Джандо - Роман Канушкин

Юлик Ашкенази возвращался в свой офис. Несколько минут назад он принял решение. Юлик Ашкенази не был трусом, он лишь удачно эксплуатировал человеческие слабости и поэтому несколько минут назад отдал распоряжение Хотабу найти и доставить к нему «этого дяденьку». Юлик усмехнулся, заметив, как побледнело лицо и обескровились губы Хотаба, — и вот за этого азартного паренька ты собирался сейчас укрыться?!

— Что-то не так? — поинтересовался Юлик.

— Как я его найду? — огрызнулся Хотаб.

Значит, есть чего бояться. «Есть чего бояться, — подумал Юлик. — Но если я собираюсь с ним встретиться, почему же я должен отказывать тебе в этом удовольствии?..»

— Не мне тебя учить, — снова усмехнулся он, — но уж коли настаиваешь… Хотаб, ты сейчас один или с бригадой поедешь в эту вашу удачно приобретенную квартиру и будешь ждать его там. Если твоего дяденьки сейчас и нет дома, то рано или поздно он туда вернется. Логично? Адрес тебе известен.

Хотаб посмотрел на Юлика глазами затравленного волчонка— злится, значит, приходит в себя. Здоровый рефлекс.

— Но он сжег все документы — эта квартира не принадлежит сейчас «Норсу». — Хотаб действительно был перепуган и пытался как угодно отвертеться от этой работы. — Кража со взломом — вот как это будет называться…

Юлик посмотрел на него насмешливо:

— Не поздновато ли ты вспомнил об Уголовном кодексе? Ладно, остались копии…

— А если нет?

— Значит, нет. Я с этим разберусь. А ты найдешь мне дяденьку.

— Дай Бог, чтоб он сам меня не нашел…

— Хотаб, в следующий раз я увижу тебя только вместе с твоим алкашом-поджигателем. И еще: сделаешь все как надо — я забуду про твои рулетки и про твою тягу к шикарной жизни и крупным проигрышам за мой счет. — Хотаб быстро взглянул на Юлика, темная молния блеснула в его глазах, и Юлик решил додавить: — Но если ты исчезнешь из этой квартиры раньше, чем туда явится твой дяденька, то, Хотаб, тогда уже тебя найду я. И поверь мне — у нас будет достаточно тем для разговоров.

«Ты, Ашкенази, гребаный мудил о и последний гондон, — думал Хотаб. — Ты даже не знаешь, с кем ты решил связаться. Этот дяденька, возможно, гипнотизер типа того пацанчика, который кадрит классную телку — манекенщицу. Надо просто иногда почитывать журналы для новых русских. Как его — Дэвид Копперфильд? Типа того, и телка у него классная. Этот Дэвид Копперфильд как-то на глазах целой толпы заставил исчезнуть Статую Свободы. Только наш дяденька— фокусник покруче. Представляешь, если на глазах толпы он заставит исчезнуть твой собачий «Норе»? Во будет ништяк!..»

Разбитое зеркало в голове Хотаба снова попыталось склеиться: «Ашкенази, ты, конечно, крутой, но мне, наверное, просто повезло. Как в анекдоте — помнишь? «Просто повезло!» Дяденька мне уже помог отвязаться от тебя, и сейчас я с братвой поеду к нему на хату. И сделаю все возможное, чтобы ты, Ашкенази, мудило гребаный, помог мне отвязаться от этого дяденьки».

Это случилось почти перед самым офисом Юлика, когда лимузин проезжал мимо дорогого итальянского ресторана, расположенного в революционном центре Москвы. Того самого, где Юлик провел вчера ночь.

— Бог мой, — проговорил Юлик. — Вот это место…

Весь вчерашний вечер вдруг спрессовался в одно мгновение, чуть не взорвавшее рассудок Юлика Ашкенази. Располневший тореадор, непонятный разговор о корриде, об убийстве, о курицах… Испания, каталонские цыгане, фламенко, Дядя Витя…

— Бог мой, — прошептал Юлик.

Длинный рыжий австрияк, совсем юная компания, шаль, в которую закуталась эта милая девчушка Валери, танцующая фламенко… Полубезумный дед, который Юлику очень понравился.

Дядя Витя…

— Как, прямо — дядя?!

— Да-да, Дядя Витя…

А визитной карточки у него нет. И вообще у него вроде теперь и жилья никакого нет.

Жилья никакого нет.

— Так, значит, у тебя последняя гастроль? — удивленно спросил Юлик.

— Нет, первая! — ликующе сообщил дед.

Первая…

Вчерашний безумный дед.

Это было похоже на сумасшедший полет над земным шаром. Это было очень весело. Просто великолепно. Безумно весело. А гастроль у него первая. А на корриде надо быть либо тореадором, либо быком. И быстрый внезапный пожар. А бананы могут начать гнить. И это только первая… гастроль.

— Бог мой, — снова прошептал Юлик. — Может, совпадение?! Ведь такое может быть? Просто совпадение?

Опять завибрировал пейджер, словно пропуская через Юлика разряд в несколько сот вольт. Юлик осторожно отодвинул полу пиджака и увидел, как дрожит его собственная рука.

Ему напомнили о себе — никаких простых совпадений не бывает, дорогуша. Юлик услышал свой голос, и, наверное, это было самым неприятным. Так этот голос не звучал очень давно. С тех самых пор, как Юлик перестал быть маленьким пугливым мальчиком, убежавшим от теней, притаившихся по углам его комнаты, в спасительную постельку любимой мамы.

— Кто ты такой?! — простонал-провизжал сейчас этот голос, всплывший из забытого прошлого.

Мать Дениса Люси допила пиво и поставила бутылку в ящик для пустой посуды.

«Четвертая с утра, — подумала Люси, — многовато… Надо взять тайм-аут, а то я так не закончу работу».

Полчаса назад ей уже пришлось прерваться, оставив на время свое грандиозное полотно, очень быстро продвигающееся к завершению. Полчаса назад Люси услышала нечто, вызвавшее сначала изумление, а потом все более наполняющее ее радостью и гордостью за сына.

— Мальчик мой, — проговорила Люси, — так вот что ты приготовил для своей мамочки.

Люси уже давно смирилась с мыслью, что из ее сына не получится музыканта. К еще совсем маленькому Денису преподаватель игры на фортепьяно приходил домой, и Люси в своих мечтах видела себя мамой маленького вундеркинда. Но вундеркинда из него не получилось. В музыкальную школу Денис тоже ходил из-под палки, и после нескольких провалов на экзаменах Люси признала, что довольно мучить мальчика и позорить себя. Не всем дан талант к музыке, и здесь вовсе нет ничего страшного. Что же делать — проживем и без этого. И хоть сейчас Денис иногда садился за пианино, дальше «Чижика-пыжика» дело не шло. Поэтому когда полчаса назад Денис взял чистый и сочный мажорный аккорд, Люси была убеждена, что это случайность, и подумала: «Дурашка, не захотел учиться…

Потом Денис взял минорный аккорд, и у Люси вдруг участилось биение сердца — это был всего лишь аккорд, но после сочной радости до мажор он показался наполненным трагизмом и ощущением приближающейся бури.

«А мальчик-то все-таки немножко занимался, втихомолку от мамочки, — подумала Люси. — Наверное, хотел сделать мне приятное».

Она услышала, как пальцы мальчика побежали по клавиатуре, и старое фортепьяно, давно уже не воспроизводящее ничего, кроме «Чижика-пыжика», ожило. Забытый инструмент, словно благодарный пианисту, решил показать все, на что он способен. А пианист был настоящим виртуозом, быть может, не хуже того великого, о котором грезят все рояли мира и который сочинил эту музыку. Денис играл, и Люси, слышавшая только своего сына и стук собственного сердца, никогда бы не могла предположить, что такое возможно. Денис играл «Революционный этюд» Шопена.

— Боже мой, что происходит с мальчиком? — проговорила Люси, не зная, пугаться ей или плакать от радости. — Значит, он репетировал, пользуясь любой минутой, когда меня не было дома. Мальчик мой, он решил сделать мне подарок!

Люси вошла в комнату Дениса и слушала игру своего сына, боясь прервать его и чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. И очень хорошо, что Люси была кино-, а не меломанкой, хорошо, что она сама никогда не занималась музыкой профессионально и, по правде говоря, мало что в ней смыслила. Иначе бы она поняла, что втихомолку от мамочки так выучиться играть нельзя. Иначе бы Люси очень испугалась. Потому что Денис играл не просто технически сложное произведение, он играл его так вдохновенно и блестяще, что любой из великих пианистов, живущих сейчас в мире, смог бы оценить его мастерство и, конечно, в шутку предположить, а не сам ли Шопен вернулся на землю в образе этого молодого гениального дарования. К счастью для себя, Люси всего этого не знала. Иначе бы она очень испугалась. А сегодняшний день и так приготовил немало вещей, которых несложно испугаться.

Денис прервал сам себя.

— Мальчик мой, что происходит? — Люси смотрела на сына глазами, полными любви. — Ты — мое чудо! Где ты так выучился играть?

— Чуть позже я сыграю тебе Вагнера, мама, — проговорил Денис, и Люси удивил и озадачил его взгляд. Он смотрел как-то странно насмешливо. — Ладно, сейчас я хочу отдохнуть. Надо навестить Егора; с ним кое-что вчера произошло… Разбуди меня минут через сорок. — И он прилег на свою софу и тут же уснул.