Аракчеев - Владимир Томсинов

Параграф двадцать пятый содержал короткое и ясное правило: «Когда мать рассердится, то отнюдь не должна давать сосать грудей младенцу».

Всего в «кратких» правилах для матерей Грузинской вотчины было тридцать шесть (!) параграфов. В Петербурге Аракчеев имел обыкновение, издав какое-либо предписание, заботиться о его соблюдении. Данному обыкновению граф-законодатель не изменял и в Грузине. Последний параграф рассматриваемых «Правил» гласил: «Старшина деревни, памятуя сии правила, для матерей предписанные, во время хождения по избам осматривает колыбельки и рожки, и если что сыщет противное данным наставлениям, то строго понуждает исполнять их обязанности и сказывает об оном лекарю при первом его приезде в деревню, а голова при осмотре деревни каждый раз должен лично осведомиться о сем и сам поверять и осматривать оное.

Все сии наставления, сколько полезные, столько же и утешительные для каждой матери, по собрании их в одной избе для лучшего их памятования, должны быть им читаемы, по крайней мере, каждый месяц. Сверх сего каждый раз после крещения младенца священник обязан прочитывать сии правила отцу и матери, с ясными и подробными их объяснениями. Закоренелые же в своих вредных обычаях и нерадивые матери должны быть понуждаемы старшинами к точному сего наставления исполнению».

По распоряжению графа составленные им «Краткие правила для матерей-крестьянок Грузинской вотчины» были размножены (а позднее даже напечатаны) в количестве, необходимом для того, дабы все крестьянские семьи их имели. Алексей Андреевич специально позаботился, чтобы названные правила хранились в каждом крестьянском доме «у образной киоте, дабы их всегда можно было видеть».

Чтобы ощущать себя личностью, человек должен иметь свободу выбора между добром и злом — он сам себе должен быть творцом! Беззастенчиво вторгаясь со своими моральными кодексами в такие сферы человеческой жизни, каковым по самой их сути назначено пребывать в сокрытости от посторонних глаз, Аракчеев лишал крестьян всякой возможности проявлять себя по собственному усмотрению, разрушал последнее убежище, где еще могли они быть личностями. Содержанием своим аракчеевские инструкции и правила были вполне разумны и моральны: они предписывали воздерживаться от глупостей и не делать зла. Но граф настолько подробно регламентировал поведение своих крестьян в домашнем быту и на работах, что жизнь крестьянская переставала являться их личной жизнью. Мать-крестьянка уже не просто любила своего ребенка, не просто заботилась о нем, а выполняла инструкцию.

Сеть многочисленных аракчеевских наставлений и правил, опутывавшая крестьян буквально с головы до ног, дополнялась системой отчетов, которые сдавались графу периодически и по строго установленной форме. Например, вотчинный голова регулярно отчитывался о состоянии дел в целом по вотчине. Вот как писал Аракчееву 13 марта 1810 года тогдашний голова Грузинской вотчины Иван Дмитриев: «Батюшка ваше сиятельство Алексей Андреевич, в вотчины вашего сиятельства слава Богу все благополучно, уведомляю вашего сиятельства, в Тихвину я съездил и что было нужно, то все искупил, также и деньги с вотчины собрал и в горот отвезу скоро для отдачи казенных податей».

Дворецкий отчитывался о состоянии графского дома. «Батюшка ваше сиятельства Алексей Андреич, в доми вашева сиятельства все славо Богу благополучно, в натресоле в колидори и в передней комати полы переслали», — писал 3 марта 1810 года из Грузина в Петербург дворецкий Никита Федоров.

Казначей первого числа каждого месяца составлял для Аракчеева месячный рапорт о состоянии и количестве ценной посуды. Вот образец одного из таких рапортов:

«Его Сиятельству Графу Алексею Андреевичу Аракчееву от казначея Степана Миловидова.

Месячный рапорт.

В течение Марта месяца сего 1810 года находящаяся у меня в буфете посуда разная, а именно: сребро, хрусталь, фарфор, фаянс и медь состояла, и к 1-му числу апреля месяца состоит вся благополучно. Прибыло: корзинка серебрянная овальная с крышкою и ручками снаружи для сахара одна…» Далее перечислялось все, что еще «прибыло» в имение. В заключении рапорта называлась убыль, если таковая имелась, и ставилась дата с подписью.

Возлагая на кого-либо какое-нибудь дело, Аракчеев обыкновенно подробно, по пунктам расписывал в своем приказе, что надлежало тому исполнить. Так, однажды граф захотел имевшихся у него десятерых мальчиков — музыкантов обучить полезным ремеслам: пятерых — портняжному делу, двоих — сапожному, еще двоих — каллиграфии, одного — слесарному ремеслу. Ответственность за их обучение он возложил на старшего официанта. Бедный официант получил от своего хозяина приказ из более чем десяти пунктов. Один из них, к примеру, гласил: «Еженедельно присылать ко мне рапорты, прописывая в оных все, что случится по твоему ведению. Опрятность в платье и обуви у всех мальчиков остается на твоей ответственности, за чем ты и обязан ежедневно смотреть. Для обучения портному мастерству позволяю тебе употребить на нитки, иглы и на холстину и на другие надобности собственные мои деньги, кои будут мною заплачены». Вместе с тем Аракчеев приказал отчитываться рапортами и каждому из мальчиков.

Отъезжая из Грузина в Петербург, Алексей Андреевич непременно и в мельчайших подробностях расписывал каждому из слуг, остающихся в его доме, что должен он сделать, за что будет отвечать.

Но где приказ, там и нарушение. Аракчеевские приказы нелегко было исполнять без нарушений. Граф как мог боролся за дисциплину. Часто обещал взыскивать по всей строгости и, как правило, эти свои обещания выполнял: выполнение обещаний он всегда считал святой для себя обязанностью.

В деле наказаний у Аракчеева также был строгий учет и контроль. Все, что было связано с наказаниями, аккуратно записывалось. Имелся, например, «Журнал для записки, кто именно, когда и за что будет наказан из дворовых с 1-го октября 1810 года». Каждый дворовый носил в кармане блокнот, именовавшийся «Винной книжкой», в которой записывались разные его упущения и прегрешения. Вся процедура дознания виновных в том или ином проступке, установления вины, определения рода наказания и сам процесс исполнения наказания были Аракчеевым строго регламентированы специальной инструкцией. Последняя всегда находилась у него под рукой. О ее объеме можно судить уже по тому, как она была названа: «Книга, служащая для следствий с виновными крестьянами».

Каждый проступок граф обыкновенно разбирал самолично, допытываясь до мелочей. Сам устанавливал и процедуру исполнения кары. Как правило, предписывал наказывать провинившихся публично, в назидание другим. Но бывало нередко, что, исторгнув из себя весь порожденный проступком крестьянина гнев, Алексей Андреевич успокаивался и отменял назначенное наказание или же уменьшал степень его. Однако в тех случаях, когда проступком затрагивалась честь Грузинской вотчины, а значит и хозяина ее, граф был непреклонен. 21 марта 1805 года Аракчеев писал своему вотчинному голове: «Сего Марта 1 числа крестьянин деревни Гачева Андрей Федоров приходил ко мне с просьбою, что ему за сено не отдавали денег; а как по справке оказалось, что он будучи здесь в Петербурге с травою, от которой обрубил коренья, чистую продал на водочный завод, коренья помешал вместе с сеном и как бы хорошее сено продал, за которое ему и денег не платили, в чем он сам был виноват, то ты сбери смежных деревень на Грузино по мужику и в пример другим при оном собрании его хорошенько высеки, дабы впредь таковых шалостей не делал и тем мою вотчину не бесчестил, ибо один шалун других марает».