Собрание сочинений - Иосиф Бродский

Суббота (9 января)

Суббота. Как ни странно, но тепло.Дрозды кричат, как вечером в июне.А странно потому, что наканунебоярышник царапался в стекло,преследуемый ветром (но окноя не открыл), акации трещалии тучи, пламенея, возвещалио приближеньи заморозков.Новсе обошлось, и даже дрозд поет.С утра возился с чешскими стихами.Вошла соседка, попросила йод;ушла, наполнив комнату духами.И этот запах в середине дня,воспоминаний вызволив лавину,испортил всю вторую половину.Не так уж необычно для меня.

Уже темно, и ручку я беру,чтоб записать, что ощущаю вялость,что море было смирным поутру,но к вечеру опять разбушевалось.

1971

* * *

Э. Р.

Второе Рождество на берегунезамерзающего Понта.Звезда Царей над изгородью порта.И не могу сказать, что не могужить без тебя – поскольку я живу.Как видно из бумаги. Существую;глотаю пиво, пачкаю листву итопчу траву.

Теперь в кофейне, из которой мы,как и пристало временно счастливым,беззвучным были выброшены взрывомв грядущее, под натиском зимыбежав на Юг, я пальцами черчутвое лицо на мраморе для бедных;поодаль нимфы прыгают, на бедрахзадрав парчу.

Что, боги, – если бурое пятнов окне символизирует вас, боги, -стремились вы нам высказать в итоге?Грядущее настало, и онопереносимо; падает предмет,скрипач выходит, музыка не длится,и море все морщинистей, и лица.А ветра нет.

Когда-нибудь оно, а не – увы -мы, захлестнет решетку променадаи двинется под возгласы «не надо»,вздымая гребни выше головы,туда, где ты пила свое вино,спала в саду, просушивала блузку,– круша столы, грядущему моллюскуготовя дно.

январь 1971, Ялта

Любовь

Я дважды пробуждался этой ночьюи брел к окну, и фонари в окне,обрывок фразы, сказанной во сне,сводя на нет, подобно многоточьюне приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,проживши столько лет с тобой в разлуке,я чувствовал вину свою, и руки,ощупывая с радостью живот,на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,я знал, что оставлял тебя однутам, в темноте, во сне, где терпеливождала ты, и не ставила в вину,когда я возвращался, перерыва

умышленного. Ибо в темноте -там длится то, что сорвалось при свете.Мы там женаты, венчаны, мы тедвуспинные чудовища, и детилишь оправданье нашей наготе.

В какую-нибудь будущую ночьты вновь придешь усталая, худая,и я увижу сына или дочь,еще никак не названных, – тогда яне дернусь к выключателю и прочь

руки не протяну уже, не вправеоставить вас в том царствии теней,безмолвных, перед изгородью дней,впадающих в зависимость от яви,с моей недосягаемостью в ней.

11 февраля 1971

Литовский дивертисмент

Томасу Венцлова

1. Вступление

Вот скромная приморская страна.Свой снег, аэропорт и телефоны,свои евреи. Бурый особнякдиктатора. И статуя певца,отечество сравнившего с подругой,

в чем проявился пусть не тонкий вкус,но знанье географии: южанездесь по субботам ездят к северянами, возвращаясь под хмельком пешком,порой на Запад забредают – темадля скетча. Расстоянья таковы,что здесь могли бы жить гермафродиты.

Весенний полдень. Лужи, облака,бесчисленные ангелы на кровляхбесчисленных костелов; человекстановится здесь жертвой толчеиили деталью местного барокко.

2. Леиклос [59]

Родиться бы сто лет назади сохнущей поверх периныглазеть в окно и видеть сад,кресты двуглавой Катарины;стыдиться матери, икатьот наведенного лорнета,тележку с рухлядью толкатьпо желтым переулкам гетто;вздыхать, накрывшись с головой,о польских барышнях, к примеру;дождаться Первой мировойи пасть в Галиции – за Веру,Царя, Отечество, – а нет,так пейсы переделать в бачкии перебраться в Новый Свет,блюя в Атлантику от качки.

3. Кафе «Неринга»

Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,и пространство, прищурившись, подшофе,долго смотрит ему в затылок.

Потерявший изнанку пунцовый кругзамирает поверх черепичных кровель,и кадык заостряется, точно вдругот лица остается всего лишь профиль.

И веления щучьего слыша речь,подавальщица в кофточке из батистаперебирает ногами, снятыми с плечместного футболиста.

4. Герб

Драконоборческий Егорий,копье в горниле аллегорийутратив, сохранил досельконя и меч, и повсеместнов Литве преследует он честнодругим не видимую цель.

Кого он, стиснув меч в ладони,решил настичь? Предмет погонискрыт за пределами герба.Кого? Язычника? Гяура?Не весь ли мир? Тогда не дурабыла у Витовта губа.

5. Amicum-philosophum de melancholia, mania et plica polonica [60]

Бессонница. Часть женщины. Стеклополно рептилий, рвущихся наружу.Безумье дня по мозжечку стеклов затылок, где образовало лужу.Чуть шевельнись – и ощутит нутро,как некто в ледяную эту жижуобмакивает острое перои медленно выводит «ненавижу»по росписи, где каждая криваизвилина. Часть женщины в помадев слух запускает длинные слова,как пятерню в завшивленные пряди.И ты в потемках одинок и нагна простыне, как Зодиака знак.

6. Palangen [61]

Только море способно взглянуть в лицонебу; и путник, сидящий в дюнах,опускает глаза и сосет винцо,как изгнанник-царь без орудий струнных.Дом разграблен. Стада у него – свели.Сына прячет пастух в глубине пещеры.И теперь перед ним – только край земли,и ступать по водам не хватит веры.

7. Dominikanaj [62]

Сверни с проезжей части в полу-слепой проулок и, войдяв костел, пустой об эту пору,сядь на скамью и, погодя,в ушную раковину Бога,закрытую для шума дня,шепни всего четыре слога:– Прости меня.

1971

Натюрморт

Verrà la morte e avrà tuoi occhi. [63]

C. PaveseI

Вещи и люди насокружают. И те,и эти терзают глаз.Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамьев парке, глядя воследпроходящей семье.Мне опротивел свет.

Это январь. Зима.Согласно календарю.Когда опротивеет тьма,тогда я заговорю.

II

Пора. Я готов начать.Не важно, с чего. Открытьрот. Я могу молчать.Но лучше мне говорить.

О чем? О днях, о ночах.Или же – ничего.Или же о вещах.О вещах, а не о

людях. Они умрут.Все. Я тоже умру.Это бесплодный труд.Как писать [64] на ветру.

III

Кровь моя холодна.Холод ее лютейреки, промерзшей до дна.Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.Лицами их привитк жизни какой-то не-покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,что противно уму.Что выражает лестьнеизвестно кому.

IV

Вещи приятней. В нихнет ни зла, ни добравнешне. А если вникв них – и внутри нутра.

Внутри у предметов – пыль.Прах. Древоточец-жук.Стенки. Сухой мотыль.Неудобно для рук.

Пыль. И включенный светтолько пыль озарит.Даже если предметгерметично закрыт.

V

Старый буфет извнетак же, как изнутри,напоминает мнеНотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.Швабра, епитрахильпыль не сотрут. Самавещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,не напрягает бровь.Ибо пыль – это плотьвремени; плоть и кровь.

VI

Последнее время ясплю среди бела дня.Видимо, смерть мояиспытывает меня,

поднося, хоть дышу,зеркало мне ко рту, -как я переношунебытие на свету.

Я неподвижен. Двабедра холодны, как лед.Венозная синевамрамором отдает.

VII

Преподнося сюрпризсуммой своих углов,вещь выпадает измиропорядка слов.

Вещь не стоит. И недвижется. Это – бред.Вещь есть пространство, внекоего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,распотрошить, сломать.Бросить. При этом вещьне крикнет: «Ебена мать!»

VIII

Дерево. Тень. Земляпод деревом для корней.Корявые вензеля.Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.Камень, чей личный грузосвобождает отданной системы уз.

Он неподвижен. Нисдвинуть, ни унести.Тень. Человек в тени,словно рыба в сети.

IX

Вещь. Коричневый цветвещи. Чей контур стерт.Сумерки. Больше нетничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдеттело, чья гладь визитсмерти, точно приходженщины, отразит.

Это абсурд, вранье:череп, скелет, коса."Смерть придет, у неебудут твои глаза".

X

Мать говорит Христу:– Ты мой сын или мойБог? Ты прибит к кресту.Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,не поняв, не решив:ты мой сын или Бог?То есть мертв или жив?

Он говорит в ответ:– Мертвый или живой,разницы, жено, нет.Сын или Бог, я твой.

1971

Октябрьская песня