Делион. По следам древней печати - Владимир Михайлович Сушков

в один единый кулак, хотя один палец, по-прежнему выпирал из него. Он не желал был частью этой ладони. Он понимал, что здесь чужой, а зачем кулаку нужен еще один шестой по счету палец?

— Следуйте за мной, точно по моим следам, — обернулся Галарий и обратился к позади стоящим всадникам. — Не заметите нужные мне следы, мы будем двигаться не по тракту, а по обочине, благо оврагов и подлесков близ дороги нет.

— Вы слышали, что сказал страж? — Ланьен добровольно передал бразды правления в руки Галария. — Делайте все, что он скажет. Мы в его подчинении, слушайтесь его, как слушаетесь меня.

Позади да Диже раздались удовлетворительные возгласы и голоса.

— Куда мы направимся, страж? — Ланьен поравнялся с Галарием, чтобы лишний раз не повышать свой голос.

Рыжий воин поднял свою голову. Ветер становился сильнее. Не стоило тут задерживаться, дождь может попортить все планы.

— В Столберг, — ответил воин и поправил свой плащ.

Взяв поводья в руки, Галарий стегнул лошадь, аккуратно надавив своими сапогами на ее бока и животное тронулось, послушав своего новоиспеченного наездника.

— Там начинается наш путь.

***

Странно. Очень странно. Хотя нет, это могло быть странным, если бы Флавиан пытался это понять. Если бы он задался вопрос, "а как я здесь оказался?", он не смог бы на него ответить. Но сейчас юноша даже и не подозревал, что находится внутри собственного сновидения, неважно, навеянного ли последними событиями, или внушаемого третьими лицами. В тот момент колосистое поле из золотых колосьев не казалось ему чем-то необычным. В душе юноши поселилось то чувство, словно он вернулся к себе домой, в те самые нетронутые человеком поля, где северянин мог ощущать себя свободным и необремененным ничем земным. Здесь его дух был умиротворен, а душа пела от восхищения.

Впервые за много седмиц на лице Флавиана появилась искренняя улыбка. Ему было неважно куда он идет, здесь не было никаких цель, он брел куда захотел. Но это не было хаотичным проявлением, как и не было порядочным. Словно его шаги были самим собой разумеющееся. Он просто шел между своих друзей — тех колосьев, что нежно ласкали его загоревшую под солнечным диском кожу. Если бы Флавиан понимал, что он находится во сне, он бы сильно удивился, не ощутив на своей спине следы от бичевания инквизитора.

Сколько это продолжалось было неважно. Он наслаждался своей прогулкой среди тысяч, нет, тысячи тысяч колосьев, которые составляли единое целое поле с одной стороны, с другой же они все являлись индивидуальными и не были похожи друг на друга. Время здесь не имело счета, важно было то, что душа юного пастуха ликовала. Он выставил свои ладони вперед, чтобы каждый шаг отзывался в его руках нежным прикосновением колосковой чешуи. Так продолжалось долго и недолго одновременно. Здесь нет времени, и поэтому понятие "долго" не имеет конкретной привязки к определенной точки. Продолжалось это до тех пор, пока откуда-то сверху не раздался голос.

— Куда ты идешь?

Казалось бы, что в реальной жизни этот вопрос, прозвучавший с самих небес мог до смерти напугать трусливого юношу, пережившего такие беды. Но здесь все было иначе. Он задрал свою голову кверху, подставляя свой узкий вытянутый подбородок с небольшой ямочкой под яркие и теплые лучи Светила.

— Кто ты, господин, что интересуется?

Но на этот вопрос Флавиана никто не соизволил ответить, до тех пор, пока он не увидел в насыщенном теплотой воздухе парящего по небесным волнам ворона, который начал медленно пикировать в сторону юноши, изредка помахивая крыльями. Флавиан ждал его, он откуда-то помнил своего старого собеседника и жаждал с ним побеседовать. Ворон сделал еще несколько взмахов своими длинными зауженными крыльями, пока не подлетел к своему собеседнику. Сетьюд вытянул свою левую руку вперед, желая использовать ее в качестве насеста. Ворон не преминул воспользоваться этим и аккуратно уселся на юношескую кисть. Флавиан почувствовал на своей коже прикосновение тонких вороньих лапок. Птица села белым крылом к лицу Флавиана

Ворон повернул свою голову к тому, кто проявил такую доброту по отношению к нему и открыв рот прокаркал.

— Мы уже встречались, чадо героя, — Флавиан даже не удивился тому, что может понимать язык ворона.

Это был тот же самый ворон, что видел Сетьюд в своем предыдущим сне, однако сейчас юноша этого не понимал. Он снова оглядел птицу с ног до головы, отметив одно единственное снежно белое левое крыло и полное отсутствие у животного глаз. Глазницы были пустые, но несмотря на это, ворон видел все, не только то, что его окружает, но и те глубины души, что может узреть его взгляд.

— Встречались? — удивился Флавиан и весело заулыбался. — Я этого не помню.

Ворон опустил свою голову и Сетьюд непостижимым образом смог ощутить, что птицу одолевает безутешная скорбь.

— Как твое имя? — поинтересовался пастух у чернокрылого товарища.

Время от вопроса до ответа могло показаться бесконечным для Флавиана, но на самом деле ворон ответил практически сразу.

— Оно давно позабыто всеми, и даже я есмь тот, кто не ведает его.

Эти странные слова вонзились острыми кольями в мозг юноши. Теперь Флавиан отчасти понимал печаль крылатого слепца.

— Но я тот, кто познает свершившееся, и зрит грядущее.

Ворон поднял свою голову и направил ее в сторону пришельца. Флавиану казалось, что не смотря на свою слепоту, ворон может видеть. Но видел он не его телесный облик, а само нутро и естество души. Пастух зачарованно смотрел на этого величественного ворона и до конца не мог осознать, что за существо село на его длань.

"Кто это? Пророк? Или может даже один из богов?"

— Нет, — птица прочитала мысли человека, и она переступила с лапы на лапу, усевшись поудобнее на юношескую руку. Разве я похож своим величием на бога? Или своим острым языком на пророка?

— Кто же ты? — этот вопрос мучал Флавиана.

— Я тот, кто был до вас, — лаконично и туманными намеками ответил ворон. — Я вижу все, что происходит в Вороньем городе, ибо обладаю десятком тысяч глаз.

Флавиан слушал птицу, затаив дыхание. Только позже, восстав ото сна, он дивился всем чудесам, коими полнились его сновидения. Но сейчас он взирал на пернатого с великим благоговением и восхищением.

— Для чего же ты явился ко мне, господин? — поинтересовался Сетьюд.

Ворон каркнул и задрал свой клюв к небесам. Поднялся теплый южный ветер, колосья затанцевали в экстазе танца, и Светило словно померкло на какое-то мгновение.

— Внемли мне, ибо открылось мне из Безбрежного океана три пророчества, — произнес ворон и Флавиан