Синяя трава - Пётр Кантропов

Листья конопли нашли своих потребителей, не пожелавших отказаться от курения.

Алтуфьев, правда, попытался объяснить, что кайфа с такого зелья практически нет, но ему не все поверили. А вот самогон и вино, которыми отметили успехи строителей, ни у кого неприятия не вызвали. Возможно, дело было в незначительном количестве выделенного на праздник спиртного.

Часть шкур пустили на меховые носки, которые полагалось толкать в лапти. В принципе, зимняя обувь должна была так теперь и выглядеть, просто следовало добавить стельки потолще.

Основным достижением бригады Максима явилась разборка хвоста авиалайнера, что практически невозможно было сделать без крепких верёвок. Шпагат позволил вернуть все штатные лини на плоты и увеличить количество воздушных змеев в эксплуатации.

Плот миновал ближайшую заимку, где высадилась смена из шести человек, а попутно все перекусили. Дальше шесть человек позволили течению нести себя, практически не помогая веслами. Путники расположились по три человека с каждой стороны, и нужные люди лишь молча подгребали, если плот начинало вращать. Иногда невпопад, потому что курсы «руководителя гребцов» имени Гарика никто из них не прошел. А если бы и прошел, то Путтеру было лень выкрикивать команды, Хён ни за какие коврижки не смог выговорить ни одного слова из фразы «правая диагональ гребёт», а остальные бы элементарно постеснялись.

– Нужен барабан, как на галёрах, – лениво подумал оружейник.

Ицхак сидел в правом заднем углу плота и наблюдал за общим его поведением, хотя и не очень внимательно. Смены, которые заступали на заимки сейчас, были первыми, которые взяли с собой не только оружие, но и доспехи на всю команду. Кстати, после несчастного случая на последней охоте, все доспехи были доделаны моментально. Количество тренирующихся по утрам с оружием возросло в разы, но уже спустя неделю начало падать. Очевидно, что нужно более совершенное оружие, более дальнобойное, более точное. Тренировки тренировками, но прогресс важнее. Путтера не расстроило то, что невеста не поехала с ним. Может, даже обрадовала возможность пожить отдельно, подумать, а надо ли оно вообще. И поскольку он с самого начала считал, что вроде как пока не надо, то и сам не понимал, зачем позволил втянуть себя в это сомнительное дело. Как он сказал? «Если ты за это время не передумаешь…» Точно. Может, все-таки передумает? А? Ну, пожааалуйста! А вдруг всех женщин к концу года разберут, и он останется один до конца жизни? Ну, что за ужасы! Люди, бывает, разводятся, погибают… Ну, вот, теперь еще большие ужасы. Зачем об этом думать сейчас? Если он так сильно беспокоится о создании семьи, да еще при наличии невесты, то чем он лучше того Петра Алтуфьева, который беспокоится об устройстве местной Вселенной?

По центру с правой стороны сидела Чен-Сук. Гребцы расположились на плоту таким образом, чтобы более или менее равномерно распределить силы, поэтому женщин посадили посередине. Кореянка была одним из главных специалистов по плетению в племени. Ее скорость втрое превышала среднюю скорость плетения поселенца, а качество почти всегда оказывалось лучше. Поскольку собирать рогоз и заготавливать рыбу все женщины были горазды с примерно одинаковой скоростью, то специалистки по плетению оказывались в чуть более выгодном положении: при распределении работ им доставалось гораздо больше плетения и меньше других работ. А поскольку им это было еще и в удовольствие, в отличие от менее ловких соплеменников, которые приходили в бешенство при попытке сделать себе лапти или, боже упаси, шлем, то «вязальщицы» были просто счастливы. Счастлива была и Чен-Сук. В каком-то смысле. В другом смысле, плетение, как и любая механическая работа, позволяла много времени посвятить своим мыслям. И, поскольку Чен-Сук из-за высокого языкового барьера не имела возможности полноценно общаться, тренируя язык, она все время думала. В основном, вспоминала дорогих ей людей, которые остались на Земле и жизнь, которую она вела. И от этого делалось очень, очень тоскливо. Иногда она сочиняла песни. Прямо в голове, за плетением или другой работой. Но с песнями возникали технические сложности. Во-первых, кроме нее и мужа, никто не понимал слов. Во-вторых, песни были под флейту, а на флейте умела играть только она. Чен-Сук пробовала играть мелодию, и просила мужа петь, но с досадой осознавала, что у Хёна нет ни слуха, ни голоса. А когда она выходила за него замуж, ей совершенно не казалось это минусом. Скорее, наоборот, одноклассники по музыкальной школе казались странными. Кроме флейты, из музыкальных инструментов были еще две гитары, но под гитару песня не звучала. Получается, она может писать песни только у себя в голове, даже исполнить не может. Чен-Сук решила следующую песню сочинить так, чтобы она нормально могла исполняться под гитару. Но все равно слова поймут только она и Хён. Неделю назад, после похорон Галины, кореянка сочинила песню «Охотница», посвященную ей. Но соплеменники не только не могли понять смысл, они даже не знали, что такая песня существует. Может, через несколько лет, живя с этими людьми, Чен-Сук сможет писать песни и на других языках. И сможет обучить кого-нибудь играть на флейте.

Впереди нее, у самого края плота, неудобно скрестив ноги, сидел Игорь Мальцев. Его жизнь на Земле оборвалась во время возвращения из путешествия к родственникам в Орел. Во Владивосток приехал брат, и они вместе полетели к нему. А обратно Игорь возвращался один, и это была его первая самостоятельная дорога. Иногда мальчик сетовал, что самолет попал на другую планету по пути обратно, а не туда. Ведь тогда они бы попали сюда вместе с братом. А так здесь парень страдал от одиночества. Ближайшими по возрасту из ребят были немцы, и хотя он надеялся, что однажды удастся с ними подружиться, пока не очень получалось.

Девчонки такого возраста, в принципе, есть, это хорошо. Но нужен приятель, а его пока не было, несмотря на то, что прошло уже очень много дней. Игорь смотрел вперед, на то, как плещется вдалеке вода и как она омывает плот вблизи. Ему нравилось сплавляться по реке и он решил для себя, что, когда на следующее лето соберется экспедиция проведать людей, ушедших с Хэнком, обязательно постарается в нее попасть. Кстати, интересно, что с ними.

Эрих тоже сидел впереди, только с другой стороны плота. Он видел, что течение ровное и спокойное, постоянного внимания вода не требует. Поэтому, держа одну руку на весле, второй он держал тетрадку с новыми словами и пытался их учить. Сначала он ставил себе цель учить по двадцать слов в день, но реальность оказалась такова, что под силу ему было выучивать только пять-десять, зато в языковой среде заученные слова не забывались. Жалко, что сидя на плоту нельзя потренироваться с копьем.