Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда - Эндрю Скотт Берг

«Это было и будет просто необыкновенное путешествие», – написал он Максу перед тем, как покинуть Денвер и устремиться на юг. Он был слишком утомлен дискуссиями, лекциями, чтениями и вечеринками.

Больше всего Перкинса волновал сборник Тома, который теперь назывался «От смерти до утра». Все еще огорченный большим количеством ошибок в романе «О времени и о реке», Вулф написал Перкинсу:

«Не переделывай рукопись в сборник рассказов, пока я не вернусь в Нью-Йорк. Если это значит, что выход книги придется отложить до весны, то отложим до весны, но на этот раз я не позволю забрать у меня книгу, напечатать и выпустить, пока не найду время проверить утвержденный образец и не обсужу с тобой все изменения, удаления или добавления, которые необходимо сделать. Я совершенно серьезен, Макс».

И добавлял:

«Вместо подготовки моей книги я бы хотел как-нибудь встретиться, обсудить и опровергнуть некоторые серьезные замечания, которые были сделаны в последней книге».

Макс еще раз проверил утвержденные образцы. Он был впечатлен.

«Они показывают, насколько объективным ты можешь быть и насколько разным, – написал он Тому. – Таким образом, вся книга может быть действенным опровержением суровой критики».

Вулф путешествовал по Западу и проводил время в числе прочих с Эдной Фербер, а будучи в Голливуде – с Дороти Паркер. Перкинс же слал ему напоминания о невычитанной корректуре книги. Вулф в ответ слал открытки, в которых разглагольствовал о сценических чудесах или травил анекдоты.

И вот, наконец, 1 сентября Вулф решил, что его отпуск, растянувшийся на шесть месяцев, чего было бы достаточно для кого угодно, закончился. Он чувствовал себя почти виноватым – чего достаточно, как он сказал Максу, чтобы вернуться к работе.

В дороге Вулф размышлял о будущих проектах. И в Боулдере, и в других местах он часто говорил о «книге ночи», которая постепенно захватывала его. Он объяснил это Перкинсу:

«Я говорил о том, что большая часть моей жизни протекает ночью; говорил о воздействии темноты, странном и волшебном эффекте, который она оказывает на наши жизни; о ночной Америке, равнинах, горах, реках при свете луны и во мраке».

Идея Вулфа о том, что американцы были «публикой ночи» стала одной из самых ценных его идей, и ей он хотел посвятить отдельную книгу.

В конце концов, он хотел писать, глядя «извне», хотел создать вселенную, в которой не был бы абсолютным центром. Он писал Перкинсу:

«Хочу раз и навсегда защитить мое Богом данное право быть Всемогущим Создателем в своей книге, быть одновременно духом внутренним, который двигает ее, и духом внешним, который не проявляет себя, чтобы раз и навсегда уничтожить все обвинения в “автобиографичности”, позволив моей книге быть автобиографичной, но безлично».

«Над чем мы будем работать?» – спрашивал он Макса, как только устремился на восток.

Его ждали «Октябрьская ярмарка», книга о Пентландах, книга ночи и короткие рассказы… или лучше ответить на многочисленные предложения о лекциях?

У Макса было достаточно времени, чтобы ответить Вулфу, все еще праздно шатающемуся по стране. Например, в середине сентября он остановился в Рино и был ослеплен этим городком, его казино, барами и танцевальными залами в вечном свете неоновых огней.

Перкинс все еще считал, что вначале должен выйти сборник рассказов. Он выправил текст, насколько смел, и отправил в печать, чтобы затем получить гранки.

«Когда Том вернется, я постараюсь заставить его прочитать эти страницы, – написал Перкинс Фрере-Ривзу в Лондон. – Если же нет, мне придется поместить рассказы невычитанными».

Книга теперь включала девяносто пять тысяч слов, вполне нормальное количество, и единственное, чего опасался Перкинс, – что Вулф захочет добавить новые, еще не написанные рассказы.

«С этим я буду жестко бороться, – написал он Фрере-Ривзу. – Похоже, что ему стыдно позволить книге быть разумного размера».

В пятницу 25 июля Перкинс отправился в Балтимор на встречу с доктором Бродли.

Когда он в последний раз был в Балтиморе, дал Элизабет Леммон обещание, которое теперь сам считал опрометчивым, – провести ночь в Миддлбурге. Она встретила его в субботу вечером, и вот всего лишь во второй раз за время их тринадцатилетней дружбы Макс отправился в Велбурн. В тот же день она прокатила его в сияющем «форде» купе по недавно проложенной дороге Скайлайн-драйв, лентой вившейся среди вершин Голубого хребта. Миля за милей перед жадным немигающим взором Макса проносились прекрасные пейзажи. Элизабет он казался утомленным. Она никогда не обсуждала с ним его работу, но в тот день осторожно заметила, что почти не знает, чем занимается Макс. Перкинс пообещал, что расскажет об этом позже, в письме.

Макс переночевал в Велбурне, но уже на следующее утро собрался и был готов отправляться. Элизабет уговорила его остаться и познакомиться с некоторыми из ее друзей и родственников. Затем он уехал в Нью-Йорк. И там, будучи на достаточно безопасном расстоянии от чар мисс Леммон, он написал ей:

«Вы живете потрясающе счастливой и хорошей жизнью, свободной от всяческой грязи; воплощением такой жизни вы всегда и были для меня… Элизабет, вы всегда выглядите очень грустной, когда задумываетесь о чем-то. Возможно, вы не были счастливы в приземленном смысле слова – да и не были бы, – но вы все сделали правильно. Если я выживу в следующей жизни, обязательно вспомню ваши визиты в Балтимор, несмотря на жару, и отблагодарю вас за них».

Перкинс не любил оставаться в долгу перед кем бы то ни было, «но только не перед вами», писал он ей, «к счастью для меня, потому что мой долг перед вами невозможно когда-либо оплатить. После наших с вами встреч я всегда чувствую, что те вещи, которые всегда казались мне иллюзией, существуют на самом деле… Что касается последнего уикенда, я всегда буду помнить его, буду думать обо всем и обо всех, кого встретил там, с благодарностью и удовольствием».

Макс никогда больше не был в Велбурне, и совершенство этого места никогда для него не померкло.

Верный своему слову, Перкинс описал мисс Леммон свой типичный рабочий день.

Вторник, 29 июля 1935 года.

Как и всегда, писал Макс, он начал с горы писем на столе.

«Одно письмо было от агента, просившего нас принять молодого истсайдского… автора [по имени Генри Рот], который написал “Зовите это сном”[193]», – сообщал он Элизабет.

Перкинс пролистал роман и, по его словам, хотел бы дать шанс автору опубликовать его. Прочитав его выразительное вступление, описывающее толпу людей на Эллис-Айленд, Макс восхитился тем, как проницательно Рот смог воссоздать фрагмент американской жизни у «Авеню D» в Нью-Йорке.

Перкинс сказал Элизабет, что «как писатель он устроит мне нескончаемые проблемы, потому что презирает сдержанность куда больше, чем любой из тех, кого мы печатали раньше. И все же я написал ему ободряющее письмо и попросил [следующую] книгу. В конце концов, мы же издатели».

Затем он написал Элизабет, как позже в тот же день обсудил с Чарльзом Скрайбнером книгу о дрессировке собак для охоты на птиц, которую они решили принять. Позже они со Скрайбнером говорили об ограниченном издании работ Уильяма Батлера Йейтса. Скрайбнер скептически относился к поэзии, но Перкинс считал, что Йейтс – один из ведущих поэтов двадцатого века, пишущих на английском языке, и утверждал, что им нужна эта книга. Он напомнил Скрайбнеру, что настолько же бесперспективный сборник пьес О’Нилла принес им неплохую прибыль. Скрайбнер сдался и велел ему согласовать с Макмилланом вопрос прав на издание. Затем, писал ей Макс, Стивен Ван Дайн позвонил им, чтобы «уведомить» о новой рукописи («Дело о похищении и убийстве»[194]), которую может привезти к 1 августа.

– Это хорошо, – сказал ему Перкинс. – Но к чему этот ультиматум?

– К тому, – ответил Ван Дайн, – что вы сказали, что с тех пор, как я женился, ничего не делаю в срок.

Перкинс частенько поддразнивал людей, которые женились после сорока, как и Райт.

– И вы еще переживаете об этом? – спросил его он. Остаток утра Макс диктовал письма. Они со Скрайбнером отправились на обед в соседний ресторан Longchamps, в котором был кондиционированный воздух. За трапезой Перкинс рассказал собеседнику о чудесной дороге, вьющейся среди вершин Голубого хребта.

Вернувшись в офис, Макс успел продиктовать оставшиеся письма аккурат перед тем, как вошла Хелен Уиллз-Муди, чемпионка по теннису. Scribners издало ее книгу, инструкцию по теннису. Теперь она собиралась подготовить поударное описание своего недавнего матча с Хелен Джейкобс.