Фантастическая сага - Пол Андерсон

— Скафлок, немедленно избавься от этой девчонки. Раз не хочешь убить, отправь ее домой.

— У нее нет дома. А просить хлеба по дворам я ее не пошлю — и так достаточно натерпелась. — В голосе его зазвучала насмешка: — И вообще, какое тебе дело до двух каких-то смертных?

— Мне есть дело, — скорбно проговорила Лиа. — Вижу, предчувствия меня не обманули. Что свой своего ищет, это понятно. Желаешь подругу по своему образу и подобию — возьми любую смертную деву, любую, кроме этой. На ней роковая печать. Не случайно, ох, не случайно встретил ты ее, а коли оставишь при себе, не миновать тебе беды.

— Фрида не может принести мне несчастье, — хрипло проговорил он. А потом сказал, просто чтобы сменить тему разговора: — Когда вернется Имрик? Он уехал прежде, чем я вернулся из Тролльхейма. Говорят, государь призвал его.

— Он скоро будет дома. Дождись его, Скафлок. Может быть, он сумеет распознать угрозу, которую я только сердцем чую.

Скафлок фыркнул:

— Мне приходилось сражаться с троллями и демонами, так неужто я испугаюсь девушки? Это даже не карканье, а какое-то куриное кудахтанье.

Он повернулся и повел Фриду прочь.

Пораженная Лиа долго смотрела им вслед, потом побежала прочь по переходам замка. В глазах ее блестели слезы.

Скафлок и Фрида отправились бродить по замку. Поначалу девушка говорила мало и вообще была подавлена, но потом принятые ею снадобья и чары Скафлока сделали свое дело и обычная жизнерадостность стала понемногу возвращаться к ней. Фрида стала чаще улыбаться, восклицать, смотреть на своего спутника, иногда же принималась восторженно щебетать о чем-нибудь, прямо как птичка. Наконец Скафлок сказал:

— Пойдем на улицу. Поглядишь, что я для тебя сделал.

— Для меня?

— Ну, и для себя тоже, если то будет угодно Норнам, — рассмеялся он.

Пересекши внутренний дворик, они вышли из замка через высокие бронзовые ворота. Ярко сверкал на солнце исчерченный голубоватыми тенями снег. Кругом не было видно ни единой эльфийской души. Скафлок с Фридой прошли в блистающий ледяным убором лес, вдвоем укрываясь одним скафлоковым плащом. Изо рта у них поднимались к безоблачному небу облачка пара. Мороз стоял такой, что было больно дышать. В отдалении слышался рокот прибоя, шелестел хвоей заснеженных елей ветер.

— Холодно как! — дрожа всем телом, проговорила Фрида. Казалось, в целом свете только и осталось теплого, что красноватый оттенок ее волос. — Снаружи твоего плаща такой холод!

— Да, уж, холодновато было бы тебе бродить по дорогам, прося милостыни.

— Наверное, меня приютили бы. У нас было много друзей. А земля нашей семьи, теперь моя, пошла бы на приданое.

Последние слова она выговорила с трудом.

— Зачем искать где-то друзей, коли они есть у тебя прямо здесь? Что до земли — смотри!

Они перевалили через холм, бывший частью окружавшей небольшую лощину гряды и спустились вниз, туда, где Скафлок загодя устроил при помощи чар настоящее лето.

Стоявшие подле небольшого певучего водопада деревья были зелены, высокая же трава вся расцвечена цветами. Пели птицы, резвилась в воде рыба, пара ланей без страха глядела на приближающихся людей.

Фрида вскрикнула от радости и захлопала в ладоши, Скафлок же сказал с улыбкой:

— Я сделал это для тебя, ведь ты — лето, жизнь, радость. Забудь зимние утраты и скорби, Фрида. Здесь у нас будут свои времена года, не такие, как вовне.

Они прошли в лощину и, скинув свой плащ, уселись отдохнуть подле водопада. Волосами их играл теплый ветерок, вокруг было видимо-невидимо спелых ягод. По приказу Скафлока собранные Фридой ромашки сами сплелись в венок, который он торжественно надел девушке на шею.

В Фриде не было страха перед его магическим знанием. Откинувшись назад, она жевала имеющее вкус самого дорогого вина яблоко, которым угостил ее Скафлок (плод этот, похоже, и пьянил, как вино) и слушала его новые висы:

Попавши в сеть твоих кудрей прекрасных,Что на поверку всех оков прочней,Я был к тому же ранен взором яснымИ угодил в плен прелести твоей.Быть пленником — страшнее нет недоли,Моя ж душа совсем не просит воли.Так сладок ей твоих объятий плен —Все прочее в сравненьи прах и тлен.Впервые в той любови беззаветнойЯ стал просителем — прошу любви ответной.

— Так нельзя, — слабым голосом сказала она, не в силах, впрочем, противиться вдруг охватившему ее желанию то ли вздохнуть, то ли улыбнуться, то ли сделать и то, и другое вместе.

— Только так и можно. Только так и нужно.

— Ты язычник, а я…

— Говорил я тебе, чтобы не произносила таких слов! Теперь придется тебе заплатить за то, что ослушалась.

Скафлок приник губами к ее губам, вложив в поцелуй этот все свое умение. Поцелуй был долгий. Начавшись с мягкого прикосновения губ, с каждым мгновением исполнялся он все большей страсти. Поначалу Фрида пыталась вырваться, но вдруг почувствовала, что совершенно обессилела. Силы вернулись к ней лишь тогда, когда она ответила на скафлоков поцелуй.

— Ну что, разве плохо было? — осведомился он, смеясь.

— Нет… — прошептала она.

— Я знаю, что душевные раны твои еще не успели затянуться. Но скорбь пройдет. Уверен, те, кто любили тебя ни за что не хотели бы, чтобы было иначе.

Вообще говоря, боль уже покинула сердце Фриды. Осталась лишь нежность да грусть от того, что не суждено ее родным узнать Скафлока.

— Тебе надо подумать о своем будущем, Фрида, а паче о том, чтобы продолжился род, из которого уцелела лишь ты одна. Я дам тебе все богатства и диковины Альфхейма, а взамен не попрошу никакого приданого, только тебя саму, любимая. Защитой тебе и всему, что тебе дорого, будет вся моя рать. Но главный мой дар тебе — моя неугасимая любовь.

Никакими чарами нельзя заставить человека полюбить. Но эльфийская магия помогла развеять скорбь и взрастить сдерживавшийся ею драгоценный росток, быстро затем расцветший на благодатной ниве юности.

День этот кончился, и на благоухающую летним разнотравием долину спустилась ночь. Фрида со Скафлоком лежали подле водопада, слушая пение соловья. Наконец девушка уснула.

Скафлок же долго лежал без сна. Он многое понял, слушая ровное дыхание доверчиво спящей, положив голову ему на плечо, Фриды, вдыхая аромат ее волос, ощущая тепло ее тела, вспоминая о том, как безоглядно шла она к нему и с горем, и с радостью.

Поначалу желание пробудить в Фриде любовь диктовалось у него одним лишь озорством. Смертные девы, которых случалось ему видеть в землях людей, редко бывали одни, без сопровождения.