Завещатель - Александр Лонс

— Да, и довольно часто, он ведь мало что понимал в компьютерах.

— Да ни. я он в них не понимал. Меня тоже вызывал по любому поводу. А помнишь, как комп у него стоял? Фиг дотянешься! А сидюки, вспомни, он же сам всегда их клал. Брал из рук и сам закладывал в привод. Боялся, что или ты, или я не тот привод откроем! Так вот, менты нажали на третий сидюк, как я понимаю, случайно. И оттуда вылез початый блок марок! Проверили — точно. Но! — Серега поднял палец вверх, и сделал маленькую паузу, — в трех из них был какой-то яд. Какой-то мощный токсин. Только в трех. Когда уж наш Митрич им обзавелся, никто не знает. Может в последний раз, а может и давно, там чек с датой не прилагается. Ментам, конечно, лишний скандал ни к чему, да и висяк им нах не нужен, вот они дело и закрыли. Самоубийство, типа. Но, я так думаю… между нами тока!

— Могила! — радостно подтвердил я.

— Вот, я думаю, это они его сами — того! С последней партией «марок» подсунули отравленный блок. Думаешь, они не знали об этой его «слабости»?

— Зачем?..

— Неугоден стал, полагаю. Вообразил, что он и взаправду тут у нас гендиректор. Помнишь последнее время? Какую-то рекламу идиотскую начал заказывать, проспекты всякие, буклеты печатать, проекты какие-то идиотские придумывал. Сайт новый заказал за бешенные бабки. Ментам такая известность явно не нужна. Вот и траванули его, чтоб под ногами не путался. Ты роман Марининой читал?

— Это какой именно? У нее их много.

— «Городской тариф». Там тоже…

— Только сюжет не рассказывай! — перебил его я. — Я сам люблю детективы читать. А за каким хреном нас тогда тягали милицейские и следственные органы?

— Для порядка, наверное. Надо же дело чем-то заполнить. И потом. Они, я думаю, сначала не могли оставшиеся марки найти. Ты помнишь, как его кабинет перекапывали? По несколько раз! И разные бригады. Не видел? А я видел. Сразу понял, что искали что-то маленькое и плоское.

В Питере я больше уже не появлялся, несмотря на отсутствие проблем и разрешение начальника. Недели две ни о чем не хотел думать и ничего осознанного я не делал. Автоматически, как зомби, ходил на работу, что-то там выполнял, совершал какие-то действия, но все это проходило на автопилоте, и никак не влияло на память и настроение. А настроения не было. Вообще! Ждал звонка от врача недели две, а потом еще две. В расчете на чудо, в полном смысле этого слова. Но врач не звонил. А я ждал. В конце концов, не выдержал, и позвонил сам. Ответили почти сразу — на том конце моментально взяли трубку.

— Алло? — отозвался знакомый женский голос.

— Наталья Георгиевна? — неуверенным голосом спросил я. — Здравствуйте, я по поводу Ольги…

— Здравствуйте, я Вас сразу узнала. Вы хотели что-то уточнить?

— Э-э-э… Что уточнить? — не понял я, стараясь говорить как можно спокойнее. Меня уже всего трясло.

— Я Вас слушаю, спрашивайте.

— Как она?.. — все-таки предательски сорвавшимся голосом спросил я.

— Не знаю, — Наталья Георгиевна казалась удивленной, — после выписки она еще не звонила.

— После… ее выписали? Как? В таком состоянии?

— В каком — «в таком»? Вы что, ничего не знаете?

— Нет, а что? — спросил я, боясь услышать продолжение.

— Оказалось, что мы ошиблись в диагнозе, — немного смущенно сообщила врач, — у нее ничего не было.

— Как это — ничего? А ее ужасный вид? А же видел! Ее анализы? Вы же сами…

— Последствия химиотерапии — индивидуальная реакция. Она очень плохо переносила лечение. Но как только мы сняли все препараты, она удивительно быстро стала набирать вес, и все показатели дали положительную динамику. Назначили ЛФК, общеукрепляющую терапию и она вошла в форму. Вчера мы ее выписали.

— Да? — я внутренне ликовал, забыв о предупреждении своего черного хозяина. — Но как такое возможно?

— Если честно — то я не знаю. Результаты исследований не позволяли усомниться в диагнозе. И тем не менее! Это редчайший случай. В моей практике — первый. Но в литературе подобные феномены описаны. Она выписалась, и подписала все бумаги, что отказывается от любых возможных исков, что не имеет к персоналу и к лечащему составу клиники никаких претензий…

Дальше слушать не стал и отсоединился. Нажимаю семерку и жду. Гудки… Соединение.

— Говорите! — никогда уже не забуду этот голос, — ну? Слушаю!

— Оль, привет, это я.

— Это — ТЫ? И тебе еще хватило наглости звонить мне? Сейчас же сотри мой номер! И забудь его!

— Почему?.. — я даже позабыл, что хотел сказать.

— Мерзавец! — резко закричала она.

— Ну, я думал… Ты сердишься на меня?

— Сердишься? Негодяй! Да я ненавижу тебя!

Связь оборвалось.

Я не хотел больше ничего говорить, не хотел потом делать записи на эту тему. Меня это уже достало. Но нужно. Почему? Кому? Не знаю! Что-то подталкивает в этом направлении, и если проигнорирую данный импульс, то потом перестану себя уважать. Надоело читать про убийства. Надоело читать про смерть и насилие. Надоели ужасы и чернота чужих душ, но все это составляющие нашей действительности, и никуда нам от них не деться. Убийства, смерть, потери друзей, знакомых и близких, чужое горе и страдания. Не хочу. Зачем это? Люди хуже животных? Да, хуже. Причем намного. Тупо и банально? Уже было много раз? Да, и тут никто ничего не изменит. А зачем я пишу на эту тему, да еще так длинно? А так…

«Не говори длинно, ибо жизнь так коротка» — старый афоризм из старого фильма.

Больше Ольгу я не видел, не разговаривал с ней и никогда не переписывался. В Сети она также не появлялась. Возможно, она сменила свой ник, и стала неузнаваемой. Может быть, она не только поменяла ник-нейм, но и ушла на какой-то другой блог — их же сейчас намеренное количество. Но не могу исключить, что она вообще теперь не появляется на виртуальных тусовках Интернета. Зачем ей это сейчас?

«Когда у тебя есть свобода, ты учишься забывать и прощать. Не всякая боль глубоко внутри причиняет страдание. Не пугайся опасности, следуй за своим сердцем к свету, живи мечтой и дыши!»

Тоже слова, не мои. Это — плохой и не стихотворный перевод песни Лакримозы.

Я не умею переводить стихи.

Нынешние люди редко задумываются о смысле своего существования, а те, кто задумываются, не видят в собственной жизни ничего разумного. Как противно, тошно и гадко! Мы любим жасминовый чай, мы хотим любить молодых девушек с красивыми телами, мы любим смеяться над теми, кто нам не приходиться по душе. И еще жестокость. Мы такие потому, что такой у нас мир. А мир такой оттого, что населен такими же, как мы. Порочный круг и защитная реакция. Желание спрятаться от реальной действительности, как маленький ребенок залезает под одеяло, когда ему страшно, так же мы укрываемся от себя самих, зализывая раны. Пластиковый мирок, в котором мы варимся, но мысли наши не здесь. Они далеки и мы сами их боимся.