Война за океан - Николай Задорнов

Офицеры стали смотреть в трубы.

— Господа! Да это наши суда! — вдруг воскликнул Петр Васильевич. — Это же сорок пятая, которая вчера отстала. И магазин Петра Алексеевича.

— Довольно странно, — заметил Сычевский. — Как они могли очутиться впереди, когда вчера еще сорок пятая отстала и ей посылали людей на помощь.

— А ну, — заявил Муравьев, — Александр Степанович, прикажите, чтобы «Аргунь» взяла нас.

Шлепая плицами по воде, пароход развернулся и взял на буксир генеральскую баржу. Пароход прибавил ходу и пошел к судам, черневшим у дальнего конца острова.

— Эй, на барже! — крикнул в рупор капитан.

— Николай Николаевич! Петр Васильевич! — появился на корме высокий Кузнецов. Рядом с ним капитан Махотин и казачий урядник.

— На барже все благополучно, больных нет, — прокричал в рупор усатый капитан. — Пробоина заделана, груз спасен.

— Вот видите, как мы вас перегнали! — весело говорил Кузнецов и сошел по веревочному трапу в лодку. Вскоре он поднялся на палубу генеральского баркаса.

— Недаром, недаром, господа, взяли мы с собой гольда, — говорил довольный купец. — Он нашел краткий путь между островов.

Подул ветер. Баркас начало раскачивать, как на море. Слуги пытались разлить суп, но он расплескался по скатерти и по мундирам штабных офицеров. Вдруг ветер яростно засвистел в снастях. Все выскочили из-за стола. Казаки забегали по палубе, и Алешка Бердышов, не стесняясь присутствия губернатора со свитой, яростно ругался. Сгибнев, ловко перепрыгнув на пароход, дал полный вперед, держа баркас генерала на буксире.

Новый шквал налетел со страшной силой. Канат лопнул, и генеральский баркас понесло. На глазах у губернатора несколько барж выбросило на огромную отмель. Ближняя из них легла так, что палуба ее составляла с отмелью угол в сорок пять градусов.

«Боже, какой ужас! Это настоящее бедствие!» — подумал Муравьев, стараясь сохранить спокойствие.

— Куда ты, куда ты, распроязвило бы тебя в душу… — кричал Бердышов на товарищей.

Глаза у него горели, как у коршуна. Он сам схватил рулевое колесо. Казаки по приказанию Казакевича сели за огромные весла и стали налегать на них. Все офицеры помогали подымать парус. Баржа пошла против ветра, галсами, но ее било на волнах так, что вся посуда полетела со стола в салоне и повар, как пьяный, бежал туда, держась за поручни.

Быстро подошел пароход, снова отдали и закрепили конец. Пароход повел баржу генерала за остров.

Появилась низкая туча и, заволакивая все небо, пошла над рекой. Лохматые пряди ее свисали, казалось, к самым волнам. Ветер бил порывами, и десятки барж несло к острову. Люди боролись как могли… В течение получаса весь огромный караван судов был разметан по реке. Некоторые баржи, выброшенные на мель, захлестывало огромными волнами.

К вечеру стихло. К губернаторской барже потянулись лодки с рапортами и докладами. Оказалось, что человеческих жертв нет и ни одна баржа не потоплена. Но более десяти выброшены на берег, многие получили пробоины, часть грузов подмочена, все надо выгружать, сушить. Муравьев был в отчаянии. Придется стоять здесь несколько дней и приводить все в порядок.

— Вижу вельбот под парусами! — доложил дежурный офицер.

День был ясный, солнечный, сегодня река голубая, а берега ее ярко-зелены, все вокруг тихо, спокойно и величественно. Иногда налетает легкий ветер, и по реке идут волны, начинаются белые барашки. Сплав все еще стоит и залечивает раны.

На вельботе шел русский морской офицер в полной форме.

— Ну вот и посланец Геннадия Ивановича! — сказал Муравьев своим спутникам, которые сегодня опять все, кроме Сгибневых, на генеральской барже.

— Откуда вы? Из Кизи? — крикнул губернатор.

— Да, ваше превосходительство, можно сказать, из Кизи, — отвечал офицер.

Коренастый, чернобровый, смуглый, он почти вбежал по трапу на палубу и представился губернатору.

— Мичман Разградский! Явился… Честь имею. — У него сильный украинский выговор. Муравьев знал, что он из простых, из штурманов. Теперь мичман. — Ваше превосходительство, вам письмо от Геннадия Ивановича Невельского.

— А где Невельской?

— Да его нет.

— Как нет?

— Они ушли!

— Куда ушли?

Разградский сразу не говорил, новости важные. Вообще, какие бы штабы и генералы ни являлись, но важней того, что тут сделано, не сделаешь.

— Его высокоблагородие Геннадий Иванович Невельской отбыли в Кизи.

— Сколько же осталось до Кизи? — с нетерпением спросил Муравьев.

— Точно неизвестно, ваше превосходительство, — отвечал мичман медлительно. — Но, по приблизительным расчетам, никак не менее… — Он замялся, как бы желая подобрать цифру поточнее.

— Не менее пятидесяти? Ста?

— Да нет, ваше превосходительство, — спокойно отвечал Разградский. — Не менее пятисот верст до Кизи!

Губернатор невольно посмотрел на своих спутников, и Разградский заметил на их лицах разочарование.

«Ну уж я в том не могу вам помочь, что Амур длиннее, чем вам того хотелось бы, — подумал Разградский. — А вы должны быть благодарны, что вас выехали встречать так далеко, а не за пятьдесят верст, как вам кажется. Но то дело не мое, и не я эту реку вытягивал».

Несколько недовольный таким приемом, Разградский, который от Невельского уже наслышался, какие нелепые претензии часто предъявляет к Амурской экспедиции начальство, добавил:

— Да от Кизи до моря тоже еще порядочно, ваше превосходительство…

И Муравьеву, и его спутникам плавание осточертело.

— Да где же тогда Геннадий Иванович? Зачем он ушел в такую даль?

— Он шел встречать вас, ваше превосходительство, и остановился неподалеку отсюда на устье реки Хунгари и ждал, но был вызван нарочным обратно в Де-Кастри, куда из Японии пришла шхуна «Восток» с известием от адмирала Путятина о том, что произошел разрыв с западными державами и началась война.

— Разве у вас неизвестно?

— Никак нет.

— Где же адмирал Путятин?

— Да надо полагать, что зашел в Императорскую гавань.

— Слава богу!

Посыпались расспросы. Тут уж начались совсем другие разговоры. Почувствовалась близость океана. Офицер привез известия о Японской экспедиции, отрывочные, правда. Да, хотя до Кизи и пятьсот верст, но донеслось дыхание иного, широкого мира.

Муравьев стал читать письмо. Невельской писал, что очень ждал, но уходит встречать эскадру и готовиться на устьях к военным действиям, просит занять устье Хунгари постом, благодарил, в надежде, что устье Уссури занято.

«Ему легко, — думал Муравьев, — оставить посты! А у меня на хвосте висит Нессельроде и сует палки в колеса! Он Кизи и Де-Кастри не позволял занимать, не то что Уссури!»

Невельской объяснял, что устье Хунгари необходимо для поддержания связи с Императорской гаванью, где зимовка оказалась в очень тяжелых условиях. Писал, что Разградский сообщит некоторые подробности. Муравьев приосанился.

— Ну что ж, господа, вперед! — сказал он.

По каравану был отдан приказ отваливать.

— Пятьсот верст — это, пожалуй, десять суток ходу, — заметил Муравьев.

— В пять дней дойдем, — отвечал Разградский. — Начиная от устья Хунгари у нас всюду приготовлены проводники. Так что кое-где сможем идти ночью.

— Горунга, — сказал мичман своему спутнику-гольду, — поезжай в Торгон, скажи Бомбе и Кирбе — пусть живо сюда едут. Скажи, Муравьев пришел и надо скорее проводников.

Муравьев видел: Разградский чувствует себя тут совершенно как рыба в воде. Кузнецов, присутствовавший при этом разговоре, попросил разрешения отправиться вместе с гольдом на своей лодке в Торгон и торговать там, пока проводники будут собираться.

Баржа за баржей поднимали якоря и шли.

— Осмелюсь сказать, ваше превосходительство, что Геннадий Иванович просил беспременно пост оставить на устье Хунгари, где вы завтра будете. С той реки путь в залив Императора Николая. Где нынче зимовали…

— Нет, пост на Хунгари я поставить не могу!

— Осмелюсь сказать, ваше превосходительство, что, ей-богу, пост необходим.

Своим упрямством Разградский сильно раздражал Муравьева. Муравьев чувствовал, что в Хади что-то случилось. Он не желал говорить об этом при штабных среди которых есть и прохвосты, и шпионы. Когда весь караван пошел и все разъехались по баржам, Муравьев позвал Разградского в каюту и спросил, что произошло в Хади.

Разградский, чтобы прежде времени не чернить дела, сказал, что есть сведения, что там смертность.

Муравьев пришел в сильное раздражение.

— Как это могло случиться? Сколько умерло?

— Про то я не могу знать, ваше превосходительство! Капитан Невельской доложит точно, но и у него нет сейчас сведений.

— Молчать! — закричал губернатор. — Отвечать ясно! Вам поручено было доставить продовольствие? Я вас в порошок изотру!