Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев) - Irag Pezechk-zod

– Нет, у меня уроков много.

– Виноград я в холодном месте, около крана, оставила, захочешь – возьмешь.

С этими словами они ушли, что было весьма кстати. Дело в том, что из окна моей комнаты можно было вылезти на кровлю бани, пройти по узкому карнизу, добраться до уступа стены, а оттуда – заглянуть во внутренний двор дома дяди Полковника. Однако, проделав все это, я, вопреки ожиданиям, не обнаружил там Ахтар. Только Пури, обвязавшись лонгом, купался в бассейне. Я вернулся к себе.

За день до этого я взял у своего одноклассника четыре петарды. Каждая из них была с грецкий орех величиной. Не знаю, из чего они были сделаны, но, чтобы взорвать, их надо было бросить оземь. Рассчитывая произвести побольше шума, я завернул все четыре петарды в тряпку, обмотал ниткой, потом, покончив с заготовкой боеприпасов, вышел в сад. Из-за деревьев послышался голос Маш-Касема, он звал меня и, едва я приблизился, прошептал:

– Голубчик ты мой, бегу тебе сказать. Я сейчас стоял у ворот с чистильщиком, а сам все в ту сторону поглядывал. Гляжу, Ахтар в полном параде, в цветной чадре, через сад чешет. Проследил я за ней, вижу, в дом Полковника наладилась…

– Спасибо, Маш-Касем, спасибо тебе.

Я хотел бежать на свой пост, но Маш-Касем удержал меня:

– Будь осторожен, родимый, ежели Полковник узнает, прикончит он тебя!

– Я осторожно, Маш-Касем. А ты, пожалуйста, сходи к Асадолла-мирзе, как-нибудь сделай, чтобы он сюда пришел: если что – пусть меня вызволит.

– Он еще, наверно, со службы не вернулся.

– Ну, когда вернется.

С этими словами я поспешил в свою комнату, сунул в карман петарду и тем же путем пробрался на облюбованное место.

На Ахтар было зеленое платье с глубоким вырезом. Чадру с пестрым узором по белому полю она опустила на плечи и так восседала в плетеном кресле посреди цветника. Пури облачился в полосатую фланелевую пижаму, от чего его лошадиная физиономия и тощая фигура казались еще длиннее. Разговор пока шел вполне официальный:

– Я вам очень благодарна буду, господин Пури-хан, если вы мне с этим делом поможете.

– А как же в прошлом году? – пришепетывая, спрашивал Пури. – В прошлом году с него брали такой же налог?

– Нет, в прошлом году у него знакомый нашелся, все ему устроил. Он намного меньше уплатил.

– Так вы, пожалуйста, приходите завтра-послезавтра ко мне в управление, я посмотрю, что можно сделать. Надо взглянуть на его карточку.

Ахтар, обмахиваясь краем чадры, которую она совсем спустила, проговорила:

– Сил нет, до чего же жарко!

Ясное дело – она хотела привлечь внимание Пури к своим голым рукам и пышной груди. Но Пури, ничего не замечая, ответил:

– Хотите, я принесу вам стакан холодного вишневого шербета?

– Мне бы хотелось стаканчик пива или вина… Того вина, которым ваш отец в прошлый раз нас угощал.

– К сожалению, отец убирает вино в кладовую, а дверь запирает.

– Наверно, боится, как бы вы все не выпили!

– Нет, я вообще не пью.

Ахтар засмеялась:

– Так я и поверила! Когда девушкам свиданье в кафе назначаете, шипучку заказываете небось?

Лошадиная физиономия Пури покраснела. Смущенно фыркнув, он опустил голову:

– Ничего я такого не умею.

– Да ладно, хватит притворяться-то! Такой видный, красивый молодой человек, а не умеет! Даже если вы сами не желаете, женщины вас в покое не оставят.

– Помилуйте!

– А теперь сходи поищи, может, осталось где-нибудь то винцо.

Пури встал и, направляясь к двери, возразил:

– Я же знаю, что не осталось.

Когда Пури ушел, Ахтар расстегнула на платье еще одну пуговицу. Маш-Касем был прав: эта женщина действительно возбуждала страсть. У меня, хоть я торчал высоко на стене и того гляди мог свалиться вниз, и то во рту пересохло. Я вспомнил слова Асадолла-мирзы и возблагодарил бога, что это не мой экзамен. Но тут же я приказал себе выбросить из головы посторонние мысли. Сунув руку в карман, я поигрывал петардой, которая теперь была величиной с померанец. Я никак не мог решить, когда бросить ее вниз. Послышался голос Пури:

– Удивительный случай – действительно, на столе стоит бутылка.

– Я так и знала, – со смехом сказала Ахтар. – Ну, где же ты там?

– Штопор ищу… А, нашел.

Пури появился на пороге с маленьким подносом в руках. На подносе была бутылка вина и один стакан.

– Ох, разрази меня гром! Почему же стакан-то один?

– Я ведь сказал, что не пью.

Ахтар наполнила стакан вином. Отхлебнула немного, причмокнула:

– Ах, какое вино! Да разве от такого можно отказываться?… Ты только попробуй – до чего вкусно!

– Нет, не хочу… Я один раз пробовал – мне от него нехорошо, голова болит.

– Ну, за мое здоровье! Выпей за здоровье Ахтар!

С этими словами она поднесла стакан к губам Пури. Тот сделал глоток и сморщился:

– Кислятина!

– Это ты не распробовал. Ну, еще глоточек – за здоровье Ахтар!

Она вылила ему в глотку почти весь стакан и вдруг закричала:

– Ой, разрази меня гром! Ты мне платье облил…

Тут она ухватилась за подол платья и задрала его так высоко, что стали видны толстые белые ляжки. Пури громко засмеялся:

– Говорил я вам – не надо настаивать! Вот бог-то и наказал!

Этот парень был до того тупой и серый, что мне захотелось, отбросив все личные проблемы, стукнуть его петардой прямо по голове. Он вытащил из кармана пижамы платок, намочил его в бассейне и протянул Ахтар:

– Возьмите, вот, замойте.

– Нет, это креп-жоржет, его так испортить можно. Я лучше натяну, а вы потрите платочком.

Ахтар приподняла подол еще выше, обнажив чуть ли не все бедро, а лошадиная физиономия Пури почти уткнулась ей в грудь. Нетрудно было догадаться, какие чувства пробудились в его нескладном теле.

– Ну что же, я теперь не совру, если скажу, что Пури-хан меня запятнал…

Пури мерзко захихикал, этот смешок совсем не походил на его обычное ржание.

– Хорошо, что отца нет дома, – сказал он, – а то стыдно так.

– Если бы отец твой дома был, я бы с таким красивым мальчиком не сидела… Ой, ой! Комары здесь какие! Под коленкой так и жжет… Ой, какой волдырь вскочил! Потрогай-ка, какой большой…

Ахтар взяла руку Пури и прижала к своей голой ноге, продолжая говорить:

– У вас в доме одеколона нету?

– Почему, есть… Подождите, я сейчас принесу.

Пури направился к дому, Ахтар за ним. Теперь я не видел их, но из открытой двери комнаты доносились их голоса. Ахтар говорила:

– Ух, как щиплет! Потри еще немного, только не по одному месту… Смотри-ка, а сам говорил, будто не ходил на свиданья с женщинами.

– Нет, не надо… Отец с мамой могут прийти.

– Да ни за что они не придут… Я Полковника в дверях встретила, он сказал, что до вечера не вернутся.

– А вдруг слуги…

– Не болтай, милый… Никто сюда не войдет…

По тому, как голос Пури вдруг прервался, и по невнятному кудахтанью, которое он теперь издавал, я догадался, что Ахтар соответствующим образом заткнула ему рот. Господи, бросать мне петарду или нет?… Хоть бы здесь был Асадолла-мирза, он бы мне скомандовал: «Огонь!» По скрипу пружин я понял, что оба они повалились на кровать. Раз, два, три… Изо всех сил я швырнул петарду как можно ближе к дверям комнаты…

Грохот взрыва превзошел все ожидания. Звук был такой, словно каменная глыба обрушилась на склад стекла… Осколки вихрем взлетели вверх, я от страха потерял равновесие и нога моя сорвалась с кирпичного выступа. Но на землю я не упал, так как инстинктивно уцепился за карниз руками. Хорошо еще, что, замахиваясь для броска, я повернулся к стене лицом – не то обязательно сорвался и переломал бы себе кости. Мгновение я висел на руках, пытаясь нащупать ногой точку опоры. До земли было метра два.

Вопли Ахтар слились со странными звуками, вылетавшими из глотки Пури:

– Пури-джан!… Пури-джан!… Что с вами? Что это было? О-ох, провалиться мне на этом месте, отвечай, тебе говорю…

Заикаясь, Пури с трудом выговорил:

– Нет… ни-и-чего… я… Э-это пу-у-ушки… р-р-ру-ужья…

– Ну, я пошла! – крикнула Ахтар. Она накинула на голову чадру и поспешно побежала к садовым воротам.

В дверь дяди Полковника стучали кулаком, что-то вопили. Но Пури, похоже, не в силах был двинуться с места, только по-прежнему сипел, запинаясь:

– И-и-иду… и-и…

Мое положение оставалось отчаянным: ногу некуда было поставить, а руки уже отказывались меня держать. Но прежде чем я решился разжать пальцы, один из кирпичей, за которые я ухватился, вывалился из гнезда, и мы вместе рухнули вниз. Меня пронзила сильная боль, однако кое-как я все же поднялся, но, прежде чем успел обратиться в бегство, в дверном проеме показалась длинная фигура Пури, бледного как мертвец.

Должно быть, от злости, охватившей его при виде меня, испуг несколько отступил, он опять обрел дар речи и завопил:

– Значит, это твоих рук дело!… Это ты… ты все устроил?…