Тайная жизнь Сталина - Борис Илизаров

Сценарий Антоновской и Черного действительно много лучше, авторы хорошо знакомы со спецификой кинематографического построения образов, да и русским языком они владеют профессиональнее. Главное же, они уловили потребность вождя в романтическом восприятии истории родины и ее былинных героев. Это становится очевидным буквально с первого кадра и с первых титров:

«Из затемнения. Надпись: “1609”.

Цифры заполняют экран. За ними фоном видны повисшие над пропастью замки. Клубятся облака. Над замками парит одинокий орел. Быстрый наплыв.

Надпись:

Князья все больше раздробляли Грузию на отдельные княжества. Их беспрерывные междоусобные войны расшатывали устои царства. От произвола князей страдали крепостные крестьяне, ремесленный люд, азнауры-дворяне. Турция и Иран, пользуясь внутренним положением Грузии, стремились окончательно поработить страну. В эту эпоху бурь и потрясений на борьбу с князьями и внешними поработителями за объединение Грузии в единое государство обнажил свой меч Георгий Саакадзе» [336].

Здесь изложена обычная для периода расцвета историософии сталинизма концепция раздробленного распрями государства, которое ценой титанических кровавых действий некоего вождя объединяется им на погибель внутренним и внешним врагам. Ни для кого не было секретом то, что эта концепция служила средством для проведения аналогий с историей сталинской России периода борьбы с оппозициями. Фильм о Саакадзе, который вышел на экраны в те же послевоенные годы, когда появилась первая серия «Ивана Грозного», должен был доказать, что не только в России, но и в Грузии был исторический прототип «Великого Сталина». Однако литературный сценарий действительно написан хорошо, лучше даже, чем роман. Он создает атмосферу мрачноватой рыцарской романтики, переливается блеском драгоценных камней и металлов, удивляет хитроумием подземных ходов и интриг, освещен всполохами сабельных сеч. Кстати, Коба, конечно, не мог пропустить неточность — в сценарии говорится, что грузины рубились «шашками», то есть было использовано русское слово тюркского происхождения. Сталин везде исправил «шашки» на «сабли» [337]. Вообще, вопреки обычаю, замечаний по тексту мало, и это несмотря на то, что читал он сценарий чрезвычайно внимательно. Как это нередко бывает, авторы по ходу изложения в одном месте сами запутались в том, о ком у них идет речь: о турецком или о персидском посольстве? Безошибочный глаз профессионального редактора тут же заметил сбой, а рука Сталина внесла нужные исправления [338].

Мне особенно понравилась заключительная сцена, отсылающая эмоциональную память и воображение зрителя к первым кадрам фильма:

«Стремительно закружился двухэтажный хоровод. Гремит лекури, и барабанный ритм пляски переходит в ритм конского бега.

И уже все дружинники и ополченцы с копьями наперевес устремляются вдаль.

Впереди мчится Саакадзе с обнаженным мечом. Его взор устремлен на вершины, где, сливаясь с облаками, повисли над бездной многобашенные княжеские замки.

Заполняя весь экран, клубятся облака над замками; над ними парит одинокий орел» [339]. Сцена, достойная аналогии с «Песней о Нибелунгах».

Прочитав сценарии, Сталин написал краткий отзыв:

«Т-щу Большакову, копии Леонидзе, копии Антоновской и Черному.

Я получил на днях два сценария на тему «Георгий Саакадзе». Один — Антоновской и Черного, другой — Леонидзе.

По-моему, сценарий Леонидзе неудачен. Он беден в художественном отношении. Он несколько примитивен с точки зрения выбора и использования исторического материала.

Сценарий Антоновской и Черного свободен от подобных недостатков. Но у него имеется другой недостаток, он кончается победой, апофеозом политики Саакадзе и самого Саакадзе. Но такой финал, как известно, не соответствует исторической действительности и создает ложное представление о прошлом Грузии. На самом деле, как повествует история, политика Саакадзе, хотя и прогрессивна с точки зрения будущей перспективы Грузии, потерпела поражение (а сам Саакадзе погиб), так как Грузия времен Саакадзе еще не успела созреть для такой политики, то есть для ее объединения в одно государство путем утверждения царского абсолютизма и ликвидации власти князей. Причина ясна: князья и феодализм оказались более сильными, а царь и дворянство — более слабыми, чем предполагал Саакадзе. Саакадзе чувствовал эту внутреннюю слабость Грузии и вознамерился перекрыть ее (так в тексте. — Б.И. ) привлечением к делу внешней (иностранной) силы. Но сила внешнего фактора не могла компенсировать внутреннюю слабость страны. Так оно и произошло, как известно. В обстановке этих неразрешимых противоречий политика Саакадзе должна была потерпеть — и действительно потерпела — поражение.

Я думаю, что эта историческая правда должна быть восстановлена в сценарии Антоновской и Черного. И если она будет восстановлена, сценарий Антоновской и Черного можно будет квалифицировать как одно из лучших произведений советской кинематографии.

11. X.48.И. Сталин» [340].

Во время войны, точнее, во второй ее половине, Сталин читал произведения Константинэ Симоновича Гамсахурдиа — признанного мэтра грузинской художественной литературы. Член Грузинской академии наук, он писал на родном языке большие романы о преобразованиях в деревне, перевел на грузинский «Божественную комедию» Данте. Но больше всего Гамсахурдиа прославился писаниями исторических произведений. Два романа — «Десница великого мастера» на русском языке и первый том романа «Давид Строитель» на грузинском языке — находятся ныне в сталинской библиотеке-архиве.

В Грузии роман «Десница великого мастера» вышел в 1939 году и, скорее всего, после одобрения Сталиным, в 1944 году был издан на русском языке для всесоюзного читателя. Возможно, именно поэтому замечаний и помет Сталина на русском издании практически нет. Роман же «Давид Строитель», кажется, так и не был переведен при жизни вождя, хотя первый том вышел в Тбилиси в 1942 году. Сталин сделал на нем много замечаний на грузинском и русском языках. Писатель закончил этот роман-эпопею в четырех томах только в 1958 году, то есть после смерти сановного цензора.

Действие романа «Десница великого мастера» разворачивается во времена царя Георгия I, правившего в начале XI века. Именно в его время был возведен в древней столице Грузии, в городе Мцхета, соборный храм Светицховели, в архитектуре которого впервые нашли отражение национальные черты. Согласно историческим источникам, храм был возведен под руководством выдающегося царского зодчего Фарсмана Перса. Попав в плен к грузинам, он принял христианство и построил несколько архитектурных шедевров. По воле писателя храм Светицховели строит подмастерье Перса, грузин Константинэ Арсакидзе. По мнению писателя, именно его рука — «десница великого мастера» — высечена в камне на фронтоне храма. Сталин перечитал весь русский вариант романа и только в самом конце сделал одно замечание. Царь Георгий из рода Багратидов перед смертью жалуется на непонимание со стороны соотечественников: «Грузии я отдал отрочество свое и юность, но грузины звали меня «абхазом», а абхазцы — «лазутчиком картлинцев», — меня, Багратиона, лаза» [341]. Лазы — наименование одного из родственных племен, но Сталин, видимо, был недоволен самоидентификацией царя. Подчеркнув название племени, он напротив этой фразы поставил знак вопроса. Этническое происхождение царского рода Багратидов, выходцев из Турции, неясно. Некоторые исследователи, помимо грузинских, ищут армянские, иудейские или персидские корни. Для Сталина этот вопрос решался однозначно.