Гнев небес - Кен Като

Именно по этой причине фабулярно «Гнев небес» по сути кончается ничем. Неопределенностью. В которой прочитывается не только традиционный для литературы открытый финал — хотя и этому, конечно, есть место. Открытый финал — особенно в западных условиях книгоиздания — прием чрезвычайно удобный и перспективный: в случае коммерческого успеха книги он позволяет без малейших хлопот писать сколько угодно продолжений, не раздумывая, а к чему бы тут прицепиться, когда все уже сказано и завершено. Конечно же, думал — не мог не думать — об этом Кен Като. Но это внешняя сторона дела. А существует еще и внутренняя, психологическая. Ведь вопрос: «Кто я?» — так и остался без ответа. И то, и это. Не новая сущность, выскочившая из плавильного котла, но брюсовский междумирок.

Японский путь для него уже неприемлем — это явствует хотя бы из того, как обыгрывает в романе Кен Като само по себе понятие «священного Пути». Ведь в действительности «священный Путь» — это уникальный, сотканный из каким-то невероятным образом примиренных противоречий синтез в единой доктрине множества самостоятельных религиозных традиций, главные из которых синтоизм и буддизм. И казалось бы, ничто в этой доктрине не позволяет превратить ее в некий жуткий гибрид Святейшей инквизиции, гестапо и ГПУ.

Однако воображение Кена Като превозмогло и эту неразрешимую задачу. Ибо им двигала энергия отторжения, способная созидать «страшилки» из любого, даже абсолютно непригодного материала — феномен, психологам прекрасно известный.

Однако и Великая американская мечта оказалась Кену Като не сродни, не случайно космическое развитие Сектора Американа превращает галактическую проекцию страны в государство тоже достаточно неприглядное, чтобы не сказать дистопическое.

Воистину, «чума на оба ваши дома!» Но именно благодаря этой запутанности душевных противоречий, именно благодаря явственно ощущающемуся поиску «Гнев небес» читается с увлечением, в нем ощущается подлинная жизнь — невзирая на откровенную игру в солдатики и достаточно картонный фантастический антураж.

И, возможно, именно в отсутствии безоглядного приятия и есть символ надежды? Ведь только самоидентификация с какими-то «настоящими людьми», доходящая до полного саморастворения в социуме, и приводит к восприятию всех остальных, к своей орде не принадлежащих, людьми ненастоящими. Возможно, именно из расщепленности сознания со временем вырастет подлинный мультикультурализм — не тот, что печной горшок превыше Аполлона ставить заставляет, а тот, который признает за всем право на существование по собственным, имманентным законам.

Возможно, именно из неспособности примкнуть к тем или этим и выкристаллизуется со временем та сущность, которая на вопрос: «Кто ты есть?» — первым поставит ответ: «я — человек», уже потом, поступенчато приводя все последующие определения, коим честь и место, но — не первое. Никогда не первое, ибо для подобного мировосприятия уже действительно не будет, как мечталось некогда, «ни эллина, ни иудея».

Как знать?

Но мне, грешным делом, хочется в это верить.

А вам?

Андрей Балабуха

Примечания

1

Государственный переворот (фр. ).