки» – это сколько? Достаточно, чтоб услышать про «палача и садиста»?

– Извините, не поприветствовал вас тогда, в трамвае, – сказал контрразведчик, всё так же посмеиваясь. – Служба.

Оказывается, видел! Или Шишков ему потом доложил.

– Спросили? – фамильярно спросил Аркадий Константинович у Бердышева и сел в кресло, не дожидаясь приглашения. Было ясно, что он в кабинете частый гость и вообще свой человек.

– Нет еще.

Непонятный обмен короткими репликами Антона насторожил. «Спросили»? О чем?

– Что Голубев?

– Поет соловьем. – Добродушная улыбка исчезла, Патрикеев поглядел на Петра Кирилловича озабоченно и, пожалуй, тревожно. – Беда в том, что песни эти устарели, проку от них мало. Кого он знает, тех мы уже того…

Мясистый кулак свернул шею невидимой птахе.

Антон решил, что будет смотреть только на Бердышева, вопросительно: мол, какое это всё имеет отношение ко мне?

Петр Кириллович кивнул ему.

– Сейчас поймешь, зачем я тебя вызвал. В Петрограде ты рассказывал мне о своих приключениях на Гороховой. В том числе про некоего чекиста, который состоял адъютантом при моем приятеле Рогачове… Не припомнишь, как звали того субъекта?

– Конечно, помню. Он мне жизнь спас. Бляхин. Филипп Панкратович Бляхин.

Хозяин кабинета и полковник быстро переглянулись.

– Филипп! – повторил Патрикеев с торжеством. И поднял ладонь, как бы говоря Бердышеву: позвольте, дальше я сам. – Скажите, дорогой Антон Маркович, а узнали бы вы вашего ангела-спасителя, если б встретили его на улице?

– Безусловно.

Полковнику Антон ответил с предельной лаконичностью, очень сухо. Зато Аркадий Константинович улыбался ему прямо-таки с обожанием.

– Прочтите-ка вот эту депешку. – Ловко, как фокусник, Патрикеев вытянул из-за отворота листок. – Перехвачена нашей радиостанцией, настроенной на волну штаба красных в Новороссийске. Вероятно, адресована партизанам, скрывающимся в горах близ Судака. Не хватает сил уничтожить эту заразу, все войска заняты на фронте. Читайте, читайте.

«Новым, руководителем Крымского комитета назначен товарищ Долотов. В полночь 30-го в известное вам место из Тамани катером прибудет его помощник товарищ Бляхин. Как только от товарища Бляхина придет подтверждение, что севастопольская база готова, переправим и товарища Долотова. У него будут все полномочия, а также необходимые денежные средства и сведения о всей сети. Первый».

– «Первый» – это председатель Реввоенсовета, то есть сам товарищ Троцкий, – пояснил полковник Антону. – Что за Долотов, неизвестно. Наверняка какая-то коммунистическая шишка, но у них заведено для подпольной работы брать псевдоним.

– Но может быть, «Бляхин» – тоже псевдоним? С чего вы взяли, что это тот самый, питерский чекист?

– Во-первых, мелкие сошки у них обычно фигурируют под собственной фамилией. А во-вторых, взгляните на радиограмму, отправленную из партизанского отряда двое суток спустя.

Откуда ни возьмись появилась вторая бумажка. «Все готово, ждем завтра в тот же час, на том же месте. Филипп», – говорилось в ней.

– Три дня промучились с расшифровкой. Из чего следует, что Долотов скорее всего уже в Севастополе. С полномочиями, деньгами, а главное – с информацией обо всей подпольной сети. Голубев подобными сведениями не располагал, он знал только ближайших помощников, дальше связь шла по цепочке. Поэтому все ячейки залегли на дно. Без единого руководства они неопасны. Но с переброской сюда чертова товарища Долотова у дракона отросла новая башка, и всё его змеиное тело сейчас оживет. Будут стачки, саботаж, диверсии на железной дороге и прочие удовольствия. Мы с господином Бердышевым голову себе сломали, что нам делать с этой напастью. И вдруг Петр Кириллович говорит: «Постойте-ка. Филипп Бляхин? Где-то я слышал это имя…»

Хозяин кабинета поднял палец, и Патрикеев замолчал.

– Ты можешь нам помочь, Антон. Взять Долотова – дело первостепенной важности. Я не преувеличу, если скажу, что от этого сейчас зависит успех всего нашего дела. Твой Бляхин – единственная ниточка, которая может вывести нас к московскому эмиссару.

У Антона засосало под ложечкой. Воображение живо нарисовало картину. Вот он идет по Екатерининской, вглядывается в лица прохожих, а сзади вышагивают люди в штатском, и вдруг навстречу – тот круглолицый парень, и приступ паники: что делать? Кого предавать – Петра Кирилловича или человека, который вытащил тебя из тюрьмы?

– Я, конечно, помню этого человека в лицо, но не до такой степени, чтобы узнать с первого взгляда в толпе людей или, скажем, на улице… – пролепетал он.

– Зачем на улице? Не надо на улице! – заполоскал руками полковник. – Из агентурных каналов нам известно, что подпольщики используют для связи кафе «Норд» на Нахимовском проспекте. Очень неглупо придумано. Место бойкое, столиков много, всё время кто-то входит, выходит, подсаживается, раскланивается. Можно незаметно передать записку, обменяться парой слов. Вчера мои люди посчитали: за день через «Норд» продефилировало 584 человека обоего пола. За каждым слежку не установишь. По нашим предположениям, сам товарищ Долотов рисковать своей драгоценной особой не станет. Скорее всего, для контакта со связными от ячеек он использует своего помощника, Бляхина. Мы оборудуем для вас удобнейший наблюдательный пункт. Посидите там денек-другой. Появится Бляхин – покажете нам его. Вот и всё. Проще, чем дважды два. Разумеется, было бы совсем прекрасно, если б вы вступили с Бляхиным в контакт…

– Петр Кириллович! – вскричал Антон в ужасе и негодовании. – Вы хотите, чтобы я выдал человека, спасшего мне жизнь, на муки и смерть? Вы этого от меня хотите? Может быть, мне еще его поцеловать, как Иуда Искариот?

Бердышев насупился.

– Нашел Иисуса Христа! О каком поцелуе ты говоришь? Скажи, если ты опознал опасного преступника – убийцу, маньяка, душегуба, растлителя детей, – разве ты не сдашь его защитникам закона? Бляхин и Долотов вдесятеро страшнее любого Джека Потрошителя. И в миллион раз опасней.

А дальше он неожиданно заговорил о том же, про что Антон думал все последние дни.

– Большинство людей не злодеи. И те, что поддерживают красных, тоже никакие не выродки. С ними можно и нужно разговаривать, находить правильные слова, чтобы достучаться до умов и сердец. Не сомневаюсь, что рядовые подпольщики в основной своей массе обыкновенные люди, замороченные коммунистической пропагандой. Я не то что убивать – я и арестовывать-то их не хочу. Пусть только не вредят, пусть подождут и посмотрят, какое мы здесь построим государство. Потом сами разберутся, где правда. Однако есть на свете особы, разговаривать с которыми бесполезно. Их души черны беспросветно. Ты думаешь, Ленин с Троцким не знают, чем Зло отличается от Добра? Отлично знают, это весьма образованные господа. Знают, но намеренно переворачивают мораль и истину с ног на голову. Таковы все твердокаменные большевики. Они как раковые клетки, их нужно выжигать и вырезать, пока они не заразили всё вокруг…