Волчья стая - Александр Бушков

Взяв за углы Пашин рюкзак, он вывалил пожитки на пол и переправил туда содержимое обеих цинок – разумеется, оставив на полу ворох полуистлевших кредиток. Приподнял, оторвав от пола одной рукой – килограммов сорок, прилично…

Медленно разогнулся, услышав какой-то непонятный тихий металлический лязг.

Ника целилась в него из черного «ТТ», держа его обеими руками перед собой – Вадим краем глаза заметил, что кобура у Паши на поясе расстегнута и пуста, – с исказившимся, испуганным, злым лицом давила что есть мочи на широкий спусковой крючок, потом встряхнула пистолет, словно бутылочку с лекарством взбалтывала, снова стала жать на спуск, личико все больше искажалось паническим ужасом…

Вадим, в первый момент машинально струхнувший, стоял на прежнем месте, с иронической улыбкой наблюдая за ее потугами. Пистолет оказался на предохранителе – не исключено, вдобавок и патрона в стволе не было, а обращаться с оружием Ника ничуточки не умела, простодушно полагала, должно быть, что достаточно прицелиться и нажать…

– Ах ты, стерва… – произнес он почти ласково. – Это законного-то мужа? Креста на тебе нет…

Осознав, наконец, всю бесплодность своих усилий, она опустила руки, разжала пальцы, пистолет громко упал на пол. Еще какое-то время Вадим стоял неподвижно, наслаждаясь ее ужасом. Сделал шаг вперед. Она отшатнулась, закрываясь руками.

Собственно, никакой злости на нее отчего-то не было – одно злое веселье, вызванное неуловимым ароматом сокровищ. Пожалуй, можно сказать, он был благодушен и добр – конкистадор над грудой добычи, перед прекрасной пленницей.

Он изобразил обоими указательными пальцами некую несложную фигуру и, видя, что она не поняла, безмятежно пояснил:

– Раздевайся, сучка…

Она принялась торопливо сбрасывать одежду, не сводя с него покруглевших от страха глаз. Уразумев очередной жест, быстро опрокинулась навзничь на постель, замерла. Вадим, не озаботившись снять сапоги и что бы то ни было еще, приспустил штаны, неторопливо навалился, медленно вошел и принялся охаживать ее, в общем, вовсе не уподобляясь питекантропу, размеренными толчками, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение п о б е д и т е л я, степного варвара, ландскнехта, кортесовского идальго, после долгих, нечеловеческих трудов заполучившего и злато, и оцепеневшую от ужаса красавицу. Весь подходивший к концу двадцатый век куда-то провалился, торжествовало нечто первобытное, буйно-хмельное…

– Ну что ты, как колода… – сквозь зубы процедил он, сжав в кулаках ее тонкие пальчики. – Шевелись!

Ах, как она отдавалась! Как безмолвно вымаливала прощение и окончательное забвение всех грехов, как терлась нежная кожа о грубую геологическую брезентуху… Если беспристрастно, раньше такое редко случалось, несмотря на всю сексуальную гармонию. Страх творит с людьми чудеса…

Встав и рывком натянув брезентовые штаны – они были без гульфика, держались на резинке и для таких вот случаев подходили идеально, распорядился:

– Одевайся и иди в машину. Живо!

Задумчиво оглядел комнату, пуская дым в потолок. Паша вроде бы еще дышал – кто сказал, что Витек непременно собирался травить их насмерть? Быть может, хотел лишь на несколько часов вырубить и уложить бесчувственными бревнами, пока уберется достаточно далеко? Некогда с вами возиться, мужики, уж извините. Сами любили гордо заверять, что вам нипочем никакая отрава, от самогона с карбидом до технического спирта, будем надеяться, что и на сей раз ваши тренированные организмы переборют дурман, а у меня есть более важные дела…

Он отнес обе опустошенных цинки в сортир, выкинул в очко. Страшно подумать, сколько отпечатков пальцев он тут оставил, но ничего не поделаешь: можно еще пару часов повозиться с тряпкой и здесь, и в той избе, где они квартировали, и в летней кухне, но остаются дома Томкиной бабки и милицейской тещи, магазин, куча геофизической аппаратуры. Нельзя же спалить деревню целиком, из конца в конец, чересчур сложное предприятие… Придется оставить все как есть. Пусть в Шантарске голова болит у Шункова, за то и получает огромные деньги…

Вася не соврал – «уазик» оказался заправленным под завязку. И парочка канистр в кузове. Хватит, чтобы съездить до Шантарска и вернуться назад. Последнего он, понятно, делать не собирается. За расхлябанным солнцезащитным козырьком отыскался паршивенький бумажник из кожзаменителя с документами на машину и Васиными правами, закатанными в пластик. Права оказались старого образца, выданные девять лет назад, что максимально облегчало задачу. Некоторая несхожесть легко спишется на возрастные изменения, к тому же ни один провинциальный гаишник не заставит срочно сбривать бороду ради окончательного внесения ясности. Насколько знал Вадим, геологические машины особенным приставаниям ментов не подвергаются – если только не таранить спьяну ихние «луноходы».

Чтобы создать полную видимость деловой поездки, он свалил в машину пару катушек, несколько деревянных ящичков с батареями, два спальника. Привязанный к полурассыпавшейся конуре Бой прыгал на поводке и лаял, видя оживленные сборы и прекрасно разбираясь в происходящем. Успевший с ним подружиться Вадим похлопал пса по спине, развел руками:

– Извини, старик, куда я тебя дену? Уж за тебя-то я спокоен, в случае чего овцами проживешь, там их еще до черта…

Подумав, завернул рюкзак с сокровищами в самый непривлекательный кусок брезента, какой только удалось обнаружить в хозяйстве, – весь пропитанный машинным маслом, грязнющий.

Напоследок постарался внести в декорации некоторую запутанность – тщательно вытертый «Макаров» сунул Паше в руку, обтер электрод, которым ублаготворил Витька, бросил его в кучку к другим, где распознать орудие убийства не смог бы и майор Пронин.

Все было готово к незаметному, триумфальному отъезду, но он стоял, глядя на озеро, за которым вдали зеленели пологие голые склоны, чувствуя легкую досаду и грусть, причины которых не вполне мог определить. Здешняя жизнь – до некоторого момента, понятно, – была до того беззаботной, привольной, не похожей на крысиные гонки городских хлопот, что в какой-то миг Вадим, к своему удивлению, ощутил явственный укол сожаления.

Мысленно посмеявшись над собой, запрыгнул в кабину и со скрежетом врубил задний ход, выехал со двора, развернулся. Он сто лет уже не имел дела с механической коробкой, поначалу чересчур резко отпустил сцепление и мотор заглох, но вскоре дела пошли на лад. Он проехал до выезда из деревни, не встретив ни единой живой души, прибавил газу, испытывая странные ощущения: покинутая деревня, казалось, тут же растаяла в воздухе, перестала существовать вместе с людьми, навсегда исчезая из его жизни. Все хорошо, что хорошо кончается.

Ника повернулась к нему, и Вадим сообразил, что произнес это вслух.

– Не говори «гоп»… – осторожным тоном произнесла она.

– Глупости, – беззаботно отмахнулся Вадим, закуривая новую сигарету. – Не в том мы сейчас обличии, чтобы шарахаться от каждого куста и ждать неприятностей…

По-прежнему стояла прекрасная погода. Он гнал машину, насколько позволяла разбитая проселочная колея и лысые покрышки, по привычке потянулся включить магнитолу, но, естественно, не обнаружил ничего подобного. Пожал плечами и замурлыкал, вертя здоровенную баранку:

Ах, Айседора, Айседора Дункан…Ах, Айседора, не торопите шофера…

Покосился на Нику и хмыкнул, распираемый веселым, бодрящим цинизмом:

– Что вы кукситесь, звезда моя? Скоро все будет по-старому, даже лучше – там в куче есть весьма приличные дамские висюльки, купчина Калауров не стал бы ховать «самоварное» золото, так что и твоя Анжела, и твоя Ирина Дмитриевна от зависти описаются, с их любовью к антикварным цацкам. А вообще, я тебе завидую. Это на мою долю выпало немало горького, но ты-то развлекалась по полной программе. Тут и эсэсманы – сколько их, кстати, было, не подскажешь? Тут и старина Эмиль, и Паша… ах да, я же забыл о нордической красавице Марго, которая тебя тоже ублажала на свой манер. Надо полагать, интересно было и познавательно?

Ника вместо ответа рассмеялась – какой-то странный был смех, определенно истерический. С равнодушным видом пуская дым перед собой, протянула:

– Вот будет смеху, если забеременела. Столько кандидатов на роль папаши – глаза разбегаются. Ничего, кормить все равно тебе придется…

Вадим резко ударил по тормозам. Обошел машину, распахнул тяжелую дверцу и выволок Нику за руку. В последний момент изменил намерения – не из гуманизма, вспомнил, что ехать им еще пару сотен километров, возможны нежелательные расспросы – и вместо того, чтобы от всей русской души дать под глаз, врезал под вздох. Когда она задохнулась, сгибаясь пополам, удержал за шкирку и раз несколько отвесил по ребрам – слева, справа, слева… Даже кулак заболел.